История московского Чингисхана. Цена успеха в деньгах, любви и одиночестве
Шрифт:
– Арман, ты где? – закричал он. Я сразу понял, что-то не так. Борин голос был не просто взволнованным, он был заплаканным.
– Боря, что случилось? – спросил я, а у самого сердце вдруг заходило в груди ходуном, словно маятник, в предчувствие плохих вестей.
– Арман, мы потеряли Багу… Мы потеряли нашего Баглана! – выкрикнул Боря и навзрыд зарыдал прямо в трубку…
– Я не понимаю тебя, – ответил я. – Объясни, что случилось?
– Бага разбился на машине, он умер, понимаешь! Баги больше нет! – истошно выл Байгали, и его голос резонансом отзывался у меня внутри. До меня не доходило то, что он только что
– Боря… – где-то в глубине души у меня еще жила надежда. – Хватит пороть всякую чушь, ты что такое говоришь! Что значит, Бага умер?
– Бага разбился на машине, – не переставал кричать Байгали. – Мы сейчас здесь все, на Звенигородском шоссе, это район Улицы 1905 года, он лежит здесь на асфальте. Мертвый.
И снова заголосил:
– Мы потеряли нашего Баглана, мы потеряли нашего Багу!..
Еще не осознавая этого, я опрометью бросился из салона самолета наружу.
– Арман, ты куда? – Томас выскочил вслед за мной и догнал уже на трапе. – Что случилось?
– Бага разбился, – ответил я коротко и отвел глаза. – Не могу сейчас говорить, извини. Едем на «1905 года»…
Где-то в районе солнечного сплетения я ловно чувствовал нож. Судьба с размаху воткнула его, как подкравшийся втихомолку тать, и теперь поворачивала, безжалостно вспарывая внутренности, а холодное мерзкое лезвие причиняло нестерпимую, дикую боль, которая накатывала волной под горло и не давала дышать. Пересохшими губами я ловил воздух. Я просто знал – случилось страшное, и ничего больше не будет как прежде.
Томас не задавал вопросов. Он устремился за мной, мы тут же сели во встречавшую нас машину и погнали на полной скорости в район Улицы 1905 года – это примерно полчаса от Шереметьево.
Даже увидев своими глазами перекореженную машину, лежащего на асфальте окровавленного Багу, мертвую девушку, кажется, его сотрудницу, плачущих и суетящихся людей вокруг – я не мог поверить. Я только что, буквально несколько часов назад, слышал Багин задорный смех, его голос, и думал, что так будет вечно. Всегда. Но выиграла смерть. Это она крадет наших близких, вторгается в наши планы, не спрашивая, нравится нам это или нет – ей все равно, успели ли мы сделать что-то важное, что-то сказать, кого-то полюбить, или нет… Ей все равно, что станет с нами и нашими душами. Ей просто нужны новые живые тела. Но почему Баглан? Почему именно он?
Вокруг собралось неисчислимое количество журналистов, прохожих. Среди этой толпы буднично сновали работники ДПС, составляя протоколы – уже почти все было окончено, и трупы должны были погрузить в машину «скорой помощи», чтобы везти в морг.
«Это просто сон, – проносилось в голове. – Этого не может быть, не может. Он должен был меня встретить». Я все еще слышал Багино «я тебя люблю, друг» – и тут же видел его беспомощное тело на земле. Какая-то дисгармония, нелепость. Вся эта разноголосица звуков и чувств вдруг переполнила меня, и дремавшее внутри несчастье выплеснулось наружу потоком слез, которые я не мог и не хотел останавливать.
Тем временем машина «скорой помощи» отъехала, увозя дорогого мне человека. Ребята из «А-Студио» подходили ко мне, что-то спрашивали, пытались докричаться до меня, а я ничего не слышал и не понимал, будто в этот момент оглох. Я слышал только звонкое: «Я люблю тебя, друг»… и заливистый смех в трубке
Наконец я осознал, что произошло, а также понял, что теперь необходимо заниматься организацией похорон – «А-Студио» взяли все эти вопросы на себя. Ребята подготовили документы для отправки Баглана в Алма-Ату, где его тело ждали убитые горем родители. По мусульманским обычаям похороны должны состояться сразу же после трагедии, поэтому времени на церемонии не было – мы устроили короткую панихиду, после чего гроб улетел в Казахстан, на родину.
Я не знаю, гримаса ли это судьбы, но я не видел похорон Баглана. В тот же день в Ташкенте должен был состояться большой праздник в честь рождения моего сына, мы планировали эти мероприятия задолго до случившегося, были созваны все родственники, друзья, и вдруг такое… Похороны моего друга. И одновременно праздник по случаю рождения первенца. Жизнь и смерть.
Байгали сказал мне на это:
– Арман, теперь ты должен думать о живых. В данной ситуации ты уже ничего сделать не сможешь. Ты Багин близкий друг, мы все это знаем. Важно, что у тебя в душе. Поезжай на праздник своего сына. Я думаю, что Бага правильно бы тебя понял.
Когда-то давно я встретил Баглана в Москве. И попрощался с ним тоже в Москве. Он навсегда остался моим московским другом. Самым близким из всех, кого я когда-либо знал.
Я даже не могу вспомнить сейчас, как я провел свой праздник – беда и радость завязались в один причудливый узел, но по возвращении в Москву я уже четко осознавал, что Баги больше нет. Я силился, но никак не мог сжиться с этой мыслью. Время остановилось для меня. Целыми днями я рыдал так, будто у меня вырвали кусок. Это словно вакуум, поражающий тебя непривычной тишиной и отсутствием какой-либо надежды. Бродил по дому, натыкаясь на подаренные Багой вещи, я то и дело хватался за телефон, потому что мне не хватало ежедневного:
– Арман, Арман, Арман! Я тебе сейчас такое расскажу, ты упадешь!
Да, у меня была жена, маленький сынишка, которых я безумно любил. Но род чувств, который я испытывал к Баглану, был совершенно иным. Друг – это навсегда, считал я. Все в этом мире непостоянно и быстротечно, иногда люди женятся повторно. Детей тоже может быть несколько, а потом они, вырастая, уходят от нас и живут своей жизнью. И только друг – это святое, что остается с тобой, несмотря ни на что, на всю жизнь. Мы были с Багой вместе пятнадцать лет, многое пережили – и горе, и радость. В Москве моей опорой сначала был только Баглан. Потом у меня появилась семья, и я считал, что теперь могу чувствовать себя в окружении самых близких. Но вышло так, что осталась только жена и сын.
Жена пыталась мягко возвращать меня в этот мир:
– Баглану ты уже никак не поможешь. Сейчас ты должен подумать о нас, как нам жить… У нас есть ребенок, посмотри…
Ее слова и забота действительно сдерживали меня и не давали тонуть. Постепенно, шаг за шагом, я начал приходить в себя и спустя несколько недель, наконец, окончательно вернулся к работе…
Хадж
Мурат тоже стремглав примчался на место гибели Баглана, и он был вне себя от произошедшего – с ним случилась настоящая истерика, он так плакал и рыдал, что заставил бы содрогнуться даже камень. Ведь Баглан тоже был его другом – причем одним из самых близких, почти как и мой.