История Московской городской больницы им. С.П. Боткина. 1910-1965

Петров Валерий Петрович

На одном ночном заседании вопрос был почти решен и утром должны были обсуждаться уже детали переезда. По окончании ночного заседания Свердлов отправился на наиболее крупные фабрики, велел дать тревожный свисток, собрал рабочих, воодушевил их речью и заручился их готовностью защищать город. На утреннем заседании

неожиданно для всех он заявил, что не допустит выезда правительства из Петербурга и что, если не будет немедленно издан манифест о решении правительства оставаться в Петербурге и защищать его, то через час Ленин, Троцкий и другие наиболее видные коммунисты будут арестованы рабочими как изменники. Угроза Свердлова и решение рабочих защищать Петербург повлияло на правительство – оно решило остаться.

В семейной жизни Я. М., по-видимому, был счастлив: жена, старше его лет на 5, на 7, очень любила его, сам же он боготворил своих маленьких детей, купал их сам, укладывал спать и возился с ними в свободные минуты. Отец, брат и две сестры относились к нему с любовью и очень большим уважением. Это заслуживает внимания, потому что все они не принадлежали к партии коммунистов и так или иначе потерпели от революции. Так, например, отец, мелкий типограф, лишился типографии, составлявший все его имущество; сестра, бывшая замужем за богатым коммерсантом в Харькове или Екатеринославле, потеряла в зависимости от революций все состояние; брат бывший директором вагоностроительного завода в Америке, тоже не имел здесь, в Москве, ничего за душой. Казалось, что у семьи должно существовать по отношению к нему, как видному члену партии, виновной в их разорении, известное чувство обиды, если не неприязни, но я этого абсолютно не мог подметить и видел их искреннее горе, когда он умер.

Для меня Я. М. представлял бы совершенно цельный тип, если не некоторые

мелочи его обстановки жизни, которые меня сильно смущали. Я не говорю о хорошей квартире, которую он занимал, и об обстановке – это была обычная казенная обстановка кавалерского корпуса в Кремле; меня смущали питание его и его семьи, и прислуга, услугами которой они пользовались. В настоящее время, когда многое из коммунистической программы уж не имеет места в жизни, когда мы видим целый ряд компромиссов, я, конечно, не обратил бы внимание на эти мелочи, но мое знакомство с Свердловым относится к началу 1919 года, когда, во-первых, население Москвы сильно голодало и на улице часто встречались опухшие от голода лица, во-вторых, в декретах проводились еще чрезвычайно строгие коммунистические принципы и шла борьба с буржуазными привычками.

Бывая у Свердлова в разное время дня, я мог констатировать, что семья его питалась не только хорошо, но лучше, чем в мирное время питался обыватель среднего достатка: к утреннему чаю подавался белый хлеб, масло, икра, сыр или ветчина, а вечером я видел на столе яблоки, груши и виноград. Обед был сытый с обильным количеством редкого в то время мяса.

Для личных услуг у Свердловых было три лица: бывший дворцовый лакей, кстати сказать, производивший курьезное впечатление своей серой курткой и светлыми пуговицами с орлами среди коммунистических косовороток и кожаных курток, затем какая-то женщина – горничная или кухарка – и бонна при детях.

Этот обильный стол и прислуга как-то не вязались со всей остальной фигурой Свердлова, и это меня сбивало с толку, я никак себе не мог объяснить, как мог Свердлов допустить то и другое в своей жизни, с чем он боролся в отношении других.

Конец ознакомительного фрагмента.