История нацистских концлагерей
Шрифт:
Первые нападки на «преступников» и «асоциалов»
Преследование лиц, чье поведение не вписывалось в рамки общепринятого, являлось неотъемлемым элементом нацистской политики устранения из жизни рейха всех тех, кто по различным критериям не желал или не мог вписаться в мифическое «народное сообщество». Побуждения чиновников социальных служб, судебных и полицейских инстанций были столь же различны, как и те, кого вышеперечисленные инстанции выбрали объектом нападок, и нередко отражали требования, предшествовавшие приходу нацистов к власти. Часть чиновников грезила утопическими видениями выкорчевывания одним махом всех социальных бед; других обуяла концепция «расовой гигиены», некоторые рассчитывали через насильственное устранение безработицы стимулировать развитие экономики. Развернувшееся в Германии наступление на маргиналов имело целью не только убрать их подальше с глаз людских, но и получить возможность воспользоваться дармовой рабочей силой, помещая таких субъектов не только в традиционные государственные исправительные учреждения (тюрьмы и ИТУ), но и в концентрационные лагеря [795] .
795
Wachsmann, «Policy», 133–135.
Судьба асоциальных элементов, брошенных в концентрационные лагеря, повсеместно игнорировалась после Второй мировой войны, об этой категории заключенных просто «забыли». Если авторы трудов о концлагерях и упоминали о них, то лишь исключительно ради того, чтобы свалить всех узников концлагерей в одну кучу – тактический маневр нацистов, целью которого было заручиться пониманием широких общественных кругов и замарать репутацию политических
796
Многие политические заключенные были убеждены, что нацистский режим стремился унизить их, помещая на одни нары с отбросами общества (Kogon, Theory, 37). Эта концепция впоследствии принималась историками как в Восточной, так и в Западной Германии (K"uhnrich, KZ-Staat, 58; Richardi, Schule, 226–227; Baganz, Erziehung, 61–62, 145–146). О критическом рассмотрении историографии см.: Ayass, «Schwarze und gr"une Winkel».
797
В исследованиях 1990-х гг., касающихся отдельных категорий заключенных, все еще игнорируют такие категории, как «асоциалы» и «преступники»; Feig, «Non-Jewish Victims».
798
Herbert и др., «Konzentrationslager», 26–28; Herbert, «Gegnerbek"ampfung»; Orth, SS, 148–150, 298.
799
О различных средствах при арестах аутсайдеров общества и помещении их в концлагеря см.: H"orath, «Terror-instrument».
Едва вступив в должность полицей-президента Мюнхена в марте 1933 года, Генрих Гиммлер объявил об «уничтожении преступников как класса» как о приоритетной задаче [800] . В ближайшие месяцы он разработал концепцию органов полиции как инструмента очищения общества от нежелательных элементов, а первые лагеря – как места содержания под стражей, отбытия наказаний и исправления [801] . Подход Гиммлера изменил облик его образцового лагеря Дахау уже с лета 1933 года, когда полиция доставила туда первых предполагаемых преступников и лиц без определенного местожительства [802] . Их число вскоре увеличилось, это произошло после того, как полиция в сентябре 1933 года арестовала десятки тысяч неимущих и бездомных в рамках общенациональной акции. Хотя власти быстро освободили большинство задержанных, некоторые из них пробыли в лагерях и исправительно-трудовых лагерях довольно долго [803] . Только спустя год, уже после основания эсэсовцами Дахау, состав его заключенных заметно изменился. Политические заключенные составляли все еще подавляющее большинство всех заключенных Баварии, подвергнутых превентивному аресту, но все же их процент снизился приблизительно до 80 % к апрелю 1934 года: остальные 20 % приходились на асоциальные элементы, среди которых 142 человека были отнесены к категории «уклоняющихся от работы», 96 – к «вредным для нации» и еще 82 обвинялись в «асоциальном поведении» [804] .
800
«Der neue Geist im M"unchner Polizeipr"asidium», V"oB, March 15, 1933.
801
Tuchei, Konzentrationslager, 157, 209, 312.
802
Z'amecnik, Dachau, 57; Rubner, «Dachau», 67.
803
Ayass, «Asoziale», 19–41.
804
Всего в Баварии насчитывалось 2592 заключенных (включая 142 ИТУ Ребдорф), 2 009 из них обвинялись в политических преступлениях; численность (в основном на 10 апреля 1934 г.) см.: Tuchei, Konzentrationslager, 155–156; robisch and Wieland, System, 105. О категориях заключенных Ребдорфа как «уклоняющихся от работы» см.: Mdl to Ministry of Finance, August 17, 1934, NCC, doc. 232.
Помещение асоциальных элементов в Дахау не ушло от внимания имперского наместника в Баварии (рейхскомиссара Баварии) фон Эппа. Стремясь сократить количество заключенных, Эпп в марте 1934 года высказывал мнение о том, что аресты предполагаемых преступников и асоциальных элементов искажают смысл «цели и предназначение превентивных арестов» [805] . Гиммлера это не смутило. В грубом ответном послании он (см. главу 2) отметал всякую критику в свой адрес и детально разъяснил свое видение проблемы: «Мнение о том, что превентивный арест для алкоголиков, воров, растратчиков казенных денег, лиц, ведущих безнравственный образ жизни, уклоняющихся от работы и т. д. действительно не соответствует директиве о превентивных арестах, полностью верно. Однако превентивные аресты перечисленных лиц вполне соответствуют духу национал-социализма». По мнению Гиммлера, приоритетным был исключительно «дух национал-социализма», но никак не законность. Поскольку суды не имели возможности оперативно и жестко обходиться с асоциальными элементами и преступниками, аргументировал Гиммлер, полиция обязана поместить их в Дахау. Результаты, добавлял он, были впечатляющими: именно аресты сыграли «главную роль в снижении преступности в Баварии». Гиммлер не видел оснований для смены курса [806] .
805
BayHStA, Staatskanzlei 6299/1, Bl. 174–177: Reichstatthalter to MPr, March 20, 1934.
806
BayHStA, Staatskanzlei 6299/1, Bl. 132–141: Mdl to MPr, April 14, 1934, translation in NCC, doc. 23.
Генрих Гиммлер, вероятно, столкнулся с критикой в свой адрес, но он был не одинок в мнении о том, что асоциальные элементы необходимо искоренять [807] . По всей Германии государственные чиновники и официальные представители партии в 1933–1934 годах подвергали асоциальные элементы превентивному заключению, причем инициатива нередко шла снизу. В Гамбурге полиция задержала сотни нищих, сутенеров и бездомных в 1933 году и, кроме того, несколько тысяч проституток. И в других городах нацистские чиновники ополчились на так называемые асоциальные элементы, в особенности после «рейда против нищих» в сентябре. 4 октября 1933 года «Фёлькишер беобахтер» сообщила о «первом концентрационном лагере для нищих» в Мезеритце (Позен) [808] .
807
О взглядах Гиммлера и других в Баварии на действия в отношении асоциальных элементов см.: OdT, vol. 1, 55–56.
808
Ayass, «Asoziale», 31–32, цит. по 31; Drobisch and Wieland, System, 71; H"orath,
Что касается борьбы с преступностью, в 1933 году Пруссия проводила куда более радикальную политику, чем Бавария, вдохновленная общенациональным наступлением против рецидивистов. Германские юристы в течение многих лет выдвигали требования о вынесении приговоров к пожизненному заключению в отношении опасных рецидивистов, и их давнее желание наконец осуществилось в Третьем рейхе. В соответствии с Законом о рецидивистах от 24 ноября 1933 года судьи были вправе назначать наказания, связанные с лишением свободы и не ограниченные временем пребывания в тюрьме или лагерях; к 1939 году судьи вынесли почти 10 тысяч таких приговоров, в основном за незначительные имущественные преступления [809] . Впрочем, в юридических верхах Пруссии рассматривали новый закон как несовершенный, поскольку он предназначался для признанных виновными в преступлениях, совершенных повторно. По их мнению, для искоренения преступников как класса необходимо было арестовывать и «профессиональных преступников», которым формально не могло быть предъявлено никакое обвинение вследствие недостаточных доказательств их преступной деятельности. Герман Геринг разделял эти взгляды и ввел профилактическое содержание под стражей в полиции согласно декрету от 13 ноября 1933 года. С этого времени прусская уголовная полиция была вправе держать так называемых профессиональных преступников в государственных концентрационных лагерях без суда и без объявления приговора. Главными объектами становились лица, однажды уже совершившие преступление и понесшие за него наказание, в особенности преступники с длинным «послужным списком» преступлений против собственности; но и те, кто совершал преступление впервые, также подпадали под геринговский декрет, если полиция устанавливала наличие «преступных намерений» [810] .
809
Wachsmann, Prisons, 49–54, 128–137.
810
Цит. в Prussian Mdl decree, November 13, 1933, NCC, doc. 16. См. также: Wagner, Volksgemeinschaft, 198–200; Terhorst, Vorbeugungshaft, 74–80.
На тот период прусская криминальная полиция не предусматривала проведение массовых арестов. Старшие полицейские чиновники полагали, что небольшое ядро преступников ответственно за совершение большинства преступлений против собственности и что их выборочных арестов будет достаточно для удержания от совершения преступлений другими. Прусское министерство внутренних дел первоначально установило верхний предел в 165 заключенных, но вскоре планка была поднята до 525 человек; сначала арестованных направляли в Лихтенбург, где они скоро составили большинство заключенных [811] . Несмотря на относительно небольшое количество арестов, прусская инициатива представляла радикально новый подход к профилактическим арестам и готовила почву для будущего.
811
Wagner, Volksgemeinschaft, 200–203; Mette, «Lichtenburg», 141. На 25 мая 1934 г. все 257 заключенных Лихтенбурга составляли «профессиональные рецидивисты».
Незаконное задержание асоциальных элементов возросло в середине 1930-х годов. В Пруссии полиция арестовала большее число профессиональных преступников, сфокусировав внимание на «обычных подозреваемых», таких как грабители и воры со многими предыдущими судимостями. В 1935 году управление полиции сосредоточило их в Эстервегене, в результате чего инспектор Эйке сетовал, что, мол, концентрационный лагерь стал трудноуправляем; к октябрю 1935 года там содержалось 476 так называемых профессиональных преступников, сформировав самую многочисленную группу заключенных [812] . Между тем некоторые другие земли Германии переняли подобную радикальную прусскую политику, подвергая преступников профилактическим арестам с содержанием под стражей, в том числе и в концентрационных лагерях [813] .
812
Wagner, Volksgemeinschaft, 204–209; Roth, «Kriminalpolizei», 332–333; OdT, vol. 2, 541; Langhammer, «Verhaftungsaktion», 58; BArchB, R 3001/alt R 22/1469, Bl. 24: «Erfolg der Vorbeugungshaft», Berliner B"orsen-Zeitung, October 24, 1935; Там же (ehem. BDC), SSO, Loritz, Hans, 21.12.1895, Personal-Bericht, Stellungnahme Eicke, July 31, 1935.
813
Langhammer, «Verhaftungsaktion», 58–60; H"orath, «Terrorinstrument», 523.
Параллельно преследованию преступников, в середине 1930-х также продолжилось и задержание так называемых асоциальных элементов. Как и прежде, нацистские чиновники очерчивали границы контингента. В Баварии, например, летом 1936 года политическая полиция арестовала свыше 300 «нищих и бродяг», отправив их в Дахау в циничной попытке навести порядок на улицах в преддверии Олимпийских игр [814] . Кроме того, власти стали присматриваться ко всякого рода «аморальным особам». Десятки проституток были брошены в Моринген, среди них Минна K., арестованная полицией Бремена в конце 1935 года за проституцию. 45-летнюю женщину неоднократно задерживали и прежде, обвиняя ее в «приставании в пьяном виде к мужчинам» в питейных заведениях, то есть в сведении на нет усилий полиции «сохранять улицы и учреждения города чистыми в моральном отношении», а также в том, что подобные Минне К. граждане подвергают опасности общественный порядок и нацистское государство в целом [815] .
814
Цит. в Bavarian Gestapo to KL Dachau, July 10, 1936, NCC, doc. 97. См. также: ITS, ARCH/HIST/KL Dachau 4 (200), Bl. 15: KL Dachauto IKL, June 19, 1936; IMT, vol. 31, EE by M. Lex, November 16, 1945, ND: 2928-PS.
815
Police Directorate Bremen, November 23, 1935, NCC, doc. 253.
Таким образом, к середине 1930-х годов концентрационный лагерь превратился в распространенное оружие для борьбы с асоциальными элементами. Безусловно, их основным объектом были и оставались политические противники, но и социальные аутсайдеры теперь составили значительную часть контингента заключенных Дахау и других концлагерей. Когда 21 июля 1935 года делегация Британского легиона [816] посетила Дахау, лидеры СС (включая самого Теодора Эйке) заверили их в том, что из всех 1543 заключенных лагеря 246 – «профессиональные преступники», 198 – «уклоняющиеся от работы», 26 – «опасные рецидивисты» и 38 – «моральные извращенцы» – иными словами, приблизительно 33 % заключенных составляли социальные аутсайдеры [817] . В 1937–1938 годах их число возрастет еще больше по мере сосредоточения усилий полиции в применении насильственных мер против асоциальных элементов [818] .
816
Британский легион – организация ветеранов войны в Великобритании; создана в 1921 г. в целях оказания материальной помощи ветеранам, семьям погибших, содействия в вопросах пенсионного обеспечения и устройства на работу; финансируется за счет ежегодных пожертвований, доходов от предприятий – мастерских для инвалидов и членских взносов. (Примеч. пер.)
817
Остальных 950 заключенных эсэсовцы относили к категориям «политических» и 85 как «вернувшихся еврейских эмигрантов»; NAL, FO 371/18882, Bl. 386–390: Appendix A, Visit to Dachau, July 31, 1935. Согласно данным МИД Германии, на 1 ноября 1936 г. в концентрационных лагерях содержалось 1067 «профессиональных преступников» и других «асоциальных элементов» (не считая гомосексуалистов), что составляло свыше 22 % всех заключенных; StANii, Ausw"artigs Amt to Missionen и др., December 8, 1936, ND: NG-4048.
818
Wachsmann, «Dynamics», 24.