История Наташи Кампуш

Холл Аллан

По словам врачей, отметины на ее ногах являются скорее всего следствием кожного расстройства, нежели насилия. Данное утверждение было поддержано и ее матерью: «Они появились из-за недоедания, поскольку она получала практически одну лишь холодную пищу вроде бутербродов с ветчиной и никаких фруктов или овощей». Это совершенно не соответствует поздним заявлениям Наташи, что она готовила Приклопилю по рецептам из кулинарных книг, которые он покупал.

Госпожа Сирни добавила, что ей было очень тяжело увидеть по телевизору крошечную тюрьму Наташи. «Одежда в клетку, что висела на стене, — это платье, в которое Наташа была одета во время похищения. Наверное,

она хотела, чтобы оно всегда было у нее на виду, — ведь это ее единственная связь с прошлой жизнью».

Больше подробностей удалось узнать от ее мачехи Георгины Кох, которая рассказала: «Ее первое желание — мобильный телефон. Мы пошли и сразу же купили его ей, хотя и не знаем, сможет ли она им пользоваться. Она постоянно находится с психологами и полицейскими, даже когда у нее гости, там всегда кто-нибудь есть. Они даже не сразу разрешили принести нам ее детскую куклу».

Когда Людвига спросили, не боится ли он, что похититель жестоко обращался с его дочерью, он ответил: «Он причинил ей достаточно зла. Мне хватило одного взгляда на нее, чтобы понять это».

Однако противоречивые чувства, которые Наташа испытывала к Приклопилю, обнаружились уже в первые часы ее свободы. Ей рассказали о его смерти на следующий день, и, по сообщениям как медицинских, так и полицейских источников, ее первой реакцией был яростный гнев на полицию за то, что они «позволили этому случиться», стремительно сменившийся глубокой скорбью. Она горько плакала. Доктор Бергер, детский и подростковый психиатр из Венского университета, являющийся одной из ключевых фигур в проводящемся психиатрическом лечении Наташи, заявил, что это «неудивительно», учитывая степень «близости», возникшей с человеком, подвергшим ее заточению.

«Конечно же, подобный опыт является очень тяжелой психологической травмой, особенно для такой незрелой личности, как Наташа, — прокомментировал профессор Бергер. — Здесь две стороны медали: с одной — жертва претерпевает страдания и боль из-за чинимого насилия, однако с другой — присутствует также и сильнейшая эмоциональная связь. Восемь лет, проведенные в обществе всего лишь одного человека, теперь вырванного из ее жизни, естественно повергли ее в шок».

Шокированными оказались и следившие за этими странными взаимоотношениями, когда выяснилось, что Наташа воздала дань почтения своему похитителю, проведя десять минут наедине с его телом в морге в Венском институте судебной медицины и поставив зажженную свечу перед закрытым гробом. При этом, что по его словам было «торжественной и глубоко личной скорбной церемонией, длившейся несколько минут», девушку сопровождал ее консультант-психиатр профессор Фридрих.

Местные средства информации предположили, что этот визит в морг был, вероятно, рекомендован профессором Фридрихом как часть примирения госпожи Кампуш с ее восьмилетним испытанием. Однако профессор Бергер заявил, что Наташа настояла на том, чтобы повидать гроб своего похитителя, поскольку ей не разрешили присутствовать на его похоронах — в неотмеченной могиле на неназванном кладбище.

«Она хотела пойти на похороны господина Приклопиля, — рассказывал Бергер, — но я сказал ей, что это плохая идея, и отговорил ее. Тогда она отправилась в морг и попросила позволить ей провести десять минут наедине с его гробом». Ни он, ни профессор Фридрих, не говорили, плакала ли Наташа во время прощания, однако он подтвердил сообщения, что она действительно была разгневана на полицию, позволившую ему умереть. Он сказал: «Госпожа Кампуш винит себя в смерти господина Приклопиля и за те страдания, что

обрушились на его мать. Она до сих пор испытывает чувство вины, но также и весьма разгневана на полицию, поскольку, по ее мнению, она дала ему умереть. Она обвиняет полицию в том, что та не предотвратила его самоубийства».

Вольфганг Приклопиль был похоронен в безымянной могиле в молчаливой церемонии без священника, в присутствии матери и сестры его делового партнера Эрнста Хольцапфеля Маргит Вендельбергер. Другими присутствовавшими на маленьком и безлюдном кладбище Лаксебурга в нескольких километрах к югу от Вены были примерно двадцать одетых в гражданское полицейских и два журналиста и фотографа, замаскировавшихся под служителей кладбища. Попытка сохранить в тайне последнее место обитания чудовища провалилась.

Церемония заняла лишь несколько минут. Две женщины тихо прочитали «Отче наш» и возложили красные и розовые розы и искусственный венок с надписью: «Последнее нежное „прощай“ от любящих тебя».

Новость о том, что Наташа скорбела у гроба Приклопиля и хотела пойти на его похороны, резко контрастировала с ее видимым безразличием к собственным родителям. Размолвка, которую ее знающие и дорогие юридические и медийные консультанты хотели сохранить в тайне, вскоре попала в газеты. И это вновь внесло свою лепту в то, что общественное мнение впоследствии обернулось против Наташи.

После освобождения Наташи ей был назначен психолог, как она и просила. Также она связалась с «Белым кругом» — организацией, занимающейся помощью жертвам насилия. Она узнала об их деятельности, слушая радио во время своего заключения.

Потом Наташа попросила связать ее с самым видным австрийским детским и подростковым психиатром профессором Максом Фридрихом, которого она также знала по его многочисленным интервью на радио. Профессор Фридрих немедленно взялся за работу, а затем пригласил профессора Эрнста Бергера и других экспертов-консультантов, чтобы те занялись различными аспектами ее лечения.

Алчное стремление прессы заполучить первые фотографии и интервью привело к людям, общавшимся с ее матерью, однако вскоре стало очевидно, что она не тот человек, с которым следует иметь дело, поскольку мать встречалась со своей дочерью после ее побега лишь раз. Наташа явно отдалилась от родителей и хотела проходить лечение без участия их обоих.

Затем Людвиг Кох попытался начать вести дела от лица Наташи и нанял посредника, Руперта Лейтгеба. Тот, однако, был оттеснен на второй план, когда выяснилось, что Наташе уже назначили собственного адвоката, доктора Гюнтера Харриша. Его пригласили психиатры, поскольку он уже сотрудничал с ними по другому делу австрийской девочки, которую мачеха держала в ящике.

Однако телефонные линии доктора Харриша тут же раскалились от звонков с предложениями дать интервью, вследствие чего был нанят профессиональный консультант — специалист по связям с общественностью и лоббированию Дитмар Эккер из фирмы «Эккер и партнеры», среди клиентов которой числится и Республика Сербия. Эккера пригласил профессор Бергер, поскольку они уже долгое время были друзьями.

Первый адвокат, доктор Харриш, отказался от работы уже примерно через неделю, признавшись, что дело его обременяет. «Я больше не могу им заниматься, — рассказывал он, — поскольку оно не оставляет времени для моих других клиентов. Также я не могу вести дело при таком невероятном давлении прессы. Я хотел бы приходить домой и не видеть десятков репортеров и телевизионных команд, осаждающих мою квартиру».