История Нины Б.
Шрифт:
Я молчал, смотрел на ее ноги и вдыхал запах ее духов.
— Ради бога, — холодно сказала она, — не подумайте, что меня интересует ваша личная жизнь. Но у меня такое ощущение, что речь идет о чем-то большем, нежели ваша личная жизнь. Почему вы меня не проинформировали, Хольден? Разве вы не понимаете, что мне неприятно, когда мой водитель вмешивается в мои личные дела, в личные дела моего мужа и…
— Я не вмешиваюсь, — сказал я, разозлившись, — это меня вмешивают.
Телефон зазвонил опять.
— Понимаю, — сказала Нина. Она подняла
— Не знаю. Надеюсь, что не очень долго.
— Я требую, чтобы вы мне немедленно рассказали все, что сегодня произошло!
— Я уже сказал вам, госпожа, что господин Швертфегер дал мне на ремонт машины триста марок.
— Но ведь это не все!
— Сожалею. Но я был у доктора Цорна, и он запретил мне рассказывать вам больше того, что я вам уже рассказал.
Она закрыла глаза. И медленно, слишком медленно опять сменила положение ног. Такой разозленной я ее никогда не видел. Ее губы дрожали, а грудь вздымалась от волнения. — Значит, он вам запретил, так?
— Да.
— Значит, он мне не доверяет.
— Не мне об этом судить. Советую вам лично поговорить с господином доктором.
Телефон опять зазвонил.
— Это невыносимо, — сквозь зубы процедила Нина. Она опять сняла и положила трубку, и аппарат умолк. Это было так просто. Точно так же просто заставить бедняжку прекратить мольбы о помощи, даже очень просто. — Хольден, — Нина тяжело дышала, — вы мой служащий, и я вам плачу. Вам это понятно?
— Понятно, уважаемая госпожа.
— В таком случае я приказываю вам рассказать мне о том, что сегодня произошло. Забудьте про адвоката!
— Я не могу это сделать.
— Нет, можете — я ведь плачу и адвокату.
— Ему платит господин Бруммер, — сказал я. — А адвокат платит мне. Очень сожалею, госпожа. Прошу вас не расспрашивать меня больше. Для вашей же безопасности будет лучше, чтобы вы ничего не знали.
Мы посмотрели друг на друга в зеркало. Наконец она сказала:
— Ну хорошо. Я думала, что мы уживемся с вами, Хольден. Несмотря на то, что сделала я и что сделали вы. Но вы этого не хотите. Хорошо, я это приму к сведению. Отныне я считаю вас своим врагом…
— Мне очень жаль.
— Не перебивайте меня. И вообще, я настоятельно прошу вас говорить лишь тогда, когда я предоставлю вам слово. Я понимаю, что это ваше первое место работы и вы еще не научились вести себя, как подобает хорошему водителю, но в конечном итоге вам придется этому научиться. И не смотрите на меня так. Я запрещаю вам так на меня смотреть! Выведите машину из гаража. Через полчаса я поеду в город. Вы поняли? Так почему же вы не шевелитесь? Вы что, не видите, что мне надо переодеться? Вы сошли с ума, Хольден? Довожу до вашего сведения, что я не потерплю вашу наглость. Меня абсолютно не волнует, что вы обо мне знаете. Я тоже кое-что знаю о вас, и это очень заинтересовало бы моего мужа. Что же вы замолчали? Итак, через полчаса. Вот что, Хольден…
— Слушаю вас, госпожа.
— Прошу
«Надо подойти к ней, сорвать с нее пеньюар и повалить на кровать», — подумал я. И ответил:
— Так точно, достопочтенная госпожа.
Однако телефон больше не звонил. И это было уже кое-что.
23
— Улица Зонненбликштрассе, шестьдесят семь, — сказала Нина. Она села на заднее сиденье «Кадиллака», дверцу которого я открыл перед ней, и при этом намеренно посмотрела мимо меня. На ней была норковая шуба, узкое вечернее платье серебристого цвета и такого же цвета лакированные туфли на высоких каблуках.
Я захлопнул дверцу машины, сел за руль и нажал на газ. Когда мы проехали Цецилиеналлее, Нина сказала:
— Вы едете слишком быстро.
Она была права. Я все еще сильно злился. Я сбавил скорость. В зеркале заднего вида отражалось бледное лицо Нины. От мелькающих огней ее волосы время от времени поблескивали. Эта картина сохранилась в моей памяти и по сей день. Когда я закрываю глаза, я вижу ее перед собой. Я попытался поймать взгляд Нины, но она заметила это и отвернулась.
На улице Зонненбликштрассе я помог ей выйти из машины. При этом она заметила:
— Вы поступаете правильно, помогая мне выйти из машины. Но вы не должны брать меня под руку, чтобы поддержать. Вам следует лишь подать мне руку, чтобы я могла на нее опереться, если захочу.
Я промолчал.
— Будьте здесь в одиннадцать. Если хотите, сходите пока в кино.
На это я тоже ей ничего не ответил, только поклонился. Я подождал, пока она исчезнет в саду виллы, затем подошел к телефонной будке и позвонил Петеру Ромбергу. Я спросил, не могу ли я подъехать к нему:
— Я рядом с вами, но если я вам помешаю, вы скажите…
— Ни в коем случае! Мы будем очень рады!
Вечер был прекрасный, в городе после такого жаркого дня стало прохладнее, и по улицам прогуливалась масса народу. Они рассматривали витрины. В эспрессо я купил коробку конфет для Микки.
Когда я приехал к Ромбергам, малышку как раз купали. Она подняла страшный крик:
— Мама, прикрой дверь, чтобы господин Хольден меня не видел! Я стесняюсь!
Ромберг, у которого веснушек стало еще больше, представил меня своей жене. Она распаренная вышла из ванной:
— Я очень рада. Петер и Микки мне много о вас рассказывали. Особенно Микки, она от вас просто без ума!
Карла Ромберг была маленькой нежной женщиной с каштановыми волосами и карими миндалевидными глазами. Как и ее муж, она носила очки. Ее нельзя было назвать красивой, но она вызывала невероятную симпатию.
Как только я вошел в маленькую квартирку, то сразу почувствовал, что здесь живет счастливая семья.
Микки, чтобы про нее не забыли, стала напевать песенку. Из ванной до нас донеслось: