История Нины Б.
Шрифт:
— Для чего?
— Я хочу издавать книги о животных в собственном издательстве. Посмотрите, какой успех был у Бернатчика. Или у Тримека. Животные интересуют всех, это очень хороший бизнес, нужен только стартовый капитал.
— Внимание, — произнес мужской голос из динамика радиоприемника, — Дюссель-два, Дюссель-два… выезжайте на улицу Регинаштрассе, тридцать один, Регинаштрассе, тридцать один… только что нам позвонил прохожий и сообщил, что какая-то женщина выбросилась из окна…
В тот момент я еще ничего не понял. И еще спросил:
—
— Тысяч десять или пятнадцать. А остальное я бы взял в банке в кредит. А почему вы спрашиваете? Вы кого-нибудь знаете?
— Да, — сказал я. — Есть одна возможность. Но не сейчас, может быть, месяца через два…
— Ох, Петер, если бы это было возможно! Это было бы прекрасно!
— Это было бы великолепно, — радостно сказал он, поднимаясь со стула. — Господин Хольден, прошу вас побыть немного с моей женой, я скоро вернусь.
— Далеко вы направляетесь?
— На улицу Регинаштрассе. Там какая-то женщина выбросилась из окна, вы разве не слышали только что?
Я собрался, мне даже удалось спокойно спросить:
— Улица Регинаштрассе, а какой номер дома?
— Тридцать один. А почему вы спрашиваете номер дома?
— Да так. Торопитесь… торопитесь, господин Ромберг!
— Может быть, ничего страшного. Из-за ревности или еще почему. Но что-то там все-таки есть. Это наверняка лучше, чем банальный наезд грузовика на трамвай!
Сказав это, он исчез, часы полицейской волны продолжили свое монотонное тиканье, а я спокойно слушал то, что мне рассказывала фрау Ромберг. Я улыбался ей, но не понимал, о чем она говорит. Я думал только об одном, думал вопреки разуму, без всякой надежды: это сделала другая женщина. Не она. Она еще так молода. Она не виновата. Это не она. Нет. Нет. Нет.
Голос фрау Ромберг стал слышен отчетливее:
— …вы даже представить себе не можете, что бы это было для Петера, господин Хольден! Издательство! Его фотографии! А не эта грошовая работа, эта суета и днем и ночью!
Я кивнул.
— И вы действительно полагаете, что такая возможность у вас есть?
Я кивнул.
— Внимание, — сказал голос. — Дюссель-два, Дюссель-два, вы уже на улице Регинаштрассе?
В динамике послышался свист и шум, а затем еще один голос:
— Говорит Дюссель-два. Здесь довольно крупно насвинячили.
— Мертва?
— Вы шутите, коллега? Я же вам сказал — с девятого этажа! Быстро пришлите труповозку. И еще пару Дюсселей. Нам одним с любопытными не справиться. Сюда нагрянули уже и нахалы из прессы.
— Как зовут женщину?
— Это не женщина, а молодая девушка. К тому же беременная. Так соседи говорят. Может быть, в этом причина. Хильде Лутц ее зовут.
— Давайте по буквам.
Из динамика раздались тягучие и липкие слова:
— Хельмут, Иоган, Людвиг, Дора, Елена, новое слово, Людвиг, Ульрих, Теодор, Цеппелин…
Дверь в детскую распахнулась. На пороге стояла Микки, глаза ее были широко раскрыты, маленькие ручки прижаты к груди:
—
— А тебе что здесь надо? Быстро иди в кровать! — крикнула мать.
Но Микки подбежала ко мне:
— Мы же знаем ее!
— Кого ты знаешь?
— Эту Хильде Лутц! Которая выбросилась из окна!
— Почему ты никогда сразу не засыпаешь? — накинулась на нее мать. — Почему ты часами лежишь и слушаешь, что говорят взрослые?!
— Мама, голоса были такие громкие! Господин Хольден, почему ты ничего не говоришь? Скажи же что-нибудь! Ведь Хильде Лутц — это та самая, которая врезалась в твой «Мерседес»!
— Микки, ты меня уже разозлила. Немедленно иди в кровать!
У девочки задрожали губы:
— Но я же знаю эту женщину, мама, я ее на самом деле знаю!
— Микки!
— Господин Хольден, да скажи же, что это правда!
— Ты ошиблась, Микки, — ответил я. — Женщину, которую ты имеешь в виду, зовут Милда Клотц, да, ее зовут Милда Клотц.
— Ну вот видишь! — обрадовалась фрау Ромберг.
Обескураженное лицо Микки говорило: почему ты меня так подло предаешь, ты, которого я люблю?
— Так уйдешь ты наконец?! — крикнула фрау Ромберг и слегка подтолкнула ребенка вперед.
Микки беззвучно заплакала и ушла в свою комнату. Дверь за ней закрылась. Когда я взял свой бокал обеими руками и стал пить, то пролил половину его содержимого.
— Извините, господин Хольден. Наш ребенок ведет себя просто ужасно. И все потому, что она хочет всего лишь обратить на себя внимание.
24
В 23 часа я вернулся на улицу Зонненбликштрассе, 67. Нина вышла в 23.15. Я открыл перед ней дверцу «Кадиллака» и протянул руку на случай, если госпожа Бруммер решит воспользоваться этой рукой в качестве опоры. Но она этого не сделала, и я, тронув машину с места, поехал уже не так быстро, и не говорил ничего до тех пор, пока ко мне не обратятся. Но ко мне так и не обратились.
В это время улицы были пустынны. Нина сидела, погруженная в свои мысли, а я в свои. «Бедная, глупая Хильде Лутц, — думал я. — Почему же ты не послушалась меня? Ты должна была последовать моему совету. У господина Бруммера есть идея: зная о прошлом человека, им можно в данный момент повелевать. И в будущем тоже. И это мощная мысль, она сильнее тебя, Хильде Лутц. И сильнее меня. Мы слишком малы, чтобы противостоять этому. А кругом одно мрачное прошлое, которое мы — господин Бруммер, господин Дитрих в черном прорезиненном плаще, его брат-насильник Кольб, низкорослый доктор Цорн и я, — объединив усилия, вытащили на белый свет. Кровь, много крови и подлости есть в этом прошлом, ложь и предательство, обман и убийство. Вместе с этим прошлым мы вытащили на свет и зло, которое теперь будут продолжать творить зло. Ибо совершенно очевидно, что злой поступок забыть нельзя, пока он не будет искуплен. А кто будет искупать все это зло? Здесь, в этой стране, никто.