История Нины Б.
Шрифт:
На пол машины Мила поставила перед собой большую сумку. В сумке были бутерброды и конфеты, разные кексы и питьевая сода, бокал и бутылка минеральной воды. Когда Мила не рассказывала о «доме», она уплетала кексы, запивая их разведенной содой — «от моей изжоги», — или же сосала конфеты. Она постоянно была чем-то занята. Во Франкфурте она пригласила меня на обед. Несмотря на съеденные конфеты и кексы, она проголодалась.
После обеда она стала рассказывать мне разные истории из своей юности. Еще девушкой она вступила в молодежную организацию «Соколы» — в Чешский национальный союз гимнастов. С этой организацией она побывала в 1920 году на большом празднике гимнастов в Вене. Она до сих пор помнит
В конце концов Мила заснула и даже стала похрапывать. Мы ехали на юг Германии мимо лесов, лугов и пашен, а дождь лил как из ведра, и «дворники» с трудом очищали переднее стекло машины от воды. Я думал о Нине, о нашем свидании у реки и о том, что мне теперь предстояло пережить.
До озера Шлирзее мы добрались к полуночи. Дождь шел и в Баварии. Озеро было окутано туманом, а когда я доставал пожитки Милы из багажника, по ту сторону озера послышался гудок поезда и перестук колес. Летняя дача Бруммера была расположена прямо у озера в большом саду. Она находилась почти на окраине местечка, которое также называлось Шлирзее, рядом с дорогой в Нойхаус. Здесь все было обставлено в баварском стиле. Встретивший нас управляющий хозяйством встретил нас очень радушно. Его звали Якоб Готтхольмзедер. Он носил зеленый национальный баварский костюм с пуговицами из оленьего рога, красную жилетку с серебряной цепочкой от карманных часов, на которой позвякивали монеты. Господин Готтхольмзедер был маленького роста, толстый и очень приятный в общении. Он затопил в доме все печи, а для меня заказал комнату в близлежащем отеле.
Мила очень устала. Когда мы ехали от Штутгарта до Мюнхена она — «только от сердца и чтобы остаться бодрой» — выпила немного коньяка, фляжка которого тоже оказалась в ее огромной сумке. Поэтому Мила к этому времени уже была слегка навеселе. Прежде чем подняться по маленькой узкой лестнице на второй этаж, она обняла меня:
— Спасибо вам за хорошую езду и спокойной ночи, господин Хольден, увидимся завтра. Давайте придумаем себе хороший завтрак.
Я пошел под проливным дождем к отелю, где для меня был зарезервирован номер, принял ванну и лег в постель. Эта поездка меня очень утомила, болели мышцы спины и руки.
Я лежал в кровати и слушал, как шумит за окном дождь, как гудят проезжающие мимо поезда, слушал их перестук колес на той стороне озера. Потом я заснул. Во сне я увидел Нину и мертвого Бруммера, мы были счастливы и влюблены друг в друга, Нина и я. Так было во сне.
На другой день светило мягкое, уже лишившееся своей яркости осеннее солнце. Я поехал на «Кадиллаке» к ближайшему гаражу, где попросил поменять масло и вообще осмотреть всю машину. Потом мы с Милой и с маленьким веселым господином Готтхольмзедером, принесшим местный деликатес — белые сосиски, позавтракали. После чашки кофе управляющий сделал большой глоток пива, как и полагалось к этим сосискам. У нас получился отменный и торжественный завтрак. Господин Готтхольмзедер был в юности гимнастом — само собой разумеется, баварским, — и тоже знал множество песен, которые он и исполнял нам всю первую половину дня. Потом я стал помогать Миле распаковывать ее пожитки. Господин Готтхольмзедер оказался вдовцом. На Бруммера он работал вот уже одиннадцать лет, и отзывался о нем с большим почтением. Управляющий занимал две комнаты на первом этаже. На втором этаже, где Мила поселилась, она создала уютную обстановку. Окна ее спальни выходили
В старой коробке из-под обуви Мила привезла большое количество фотографий Нины. Я достал фотографии и поставил их на маленький столик рядом с кроватью Милы.
На другой день я пошел в городок и купил у парикмахера по фамилии Шоиссволь большую опасную бритву. Это было старомодное изделие, длинное узкое лезвие которого пряталось в белой костяной ручке. Именно такая бритва была мне нужна для того, чтобы осуществить задуманное. И приобрести ее я должен был в наиболее удаленном от Дюссельдорфа месте.
К вечеру я вернулся в отель и заказал разговор с Пальмой де Мальоркой, с отелем «Риц». Я ждал связи и пил коньяк. Прождав три часа, я вместо обычного разговора заказал срочный. Прошел еще целый час, когда меня наконец позвали к телефону.
Телефонный аппарат находился в маленькой каморке рядом с портье. Сняв телефонную трубку, я услышал какой-то писк, свист и шорох. Кто-то на испанском языке потребовал от меня, чтобы я начал говорить. В трубке раздался почти неслышный мужской голос. Я попросил позвать к телефону сеньору Нину Бруммер. Опять что-то запищало и зашумело, и только после этого я услышал голос Нины:
— Алло, слушаю.
Голос был такой тихий, что я даже подумал, не воображаю ли себе все это.
— Нина! Ты слышишь меня?
— Слушаю… слушаю…
— Нина! Ты слышишь меня? Скажи, что ты меня слышишь!
— Алло… Алло, у телефона Нина Бруммер… Кто говорит?
— Нина! — кричал я, и пот со лба заливал мне глаза. — Нина, Нина! Ты меня слышишь?
— Алло… Алло… говорит Нина Бруммер…
Вмешалась немецкая телефонистка:
— Вы не понимаете, что говорит ваш собеседник?
— Мой собеседник не слышит меня! Что за сраная связь! Я жду уже целых четыре часа!
— Прошу вас так со мной не разговаривать, уважаемый! Я в этом не виновата. Линию нам предоставили испанцы. Я постараюсь перейти на другую, — сказала девушка.
Пока она старалась, прошло еще полчаса, в течение которых я продолжал пить коньяк у барной стойки отеля, а на улице опять пошел дождь.
— Дождь в Баварии идет часто, — сказал мне усталый портье, — из-за него был испорчен праздник пива «Октоберфест».
Потом меня опять позвали к телефону, и в трубке опять что-то шумело, хрюкало и щелкало, и я опять услышал усталый и нервный голос Нины. Меня она опять не слышала. Той ночью я еще дважды пытался поговорить с Ниной, но в итоге прекратил свои попытки и просто напился.
Портье, который уже давно хотел отправиться спать, очень этому обрадовался.
— Отсюда до Мальорки очень далеко, — сказал он. — Поэтому такое у нас бывает, господин Хольден.
«Хоть какое-то утешение», — подумал я, когда опять оказался в своей постели под одеялом и снова слушал шум дождя, гудки паровозов и перестук вагонных колес на той стороне озера. Да, такое у нас бывает.
21
Я отправился в дорогу в семь часов утра. Мила и господин Готтхольмзедер стояли перед летней резиденцией господина Бруммера, которая отныне принадлежала Миле. Они махали мне на прощанье, я махал им в ответ до тех пор, пока моя машина не скрылась из виду. Незадолго до этого Мила поцеловала меня в щеку и перекрестила, а господин Готтхольмзедер сказал:
— Можете быть спокойны, господин Хольден, мы, старики, организуем здесь для себя отменную жизнь. Будем готовить по очереди, то я, то госпожа Мила, мы уже давно знаем друг друга и испытываем взаимную симпатию. По вечерам будем слушать радио или ходить в кино: в нашем местечке есть два кинотеатра.