ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT
Шрифт:
— Выньте саблю из ножен, Пимпоши, и несите ее, высоко подняв, пускай она сверкает в темноте. А если кто нас тронет, то вы, милый Пимпоши, рубите его на мелкие кусочки.
Но ничего не случилось. Без всяких происшествий завернули они на безлюдную улицу Фюрмендер, и только возле дощатого забора Капановских, уже совсем близко от вице-губернаторского дома, им попался навстречу какой-то буян. Он шел, изрядно пошатываясь и хрипло крича:
— Эй, добрые люди, прочь с дороги, не то вам не поздоровится.
— Ах, висельник! — разозлился вице-губернатор.
— Сударь,
И, приблизившись к вице-губернатору, он так толкнул его, что тот стукнулся головой о забор.
Вице-губернаторша завизжала. Подскочил Пимпоши, размахивая обнаженной саблей. Но к тому времени вице-губернатор и незнакомец уже сплелись в клубок; они боролись и бранились.
— Где его шея, где его шея? — орал Пимпоши, размахивая саблей. — Дай-ка я отделю ее от головы.
— Не тронь его, — остановил вице-губернатор. — Я сам с ним расправлюсь.
— А ведь хорошо бы приволочь его голову домой, — недовольно пробормотал Пимпоши, — дома, по крайней мере, опознали бы, кто он был.
Но приказ есть приказ. Гайдук молча наблюдал за борьбой. Страшное дело, когда на первого в комитате человека поднимает руку какой-то простой смертный, и небеса при этом не падают на землю! Вице-губернатор был сильный мужчина, он поднял незнакомца, повертел его в воздухе, но швырнуть оземь уже не мот. Тогда незнакомец схватил его за галстук и начал душить, прижав коленками к забору. Вице-губернаторша колотила буяна веером по голове — и кричала, и плакала, и ругалась не хуже сапожника. Наконец вице-губернатору удалось ловкой хваткой швырнуть парня в грязь. Он прижал колено к его груди и до тех пор колотил правой рукой, пока тот не захрипел, как подыхающий зверь.
— А теперь ступай, пожалуйся своему императору, раз ты императорский человек, — сказал он наконец, удовлетворенный местью. — Как тебя зовут?
— Пал Надь.
— Ты рекрут?
— Да, рекрут. Вчера меня призвали.
— Ну, теперь будет, — ласково промолвил удовлетворенный вице-губернатор. — Счастье твое, сынок, что ты оказался слабее Ведь ежели ты императорский человек, а я первый человек в комитате, то можешь мне поверить, что, окажись ты сильней тебя сгноили бы в тюрьме. А так получай пять форинтов и купи на них ленту своей милой. Так улаживали в прежние времена вице-губернаторы свои личные дела.
И после этого он пришел домой в веселом расположении духа и даже похвастался дорогой:
— По крайней мере, эта сценка сон у меня отбила. Теперь я и вправду сочиню хорошую речь, разве что чашечку кофе попрошу.
Но дома обнаружилось и другое, что могло отбить сон: все окна в квартире были повыбиты, мебель, зеркала поуродованы брошенными в окна камнями. Напуганная прислуга рассказала такие подробности, что у Полтари и его супруги волосы стали дыбом, — казалось, здесь произошла страшная битва.
Понадобился час, пока квартиру кое-как привели в порядок, окна залепили старыми номерами «Пешти напло» [42] . Вот извольте-ка в таком настроении речь сочинять!
И если б еще только это! Но вице-губернаторша,
42
«Пешти напло» — либеральная столичная газета (1850–1939).
Бледная, примчалась она в комнату к мужу, который сидел за письменным столом, тупо уставившись на две строчки, которые успел написать. А ведь это были самые простые строчки: «Ваше высокоблагородие, господин барон! Наш любимый и уважаемый губернатор! После того…»
«Вот чудеса-то, — думал Полтари, — с тех пор как я не «златоперый нотариус», у меня и стиль пропал. Будто и он изменился вместе со службой».
— Иисус-Мария! — пробудил вдруг его, поджидавшего вдохновения, голос жены. — Я потеряла свою алмазную пряжку.
Это была уже вовсе не шутка. Алмазная пряжка стоила пятьсот пенгё-форинтов [43] и была как раз под стать королевской советнице, а теперь вот она пропала.
— Не может быть, — пробормотал Полтари. — Ты поищи получше.
— Сейчас уже попусту искать, — произнесла смертельно-бледная жена и разрыдалась. — Нет, нет ее, я наверняка потеряла ее там, где ты дрался! Конечно, она выпала там, потому что я с отчаянья хваталась за все. Это ты виноват! О, боже! С каким трудом она досталась мне, и теперь все кончено! Полтари, я руки на себя наложу!
43
Пенгё-форинт — венгерская чеканная монета.
— А где она была? Где ты носишь ее?
— Да что у тебя, глаз нет, не видел, что она у меня в волосах была? Ведь все так и таращились на нее.
— Ты должна была почувствовать, когда она выпала.
— Как я могла почувствовать, когда она была в шиньоне, в накладных волосах.
— Никак не пойму эту отвратительную моду, — пробормотал Полтари. — Как может дама из общества носить на голове волосы чужой женщины. Кровь прилила к бледному лицу Чашки, и она уперла руки в бока.
— А как ты носишь шкуру чужого теленка на ногах?
— Ну, ну, только не горячись, — сразу сдался Полтари. — Что ты хочешь? Что я должен сделать?
— Ступай возьми с собой человека с фонарем и ищите по дороге, особенно на месте драки.
— А может быть, она у Раганьошей выпала? Не пойти ли мне и туда, если не найду на улице?
— Нет, нет, туда я горничную пошлю, а то ты застрянешь там. Знаю я, что ты за птица! А речь должна быть готова.
— Благодарю покорно, у меня как раз подходящее для этого настроение. Вместо того чтобы искать сравнения, притчи, я должен разыскивать сейчас твои драгоценности. Нечего сказать, веселое дело!