История новоевропейской философии
Шрифт:
Ну, то есть, он считал, что положение 2+3=5 или 7+5=12 — излюбленный кантовский пример — это синтетическое априорное суждение. Ну и другие. например, геометрические аксиомы. Он считал, что математика даёт нам наглядный подтверждение того, что существуют априорные синтетические суждения. И вот, аналитические философы, особенно на раннем этапе, ополчились здесь на Канта и спорили с ним: они говорили, что эти суждения вытекают из дефиниций. Ну, спор там был несколько размыт. Главное даже не суть их аргументаций, а тезисы, которые они отстаивали. Так вот, если мы с вами теперь, используя вот эти дефиниции, посмотрим на проблему, то вся трудность сразу же исчезнет, обратите внимание. Вопрос о том, аналитическая наука математика или синтетическая, сводится только к одному: имеют ли аксиомы и теоремы математики отношение к предметам? То есть, хочет ли математик сказать, что если мы возьмем треугольники
– *** идеальность.
Да, вот другой вопрос, вот допустим, с неевклидовой геометрией или с геометрией многомерных пространств. Вот она, не претендуя на истину, является, возможно, аналитической наукой. Если это просто логические конструкции, то они, безусловно, имеют аналитический характер. Здесь же очень простой критерий: если имеется предметная истинность (подразумевается, что эти отношения справедливы и для вещей, а не просто для понятий), то это синтетические наука.
— Но все (сейчас сложнейшие построения в математике существуют)
— они все находят какую-то предметную область. Всегда найдутся какие- нибудь физики, которые исследуют какую-нибудь «странность» в поведении частиц, которым пригодится вот тот аппарат, который математики, как правило, уже заранее разработали в какой-то области. Казалось, что они ее разрабатывали как аналитическую область, а оказалось, что она относится к предметной области.
Ну, здесь надо уточнять. Ну, просто — напросто (хотя здесь ничего простого-то нет), здесь надо уточнить, о какого рода разработках идёт речь: если математики, доказывая что-то или разрабатывая что-то, используют доказательства, допустим.
— Например, (я просто не специалист в математике)… Например, сложная алгебра, ну, Булева алгебра, какая-нибудь. Потом, через 50 лет приходят физики и говорят: ««О! Этот аппарат описывает то, что мы наблюдаем. Мы сами не понимаем, что мы наблюдаем — но вот этот аппарат описывает ту связь явлений, которую мы наблюдаем». Это же возможно?
Это возможно, но просто надо различать претензии на истинность науки и практическое применение достигнутых результатов. Претензии на истинность связанны с доказательностью. И если есть эти доказательства, доказательность — есть одновременно и претензия на предметную истинность. И в этом смысле не важно, когда эти разработки будут внедрены. Всё равно они изначально синтетический имеют характер — эти разработки. Вот. Ну, короче говоря.
— Ну, а все-таки сентенция все ««холостяки не женаты», она аналитической считается?
Это, безусловно. давайте применим вот то, что мы сказали: «все холостяки не женаты». Ну, если это аналитическое суждение, то холостяком мы можем назвать только неженатого человека. Это правильно. Так оно и есть. Абсолютно точно подходит. Если трактовать его, как синтетическое суждение, то тогда получится что все наблюдаемые нами холостяки обладают так же свойством не быть женатыми. Но в действительности тут на примере видно, что вроде бы и так можно интерпретировать. Но ясно всё же, что это синоним.
— Ну, тут смысл именно в том, чтобы показать синономию. Ну, это Куайновский пример.
Да, да, да. То есть здесь просто синонимичность, сразу же показывает что это суждение не синтетическое.
— И, тем не менее, эта синонимичность, как раз показывает, что невозможно такое разведение делать.
Ну, дело вот тут понимаете. здесь как раз яркий пример с Куайном. Речь то идёт не о. когда мы говорим о синтетических суждениях, не о синонимических предикатах, ведь. конечно, если настаивать на этом, то мы можем показать что нет никакой пропасти между аналитическими и синтетическими. Но в данном примере мы видим явно, что как аналитическое суждение вот это вот тезис — «все холостяки не
— Никакой новой информации не несёт.
Конечно, конечно. Да. Ну, когда мы интерпретируем его как аналитическое, то оно выглядит вот, как будто и рождено было для этого.
— Есть еще определение аналитических суждений: ««А» есть «Б», где ««Б» необходимое корректное…
Условие для корректного употребления «А».
— Вот ««корректное» Кантом понимается как ««корреспондирующее»?
Да, безусловно. Но вот тут надо уточнять. Кант эти вопросы намечает, но он в эти области не вторгается. Вообще, кстати говоря, у него были интенции аналитического, как бы лингвистического исследователя. Например, он пытался соотнести категории с грамматическими формами суждений. И где- то он даже говорил (в «Пролегоменах.» говорил и в черновиках это у него есть), что вот анализ, выявляющий основные понятия мышления в каком-то смысле сродни грамматическому анализу. Это прямо такое предвосхищение новейших исследований. Но он приоткрывал для себя дверь такой вот лингвистической философии и сразу же её захлопывал. Так же как, помните, я рассказывал, что он пытался использовать какие-то математические аналогии в своих рассуждениях. Вот понятие отрицательных величин, как образ продуктивных философских понятий. Потом он эту тему тоже отогнал, перестал привлекать математикуоо как помощницу философии в плане поставления таких аналогий. Но кое — где в черновиках у него проскакивают, причём весьма и весьма экстравагантные математические аналогии. Скажем, Бога в одном черновике он соотносит с иррациональным числом — вот так вот. А бесконечность мира с квадратным корнем из отрицательного числа. Вот такие у него были любопытные попытки это соотнести. Или другой пример: четыре класса категорий он соотносил (пытался соотнести, тоже в черновиках) с четырьмя видами арифметических действий. Категории количества — со сложением… Ну и так далее. Потом я когда об этих группах категорий расскажу, тогда конкретней мы это всё определим.
Так что вот вся дискуссия вокруг аналитических и синтетических началась именно потому, что Кант не акцентировал предметный смысл синтетических суждений. То есть он у него есть, но он не лежит на поверхности. Он как бы на поверхности ограничился простым определением: синтетическое суждение добавляет предикат к субъекту, а аналитическое — извлекает. И всё. Но этого мало, для того, что бы беспроблемно проанализировать все встающие здесь вопросы. Вот подумайте об этом. Здесь мы затронули уже сферу, относящуюся скорее к современным анализам, к современным исследованиям в области лингвистической философии, и не хотелось бы здесь вступать на чужую территорию.
— Извините, а как Кант иррациональное число..?
Ну, Кант мало тут поясняет что, но главное — образ такой запоминающийся. Неподробно он об этом говорит, но смысл такой, что Бог не может быть сведён к миру, потому что мир неизбежно конечен и вот так же, как иррациональное.
— Иррациональное число, это, например, V2.
Да. Вот, например, V2.
— Его нельзя получить конечным делением. Вот на прямой есть точка и мы к ней последовательно приближаемся… Берем единицу и делим ее на 10 частей, одну из частичек (внутри которой наша точка) — еще раз на десять, потом ещё раз на десять: одна сотая, одна тысячная и так далее. и вот сколько бы мы не делили, мы никогда к этой точке не придем, будем лишь приближаться… То есть образ такой, что… наши понятия — они дискретны (как 1/10,1/100,1/1000 часть отрезка). И ими нельзя подойти к Богу, потому, что он всегда ускользает. Более тонкими понятиями мы приблизимся к нему еще ближе, но…
Да, смысл именно такой. Ну, вот история этих иррациональных чисел: действительно V2 и вот это деление, которое не может быть закончено. Ещё греки доказали, что это число, которое как бы в результате может получится, не является ни чётным, ни нечётным — вот с чего всё это началось. То есть пифагорейцы очень эффектную теорему доказали, что число это. а ведь каждое число должно быть или чётным или нечётным. А вот V2 — и не чётное и не нечётное! То есть, какое-то фантастическое число! Иррациональное число. Непостижимое число. Вот этот момент, кстати, здесь тоже присутствует. Но это собственно — то, о чём Вы и сказали: раз Бог не может быть охвачен конечными понятиями, то он непостижим.