История очевидца иных миров
Шрифт:
Крейван развернулся и пошёл в сторону дома. Он хотел бы остаться и дальше помогать разбирать завалы, искать выживших, но старший в их наскоро набранной бригаде спасателей отправил его домой, отдохнуть, так как ещё немного, и товарищам придётся спасать самого Крейвана, а это уже непозволительная роскошь. Фланахэн попытался было упереться, но бригадир (невысокий, худой и жилистый, с громким пронзительным голосом) отругал его последними словами, и Крейван сдался. Он и вправду чудовищно устал, еле передвигал ноги и на последствия катастрофы взирал практически безразлично. По мере удаления от передовой недавнего сражения людей со стихией, напоминаний о ней меньше не становилось: хлопья пепла, разнесённые ветром далеко от пожара, грязные следы многочисленных ног и колёс, люди снующие туда-сюда, нагруженные и налегке. Многие лица выражали тревогу, озабоченность, в некоторых глазах стояли боль и страдание.
Отец и вправду был дома. Перед входом толпились соседи и знакомые родителей. Одна женщина, приятельница матери спрятала лицо в ладони, плечи её вздрагивали. Чуть в стороне с мрачным видом прямо на земле сидели Доэрин и Сэм — закадычные друзья Крейвана. Заметив его первым, Сэм толкнул локтем приятеля и опустил глаза. Доэрин, бросив быстрый взгляд на подходящего друга, тоже угрюмо потупился. "Почему они здесь?" — была первая мысль. "Что-то не так…" — вторая. "Отец… Нет же, нет…"
Крейван, не видя ничего перед собой, взбежал на крыльцо и дальше, в дом. Люди торопливо расступались.
Прямо с порога на грудь бросилась Эйбл, сестренка:
— Крей! Папа, он умер, Крей!
Обхватив сестру за плечи, Крейвен на ватных ногах прошёл в холл. Горе и тоска сгустились здесь тёмной патокой, а все присутствующие, словно осы, застыли в ней. Мать, стоящая на коленях возле кровати, на которой лежал тот, что ещё несколькими часами ранее был Джейдом Фланахэном. Соседка, Тарла, часто заходившая с мужем и своими ребятами Энн и Кэтти по выходным, сейчас замерла, прижав руки ко рту. Дейди, младший брат Крейвана и брат-близнец Эйбл, забившийся в угол, расширенными глазами смотрит куда-то поверх кровати. Сестры О'Мейлис из общины оседлых Хэнрана — как два соляных столпа воздвигнутых по обе стороны кровати. Ещё безликие, знакомые и впервые пришедшие.
Крейван отпустил сестру и подошёл к кровати:
— Отец, я сделал всё, как ты сказал. Я…
Темнота проулка ударила по глазам. Пара секунд потребовалась на то, чтобы восстановить способностьвосприниматьокружающий мрак. Крейван бросил взгляд на стену, возле которой оставил лежать своего недруга, того, кто назвался "Биллом". Обрывки чего-то, сделанного из бумаги, ветошь, странные прозрачные бутылки, на первый взгляд как будто стеклянные, но только сминаются под ногами, не оставляя осколков. Тела не было. Ещё секундой позже Фланахэн уловил движение чуть левее, посередине проулка. В пяти шагах от Крейвана, пошатываясь, стоял тот, кто назвался "Биллом" и криво улыбался каким-то своим мыслям. Из рассечённой брови тянулась дорожка крови, левую повреждённую ногу он чуть отставил в сторону, перенеся вес тела на правую. Кулаки, однако, он сжимал так же крепко, и Крейван мысленно отсалютовал врагу — он ценил готовность человека идти до конца. Самому ему этого качества недоставало, он всегда оставлял хоть малейшую возможность для компромисса. Неприятель сделал нетвёрдый шаг к Фланахэну, сплюнул и прокаркал:
— Блин, ты, мудила, почти вздрючил меня. Классно прячешься и, наверное, видишь в темноте, как долбаная кошка — я сам виноват, что недооценил тебя. Но ты тоже не без греха и можешь ошибаться. Твоя ошибка — то, что я сейчас говорю с тобою, а не лежу в отрубе или вообще зажмуренный там, под стеною. Мне всегда везло и продолжает везти. А тебе нет.
Говоря это, он чуть сдвинул правую руку по направлению к Крейвану, тот слишком поздно заметил движение и в тот же миг ослеп от ярчайшего света, ударившего в глаза. Позже Фланахэн корил себя за небрежность, за то, что забыл о странном луче света, которым пользовался тот, кто назвался "Биллом". Но, с другой стороны, Крейван столько вынес за последние сутки, что некоторая рассеянность была не то что допустима, а даже неизбежна. И позже Крейван благодарил Творца за то, что оплошность эта не стала последней в его жизни.
А сейчас он, практически ослепший, мог довериться разве что слуху и инстинктам. Он чувствовал, что противник, пускай травмированный, пускай осторожничающий, но все равно опасный — подступает. А ещё, за шорохом шагов Фланахэн услышал звук, негромкий металлический щелчок, похожий на звук выдергиваемого из ножен небольшого кинжала. Крейван метнулся в сторону, стараясь вынырнуть из столпа света, сведшего на нет его защитную тактику. Луч последовал следом, но чуть сбился и чуть опоздал. Зато противник успел подобраться на расстояние удара и Крейван,
— Жаль, что твоим последним воспоминанием будет моя довольная рожа…
… Я прирежу тебя и помочусь на твой труп…
Большой Гвоздь Мэдден сделал ложный выпад, настолько очевидный, что обманул бы разве что ребёнка. Крейван проигнорировал его, рванулся вперёд, перехватил руку Гвоздя, с зажатой в ней заточкой, и с силой вбил своё колено в ребра Мэддена. Одновременно, Фланахэн вывернул запястье противника, а ладонью левой руки ткнул его в нос. Гвоздь вскрикнул, и рухнул навзничь…
Крейван отклонился вправо, понадеявшись на удачу. Лезвие кинжала скользнуло по коже куртки, судя по звуку, распоров её, но кожу Фланахэна не задело. Луч света возвращался, снова выискивая лицо Крейвана. Он наугад ударил кулаком, лишь зацепив противника, и отскочил назад. Мысли вспыхивали и гасли, как искры затухающего костра: времени на расшаркивания не осталось, он растерял своё преимущество темноты, и, если не решит проблему прямо сейчас — проиграет. Пора использовать последний шанс.
Луч света снова нащупал Крейвана, упёрся в живот и рванул к лицу, стремясь ослепить, лишить даже призрачной надежды на благополучный исход схватки. Но Крейван уже двигался вперёд, плотно сжав веки и открывшись всем чувствам, кроме зрения. Шелест рассекаемого воздуха — это рука с зажатым в кулаке кинжалом — принять её предплечьем левой руки. Незаблокированный удар в правое ухо кулаком — очень сильная боль — плевать, потом будем считать потери. В тот же момент — перехват запястья противника сверху и движение на излом. Колено того, кто назвался "Биллом", врезается в бедро — терпеть, ещё немного осталось. Чуть ослабить хватку, чтобы кинжал не выпал из вражеских пальцев — ещё полшага вперёд, разворачивая того, кто назывался "Биллом", спиной к себе, используя его руку в качестве рычага. Завести руку за спину, заломить её, последнее резкое, с усилием, движение вверх. Отступить на два шага, увернуться от ещё одного удара левой рукой. Открыть глаза.
Человек, который назвался "Биллом", стоял, покачиваясь, руки его ходили ходуном. Луч света, исходивший из левой руки, блуждал по кирпичным стенам, земле, выхватывая из темноты то разбитые бутылки, то надписи, сделанные чем-то ярким и искрящимся, но совершенно непонятные для Крейвана.
— Уооооуууу! — назвавшийся Биллом завыл, точно это был не человек, а защищающий свою территорию кот. — Этого не могло случиться! Не со мною! Ааааа!
Он захрипел и повалился на землю лицом вперёд, причитая и бормоча что-то нечленораздельное. Крейван сидел, привалившись к стене, и всего этого уже не видел — его накрыла третья волна воспоминаний, самая мощная и сокрушительная. Фланахэн вспоминал всё: откуда он пришёл, как появился в этом странном мире. Он вспомнил, как они с Тулом и Шейном бежали к спасительному лесу, а вокруг свистели заряды огнестрелов; как вскрикнул Тул, но оборачиваться было нельзя, надо было бежать; как раздался оглушительный грохот, и тело, истекающее кровью тело Шейна, сбило Крейвана с ног, а бедро обожгло огнем, но нельзя останавливаться — нужно ползти, ведь до первых деревьев остались какие-то метры. Вспомнил, последний завтрак в Эйерине, горячий отварной картофель, тёплый ломоть хлеба, кружка молока… И мать, с любовью в глазах глядящая на него. Вспомнил ещё тысячу важных и не очень, весёлых и грустных, интересных и скучных моментов своей жизни. Но, главное— вспомнил, что он есть такое, не просто, что такое безликий, но куда больше. Он вспомнил, как быть безликим. И это-то знание было самым оглушающим. Кое-как, держась за шероховатую поверхность кирпичной кладки, Крейван на дрожащих ногах проковылял к телу врага. Наклонился, собрал последние силы, и только со второй попытки перевернул его. Как ни странно, тот ещё дышал, хотя говорить уже не пытался. Мутным взглядом он смотрел куда-то поверх головы Фланахэна. Крейван пристально вгляделся в лицо противника, внешнего света было достаточно, мягко наложил ладони на щеки того, кто назвался "Биллом", провёл по подбородку, носу, лбу, скулам — словно фиксируя в памяти анатомический рельеф, затем громко и отчётливо проговорил:
— Как тебя зовут?
Человек вздрогнул, попытался сфокусировать взгляд на лице Крейвана, не смог, поморщился, открыл рот, хотел что-то сказать, но закашлялся.
— Скажи своё имя, и тебе станет легче.
Взгляд человека был уже не вызывающим, но испуганным. Он словно чувствовал, как подступает к нему мрачный жнец, и боялся его до смерти. Рука дёрнулась вверх, схватив рукав куртки Крейвана — тот подавил рефлекторное желание отшатнуться от умирающего. Крейван был нужен этому человеку, несмотря на то, что тремя минутами ранее, он пытался его убить. Но, что более важно, Крейвану этот человек был нужен ещё больше.