История очевидца иных миров
Шрифт:
Много позже Фланаган часто размышлял над способностью Карла не только предугадывать события, но и, возможно, направлять их. Слова Биркина о разладе между Креваном и Джен оказались провидческими. Через два дня они расстались (точнее, договорились, что им стоит пожить отдельно пару недель, это время поможет разобраться в себе, в своих чувствах и так далее…) Вечер дня, когда Креван навсегда ушел в отпуск (о чем узнал значительно позже, в месте достаточно удалённом от Белфаста, чтобы исключить попытку попробовать из этого отпуска выйти) не задался. Джен пришла поздно, уставшая и раздраженная, Креван же, когда голоса и музыка в голове зазвучали с новой силой, испытывал потребность в общении. Ничего путного не вышло, более того, он с подругой разругался вдрызг. Она ушла спать, а он остался на кухне, достал начатую бутылку “Бифитера”, надел наушники, выбрал на плеере “Crematory ” и следующие полтора часа вышибал клин клином. Дело шло в гору, Креван даже начал получать некоторое удовольствие
Утром Джен попыталась растолкать Кревана и выяснить, почему тот не на работе (при всей своей вчерашней многословности, он совершенно забыл рассказать Джен про внеочередной отпуск, а может просто не набрался смелости). Фланаган сонный, мучимый похмельем и всё ещё сердитый на неё после ссоры, бормотал что-то невнятное, поэтому Джен оставила попытки растормошить приятеля и ушла на работу. Ближе к обеду Креван проснулся окончательно. Не обнаружив особенного аппетита, налил томатного сока и полез в интернет посмотреть новости. Как ни странно, он уже свыкся с хаосом звуков в голове и практически не обращал на него внимания.
Ближе к трем часам дня, когда Креван уже созрел для позднего завтрака, начала звонить Джен. Креван сразу освежил в памяти вчерашний разговор с подругой и попытался спрятать стыд за стену обиды, не желая брать трубку. Надолго его не хватило, и после третьего звонка он сдался:
— Да?
— Крю, дорогой, сто случилось? — в голосе Джен слышалось облегчение и некоторая настороженность. — Я все утро названивала…
— М-м-м… Ну, я выходил в магазин и оставил телефон на зарядке.
На самом деле, Креван крепко спал и не слышал звонков. Но признаваться в этом не хотелось.
— Выходил на все утро? Ну, пускай. Почему ты не рассказал, что тебя отпустили сработы?
— Гхм… Как ты узнала?
— Тебе не дозвонилась не я одна. Карл связался со мной и спросил, все ли с тобою в порядке? Я сказала, что вчера ты был сам не свой: болтливый сверх меры, а в конце вечера ещё и напился. А сегодня почему-то не пошел на работу. В общем, Карл мне рассказал про твои проблемы в офисе.
Креван ощутил прилив досады и злости на Джен — за её излишнее любопытство и заботу, на Карла — зачем он посвящает Джен в дела, её не касающиеся? Да и на себя тоже — ведь он несправедливо поступает с любимой женщиной. Хотя, если смотреть правде в глаза, и он и она весь последний год задавались вопросом: можно ли спутать любовь с привязанностью, и есть ли между ними какие-нибудь подлинные чувства? Насчёт себя Креван был не уверен. А один раз, в конце зимы, выпив лишнего по какому-то случаю (а может и просто так), они разговорились на тему искренности своих чувств и семейных перспектив. Тема эта оказалась даже более болезненной, чем ожидалось — в результате они, не сговариваясь, перевели беседу на обсуждение какой-то ерунды. Почему-то этот разговор всплыл в памяти Кревана именно сейчас (под мелодичные наигрыши скрипки и каких-то духовых инструментов).
— Послушай, Джен, я последние дни и вправду слегка заработался, при этом пару раз напортачил. Томас не в претензии, даже сам сказал, что ошибки от усталости и мне просто нужно отдохнуть… Кстати, отпуск оплачивается — на мели не останемся, — Креван выдавил смешок.
— Крю, о чем ты говоришь? Какие ошибки? Избить человека — это что ли ошибка?
Креван похолодел.
— … Что? … Как ты узнала? — Сдавленным голосом пролепетал он.
— Карл, он беспокоился, но сначала ничего не рассказывал. В общем, я сама всё из него вытянула, слово за словом. Думаю, вы с ним готовили другую версию со всеми этими “ошибками”, но вышло, так как вышло. Извини.
Кревана как обухом по голове ударили. “Чёрт бы побрал и тебя и твоего чёртова Карла!” — Мысли панически прыгали в голове: “Как теперь выкрутиться, чтобы не показаться более сумасшедшим, чем есть на самом деле?”
— Что с тобой творится, Креван? — тем временем растерянно спрашивала Джен. — Ты ведь не такой, ты мухи не тронешь, не то, что человека. Да ещё стулом… Крю, что?
Креван похолодел ещё раз — полным именем Джен звала его исключительно в критические моменты, как и
— Джен, лапочка… Дело в том… В общем, дело в нас самих. Нет, не так… Дело во мне… Нам надо серьезно поговорить. Не по телефону.
— Хорошо, поговорим за ужином, — голос Джен, показалось Кревану, стал менее озабоченным, но более прохладным. — До вечера, милый!
Они попрощались. До самого её прихода Креван не находил себе места, пытаясь занять руки и голову и обгрызая ногти чуть не до мяса. Забота о шумах в голове отошла на второй план. Вариант расслабиться на остатках джина он отмел сходу: во-первых, после вчерашнего его до сих пор немного мутило; во-вторых, Джен непременно учуяла бы запах, что грозило дополнительными проблемами и, может даже, обвинением в алкоголизме. Любое дело, за которое Фланаган брался, валилось из рук, поэтому, чтобы не учинить чего-нибудь в квартире, он вышел проветриться в парк, в трёх кварталах от дома.
Проветривало отменно. Дождя не было, но по небу неслись серые полотнища туч, а ветер норовил помочь Кревану поскорее добраться до места. Неведомое что-то в голове, каким-то образом почувствовав характер погоды, затянуло наигрыш не то на флейте, не то на свирели, стараясь поспорить в унынии с неприветливым, хмурым днем. Фланаган порадовался, что надел под куртку теплый шерстяной свитер ручной связки, купленный несколько лет назад в турпоездке по Скандинавии. Торопливо шагая по тротуару, Креван быстро дошёл до парка, оставалось лишь перейти по диагонали перекрёсток. Пока же на светофоре горел красный, он, засунув руки в карманы куртки, раздумывал о предстоящем вечернем разговоре. Вывел его из задумчивости какой-то старик, тоже ожидавший зелёного сигнала и стоявший в паре шагов от Кревана. Одетый в мешковатый чёрный брезентовый макинтош, даже, скорее, в плащ-палатку, он пристально рассматривал Фланагана. Его круглое, добродушное лицо, изрезанное сеточкой морщин, выражало безмерное изумление, словно Креван был знаменитостью, ни с того ни с сего решившей навестить этого самого старика лично. Креван мысленно оглядел себя, не нашел видимых отклонений ни в одежде, ни во внешности (музыка ведь звучала только в голове, а не транслировалась в окружающий мир, не так ли?) Может он незаметно для себя обсуждал свои проблемы вслух? Он собрался было поинтересоваться у старика: "Простите, не могли бы Вы рассказать, что такого интересного на мне написано?" или более грубо, но и более доступно: "Чего уставился, старый пень?" Но в тот же миг рот старика расплылся в открытой и обезоруживающей улыбке, вокруг больших голубых глаз появились новые морщинки, не старческие, а характерные для людей куда моложе, обычно завладевающих вниманием любой компании рассказывая поразительные и увлекательные истории.
— Все будет хорошо, парень! — громким чистым голосом, в котором не было и намёка на возрастное дребезжание, перекрывая шум машин, стремящихся успеть проскочить на мигающий зелёный сигнал, прокричал старик. — Не давай ложным маякам уводить себя с верного пути! Доверяй чувствам! И помни, все мы немного сумасшедшие, как и мир вокруг нас! Кто-то больше, кто-то меньше! Ты — не больше других! До встречи в другое время и других местах, Фланахэн!
Старик бодро зашаркал по зебре на загоревшийся зелёный. Креван растерянно смотрел ему в спину. Опомнившись, хотел было броситься за этим странным человеком, догнать, расспросить — что он имел в виду, но… Жёлтый сменился красным, и Фланаган на самом краю тротуара едва удержался от самоубийственной попытки. А через минуту, уже добежав до противоположной стороны, он с досадой осознал тщетность поиска. В парке почти никого не было, случайные прохожие торопливо переходили открытые пространства, продуваемые ветром, и только безумец, вроде Кревана, мог сейчас неспешно прогуливаться по аллеям. Старик, судя по всему, тоже не являл собою средоточие разумности, но, несмотря на странное поведение и сказанную им чепуху, фамилию Кревана он откуда-то знал. Правда, произнёс он её как-то не так ("Фланахан"?), но, тем не менее, факт остается фактом. Обо всём этом Креван думал, рыская по дорожкам, огибая пышные оранжереи, вглядываясь в тени между, ещё не до конца потерявшими листву, деревьями. Всё впустую: очевидно, старик пересёк парк и вышел на одну из многочисленных маленьких улочек. Креван выругался. Надо было возвращаться в квартиру. Приближался вечер, а с ним и неизбежность тяжёлого выяснения отношений с Джен. Но, как ни странно, встреча с загадочным стариком каким-то образом успокоила Фланагана, слова его поселили в душе надежду на приход лучших времен, и по дороге к дому Креван насвистывал мелодию из какого-то старого дурацкого детского мюзикла.
К моменту возвращения подруги мысли о старике отошли уже даже не на второй план, снова, как чертик из табакерки, выскочили все прошлые тревоги, и Креван опять не мог найти себе места от волнения. Когда Джен пришла, он помог снять плащ, накрыл на стол, разогрел ужин — в общем, был похож на себя прежнего. Почти похож: в глазах застыл испуг, а руки заметно дрожали.
Ужин прошёл в молчании. И он, и она стремились по возможности оттянуть начало разговора. Наконец, когда тарелки были убраны (порция Кревана осталась практически нетронутой), а чайник закипел, и из чашек на столе поднимался парок, Джен нарушила молчание: