История очевидца иных миров

Bunny Munro

Я снял небольшую квартирку в Баллимуне. Агент, оформивший сделку, расписывал моё новое жилище, как одно из лучших, в тихом районе, с прекрасными, ненавязчивыми и, одновременно, отзывчивыми соседями. Тогда мне было всё равно. Впоследствии я узнал, что район не такой уж тихий, а соседи… Они были прекрасными и так далее, когда отсыпались после ночного загула. Ну, да это меня не очень волновало. Вселившись в скудно обставленную квартиру, с грязными занавесками и заржавевшей ванной, я отпустил вожжи…

Моей целью было уйти от тяжёлых воспоминаний, от боли под ребрами, от бессонных ночей, или же, противоположности — ночных кошмаров. Я успешно двинулся к этой цели. Часами блуждал по питейным местечкам в центре, возвращаясь домой глубоко за полночь. Я старательно накачивался, высиживая вместе с другими пьянчугами до закрытия последнего паба. В выборе средств я не делал предпочтений, заливая в себя вперемешку односолодовый и стаут, водку и портвейн. Чаще всего я приходил в себя на кровати в своей квартире, иногда на вытертом ковре, иногда в ванной, а пару раз прямо на земле в местном парке. Всякий раз наваливалось тяжёлое похмелье, с тошнотой и головной болью. Это тоже отвлекало. Поборов все симптомы,

я приводил себя в порядок: принимал ванну, чистил зубы, обедал или ужинал (в зависимости от времени пробуждения) и обновлял своё лицо. Даже в пик этого кошмарного загула, я не позволял себе опускаться. Раз в неделю, несмотря на своё состояние, ехал в ближайший супермаркет закупить продуктов и новых вещей. А каждый вечер вновь отправлялся в свой крестовый поход. В средствах я не нуждался, получив достаточную сумму от Бреннана; при этом нельзя сказать, чтобы я сорил деньгами налево и направо. Нет, я тратил ровно столько, сколько требовалось для получения благословенного забытья. Пару раз, судя по двоящимся воспоминаниям, меня пытались ограбить, но безуспешно. Ещё несколько раз я обнаруживал, что костяшки моих пальцев сильно разбиты, а что было причиной: уличные хулиганы или кирпичная стена — так и осталось загадкой. Я не боялся за свою жизнь. Во-первых, не видел тогда смысла в подобном страхе, а, во-вторых, даже передвигаясь по ночному городу в полубессознательном состоянии, я опирался на рефлексы безликого, что позволяло чувствовать себя комфортно хотя бы и в таких "нехороших" районах, как тот, в котором я обосновался. И вот наступил тот день, вернее, та ночь, которая дала понять, что пора ставить точку в процессе саморазрушения. Это произошло в тот момент, когда я, словно вынырнув из глубочайшей бездны, наполненной не то едким дымом с запахом спирта, не то обжигающим мутным киселём, обнаружил себя сидящим верхом на каком-то незнакомом парне. Я стиснул руками его горло и готовился произносить ключевые для Ремесла безликих слова. Враз протрезвев, я, палец за пальцем, разжал свою хватку. Наконец, уже отпустив незнакомца, я встал, сделал несколько шагов, резко наклонился, после чего меня вывернуло наизнанку. Отрава, которой я пичкал себя весь вечер, с шумом оставляла меня. Когда от приступов рвоты заболел желудок, а изо рта потянулась лишь тонкая нитка слюны, я разогнулся и огляделся. Мой приступ не внёс особенного диссонанса в обстановку этого места. Я находился в какой-то подворотне, заваленной пакетами с мусором, использованными презервативами и экскрементами. Ощущая противное жжение в гортани, я вернулся к своей жертве. Парень был без сознания, но дышал свободно, а лицо начало принимать естественный оттенок. Облегчённо вздохнув, я пошёл к ближнему выходу из подворотни и чуть не споткнулся о ещё одно тело. Нащупав ровный пульс, я поспешно покинул это неприятное место и без происшествий вернулся в свою квартиру. В тот момент я уже точно знал, что нужно делать. Мои инстинкты дикого безликого стали превалировать над разумом — этому нужно было положить конец. Скинув грязную, пропахшую спиртом и блевотиной, одежду, я полчаса простоял под струями холодной воды, прогоняя последние воспоминания о выпитом. Потом отправился спать. Когда я проснулся, за окном было всё ещё темно. Но, как оказалось, наступил поздний вечер следующего дня, а я проспал чуть меньше суток. Ощущая сильную сухость во рту, я побрёл на кухню и достал из холодильника один из давно запасённых контейнеров с молоком. Выяснилось, правда, что молоко скисло, но так было даже лучше. Кривясь от отвращения, я заставил себя проглотить целую кварту получившейся простокваши. Покачиваясь от слабости, вернулся в постель. Однако, уже через час, повинуясь позыву, побежал в туалет, где меня вырвало. Дрожа от озноба, я лёг спать. Утром, чувствуя себя совершенно разбитым и слабым как котёнок, я вновь повторил процедуру с тем же успехом. Вечером третьего дня очистительного ритуала мне, наконец, удалось удержать простоквашу в себе, а в ту же ночь я увидел сон, который можно было трактовать и как кошмар, и как предостережение.

Это была прохладная осенняя ночь. Луна вступила в полную силу, но то и дело прячется за полупрозрачными перистыми облаками, густо усеявшими небосвод. Поле или пустошь, скорее окраина какого-то мелкого городишки или деревни. На землю опускается туман, но не сплошной, накрывающий всё и вся. Он словно белый слой суфле в бисквитном шоколадном торте, где ночной мир, как тёмный бисквит, уложен сверху по прихоти кондитера. Я стою, недоумённо оглядываясь по сторонам, туман доходит мне до середины груди, он менее плотный у поверхности. Я смотрю вперёд и вижу семь приближающихся ко мне фигур. Тёмные и переливающиеся в свете мерцания луны. Цепочка фигур растянулась полумесяцем, вогнутой стороной ко мне. По три с каждого края имеют вполне человеческий вид, по крайней мере, то, что виднеется над туманным морем. Средняя, или центральная, представляет собою будто продолжение тумана, или его порождение. Чуть более тёмная, молочно-серая, не имеющая постоянной формы, она притягивает к себе взгляд и путает мысли. Но более всего она внушает ужас. Я понимаю, что, в первую очередь, смертельной угрозы должно ожидать именно от неё.

Полумесяц медленно приближается, он ещё довольно далеко, до него пара сотен ярдов. Я отступаю на шаг, то есть пытаюсь отступить, но моя нога натыкается на что-то твёрдое. В панике я оглядываюсь, и вижу позади то же море тумана и ещё одну цепочку фигур. Рядом с собою я вижу человека, он повернулся ко мне, и своим ночным зрением я различаю ужас и отчаяние на его лице, знакомом и узнаваемом. Почти. Секунда или две проходят, прежде чем я догадаюсь. Луны — подсказка. Их две. Одна передо мною, другая позади. Я стоял, обратившись к огромной зеркальной стене. Тогда кто этот человек, стоящий в двух футах от меня? Неужели, это и есть я? И неужели это моё лицо выражает такой беспредельный ужас и безысходность? Желая приободриться, я улыбнулся своему отражению, но тот, другой "я" лишь грустно покачал головой в ответ. Негромкий голос зазвучал словно бы отовсюду, но и как будто только в моей голове.

— Обернись!

Они реальны. А он не подчинён тебе, но зависим от тебя. Умрёшь ты — умрёт он. Тогда всё будет неважно, потому что не станет ничего. Спасай себя! Спасай всё.

Следуя велению голоса, я повернулся. Цепочка силуэтов уже значительно приблизилась. Я различал оружие в руках людей. На центральную фигуру я старался не смотреть, хотя знал, что главная цель — этот многоликий морок. С усилием я сдвинулся с места и, даже не удивившись, обнаружил в руках клинки, мечи "кошкодёры", подаренные Бреннаном. Опустив руки, так, чтобы моё оружие скрывалось в молоке тумана, я начал своё движение навстречу полумесяцу врагов. В тот же миг я понял, что передо мною серп: орудие, призванное подрубить мою жизнь и жизнь того, оставшегося позади. Но я понял и то, что слабое место этого орудия та самая центральная нечеловеческая фигура. Без неё остальные не опасны, удалив её, я переломлю этот смертоносный серп. Я буду спасён и избавлю другого себя от гибели. У него будет свой бой, но он будет независим от меня. Я побежал, целясь в самую середину. Мой манёвр не остался незамеченным. Центральная фигура поплыла во все стороны, наподобие несимметричного паруса, а потом разорвалась на части. Разлетевшись, эти бесформенные серые тряпки упали на соседние, человеческие фигуры. Миг — и ситуация изменилась. Серп остался, но теперь в центре ступал человек, а по краям плыли по три пугающие тени. Силы менялись не в мою пользу. Я остановился, не зная, что предпринять, а серп начал своё последнее убийственное движение.

— Рассеки его! В этом твой шанс. Теперь люди опасны, а он бессилен против тебя. И Он их объединяет. Разбей замковый камень и здание рухнет! Но берегись осколков!

Противники находились в десятке ярдов передо мною. Я кожей чувствовал, что все шесть чудовищ готовят единый удар. Прыгнул и невесть каким образом оказался перед человеком в центре. Успел заметить приоткрытый в изумлении рот и широко распахнутые глаза. Выглянувшая из-за очередного облака луна отразилась в них двумя точками. Черной и зелёной. В следующий миг лезвия клинков сошлись, подобно огромным ножницам, и голова человека канула в гущу тумана. Я отскочил назад. Тени надвинулись…

Я проснулся. Чуть учащённый пульс и влажная от пота простыня — это, пожалуй, все свидетельства приснившегося кошмара. Сон, весь, до мельчайших подробностей, стоял у меня перед глазами. Немного поразмыслив, я решил, что возможно ближайшие дни дадут какую-то подсказку относительно скрытого смысла увиденного. И ещё я точно знал, что буду делать сегодня. Я встал, ощущая дикий голод. Даже не одевшись, прошёл на кухню и приготовил очень ранний (5.40 утра, до восхода солнца ещё пара часов), но очень плотный завтрак. Отварил картофель, разогрел четыре замороженных бифштекса, нарезал салат из свежих овощей, сделал пару бутербродов с маслом и клубничным джемом, заварил большой чайник зелёного чая (оставшиеся в холодильнике контейнеры с молоком я, не глядя, побросал в мусорный пакет). Пока завтракал, просматривал новостной телеканал, по старому переносному телевизору, стоявшему на посудном шкафчике. Теперь только я понял, что мой загул длился почти полтора месяца, что на календаре двадцатое марта, и что я совершенно выпал из информационного поля Земли. Мир подвергался точечным уколам мелких междоусобиц, социальных волнений и природных катастроф.

Где-то на юго-западе Азии набирало силу религиозное движение, ставящее задачей установление власти своей веры не на какой-то конкретной площади, а повсеместно, куда только смогут дотянуться руки этих фанатиков. Несогласным и иноверцам предлагался простой выбор: присоединяться к священному проекту или умереть. Хотя, судя по информации о массовых казнях, такой выбор предлагался не всем. Для меня такого рода экспансия не была чем-то необычным. На Дорасе среди простолюдинов иногда тоже возникали идеи массового очищения через веру. Порой, веру очень жестокую и кровавую. Обычно всё заканчивалось большой войной и последующим упадком стран вовлечённых в конфликт. Мне самому однажды поступил заказ на убийство потенциального вождя зарождающегося культа. На меня вышли посредники, но я потребовал встречи с заказчиком. Мы встретились с верховным первосвященником церкви Творца Единого, Илефом. Поколебавшись, он рассказал мне, что из себя представляет моя цель, о мотивах принятия решения и довольно ярко нарисовал перспективы распространения нового культа. Помолчав, я спросил:

— Ясно, вами движет благородная цель. Но как на сие смотрит Творец?

Илеф долго молчал, уставившись взглядом в пространство над моим плечом, потом вздохнул.

— Мне не известны помыслы Творца, как не известны Его взгляды на ту или иную вещь. Опираясь на наши догматы, я могу только предполагать. Но, если ты хочешь знать моё мнение, то я думаю, что Он не одобрил бы такое решение. Я обратился к тебе, как частное лицо. Многие могут посчитать, что уничтожение человека, о котором ведётся речь, выгодна, в первую очередь, нашей церкви, не терпящей конкуренции и с опаской глядящей на новые религиозные течения. Я не могу опровергнуть это мнение, как не собираюсь никого переубеждать. Я только вижу огромные зловонные ямы, заполненные истерзанными телами, горящие деревни и вереницы нищих, больных и умирающих от голода людей, бегущих от нового пророка. Если моё деяние идёт вразрез с волею Творца, я отвечу за него на Суде Его. Но, я надеюсь, что если ты возьмёшься за это дело и выполнишь его, это будет значить, что Он на миг закрыл глаза на мой проступок…

Ни слова не говоря, я оставил первосвященника Илефа в его приёмных покоях. На следующий день посредник получил назад задаток без всяких комментариев. А через месяц, когда вера в пророка Бледного Наместника только-только пустила свои щупальца в умы обитателей одной отдалённой горной страны Заморья, пророка сразила серьёзная сердечная хворь. Зарождающиеся бунты малочисленной паствы пресекались на корню, а вера иссякла. Думаю, правда, что она затаилась где-то в глухих местах, подпитываемая немногочисленными жрецами и столь же немногочисленными адептами. Они и сейчас ждут возвращения своего пророка, готовящего воцарение Бледного Наместника во всём сущем мире. Впоследствии, ни я, ни Илеф встречи не искали.