История очевидца иных миров
Шрифт:
— Пошли. Ужин, поди, остыл, и Мира рассердится. Кстати, что ты там говорил о дижонской горчице? Она для тебя недостаточно острая и у вас её делают куда лучше? Сейчас ты расскажешь мне, где находится это "у вас"…
С того вечера Крейван был принят в цирковую семью, что обрадовало как самого Фланахэна, так и директора Дэвида Замунера, который очень не любил трений в коллективе. Лишь двое по-прежнему сторонились общества безликого. Одной из них была Сюзанн Битти, женщина-змея и напарница Робишо по номеру с кеглями, кольцами и прочими снарядами для жонглирования. Было ей за сорок, хотя выглядела она на двадцать пять и одевалась соответственно. По слухам, ей светила прямая дорога в "Дю Солей", и, когда
С Марком Кармайклом всё обстояло совсем по-другому. Он входил в "семью всемирно известных гимнастов — братьев Манфреддини". Но если Нил и Дейв Паттерсоны и впрямь были братьями, Марк, совершенно не походил на родственников, что давало обильную почву для шуточек про верную мамашу Манфреддини. Кармайкл, с его постоянными сальными шуточками ипривычкой распускать руки, сразу не понравился Крейвану. До поры он сдерживал себя, но только до поры. Как-то вечером, втихаря нагрузившись дрянного виски, Марк прилюдно облапил Миру О'Лири, скромную тихую маленькую женщину, всеобщую любимицу (голуби, дрессировкой которых она занималась и вовсе души в ней не чаяли) и жену Колина О'Лири, столь же безобидного дрессировщика собак. Когда муж, который был одного роста с Кармайклом, но в полтора раза уже в плечах, попытался защитить супругу, Марк обхватил Колина пятерней за лицо и с силой оттолкнул:
— Вали к своим сукам, собаколожец! Там твоё место! А женщин оставь настоящим мужикам!
Время почти что остановило ход. Разведённый Питером Замунером костёр освещал тёмные фигуры участников и свидетелей этой неприятной сцены: силящийся подняться Колин О'Лири, его жена, вытирающая кулаком слезы, привставшие на своих местах и готовые вмешаться Миллс и Робишо. Время снова пошло. Безликий успел раньше остальных. С вызовом смотревший на остальных, Кармайкл ещё не начал поворачивать голову, реагируя на движение, а Крейван уже был рядом. Двумя, даже не ударами, тычками, он сбил Кармайкла с ног, пропустил уже бегущего к жене О'Лири и, указывая на вяло шевелящееся под ногами тело, повернулся к братьям Паттерсон:
— Унесите и не выпускайте для его же безопасности до завтрашнего утра. Завтра я поговорю с ним.
Заметив, среди прочих, с удивлением взирающих на него циркачей, директора, Крейван обратился и к нему:
— Мне жаль, сэр, что вы стали свидетелем столь низкого зрелища. От себя, я могу пообещать, что никогда больше вы не увидите Марка Кармайкла в таком состоянии. И тем более, — Крейван посмотрел на Миру О'Лири, которую уже успокаивал муж, — он больше не позволит себе подобных выходок ни в отношении Вас, миссис О'Лири, ни в отношении какой-либо другой дамы.
— Спасибо, конечно, мистер Маккензи, — Дэвид Замунер грустно улыбнулся, — но это всё как, кхм, плевком солнце тушить: вони и пшика много, а толку — ноль. Уже сто раз порывался дать под зад этому тупому балбесу. Но он и вправду хороший гимнаст. Хотя свинья, конечно, первостатейная…
Фланахэн с минуту смотрел вслед удаляющейся в черноту ночи фигуре старика, поддерживаемой под руку сыном, потом медленно опустился рядом с Миллсом. Кивая в ответ на благодарности, от
— Мне показалось, или директор на самом деле расстроен?
Миллс только рукой махнул:
— Расслабься, он просто не верит в эффективность твоей терапии. А вот я думаю, что ты найдёшь нужные слова…
Сейчас, когда прошёл уже месяц с того некрасивого инцидента, Крейван улыбнулся своим воспоминаниям. Утренний разговор с Кармайклом дал свой терапевтический эффект. Видимых повреждений на лице Марка не наблюдалось, но вид он имел жалкий и напуганный. Ни разу после этого никто не видел младшего Манфреддини выпившим, а на общих ужинах он вёл себя тише воды, ниже травы. Вот только всякий раз, когда Фланахэн оказывался рядом, Марк кривился и уходил. Однако Крейван не считал приобретение нового недоброжелателя большой проблемой.
— … Он хоть слово слышал из того, что я здесь напел? Это нормально? Скажи, Фогерти, ну же!
Очнувшегося от воспоминаний безликого, мягко потрясли за рукав. Они завтракают в пивной, в деревне Рок-Чапел, а за рукав его дёргает Лайм Фогерти, грустный клоун, неразлучный приятель Миллса в жизни и его постоянный антагонист на арене.
— Крис, наш друг намекает, что недурно бы вернуться с небес на нашу грешную землю. Что скажешь?
— А? Прости, я, правда, отвлёкся. Много пропустил?
Миллс, примеряя на себя образ коллеги, скорбно закатил глаза и горестно вздохнул:
— Лайм, дружище, пообещай мне одну вещь. Если вдруг я надумаю делать политическую карьеру: возьми что-нибудь потяжелее, да трахни меня по голове, что будет мочи. Я тогда может и передумаю. Ну ладно, к тебе, допустим, я привык, хотя рожами, которые ты корчишь, выслушивая меня, можно сатанистов пугать. Теперь этот вот уплывает по дороге сна в тот момент, когда я произношу, быть может, самые главные слова в его жизни. А представь, что будет, надумай я говорить предвыборную речь перед большой аудиторией?
— Надеюсь, они всего лишь станут разгадывать кроссворды. Успокойся. А ты, Крис, и вправду мог быть повнимательнее.
— Простите, друзья, я виноват. Обещаю больше не отвлекаться. Эйван, как много я пропустил?
— А с какого момента ты перестал слушать?
— А о чём вообще шла речь?
— Лайм, я же говорил тебе — он не слушал! Ладно, чтобы не распинаться по новой, буду краток. Я говорил, что ты из этих… Где-то я слышал такие слова… Ага, вот, ты "последний романтик". Ну, ты весь из себя правильный: поступки, речь, жесты. Солонку передать, за женщину вступиться — ты всегда первый. И это притом, что обычно очереди за тобой не наблюдается. Рыцарь в белом плаще, блистающих доспехах и с верой в сердце. Ты или извлечённый из древнего саркофага анахронизм, или прибыл со звезды, как Дэвид Боуи. Я не говорю, что это плохо, я говорю, что это неудобно…
— То есть, ты говоришь, что попустительствовать скотству, навроде выходки Кармайкла — это удобно? Ну да: пускай парень хватит пару раз замужнюю женщину за задницу, от неё же не убудет. Что? Вы говорите о защите женской чести? Так ведь для этого у неё есть муж. Устраивайтесь поудобнее и расслабьтесь.
— Ой-ой, гоните этого Персиваля отсюда, пока он своим нимбом весь кабак не разнёс. Сними шлем, он мешает работать твоим мозгам. Я где-то сказал о самоустранении? Нет. Не будь рядом тебя, за Миру всё равно нашлось бы кому вступиться. Я или Робишо вломили бы Кармайклу, или Фогерти скорчил бы одну из своих скорбных гримас — какая разница? Речь не о твоих достоинствах. Я говорю о том, что ты не можешь даже время от времени вылезать из своего панциря и становиться нормальным человеком. Вот даже сейчас, когда мы в кои-то веки выбрались пообщаться и пропустить по паре кружек, ты снова где-то в другом месте. Верно, снова мир спасаешь…