История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей
Шрифт:
— Вы же слабенькая, — уговаривал он, — устанете.
И действительно, к тоненькой фигурке Весняночки совсем не подходили огромные сосуды, так же как и ее неуклюжая телогрейка; однако она и то и другое охотно носила и никогда не стыдилась. Дядюшка Каналаш пообещал замолвить словечко где надо, чтобы ей выдали телогрейку по росту.
Пока мы пили чай, Весняночка навела порядок в комнате. Сложила планки, подровняв концы, собрала высыпавшиеся из сумки гвозди и разделила их поровну между нами двумя; собрала топоры, молотки и прислонила к стене пилу, как подобает, острием внутрь; разгладила лацканы пальто, висевших на гвозде; подбросила кокса в печку и выгребла золу из поддувала. Собрала объедки для собаки одного каменщика — избави боже растаптывать их! — и набила
Лаци провожал взглядом девушку, куда бы она ни шла; его пальцы дрожали как бы в такт ее легким шагам. Если девушка бросала взгляд на него, Лаци хмурился и начинал смотреть в угол.
А мне хотелось смеяться от счастья! Почти неслышный стук ее каблучков рождал у меня воспоминания о танцах, о танцах под сенью тапольцайских дубов, где мы отплясывали в начале лета, в День строителя. Ее голос звучал для меня как музыка. А стоило ей взглянуть на меня, тут же мне вспоминалась весна. Всего лишь одно это слово — «весна»! Ничего больше! И этого было достаточно. Я не думал о запахах дождя и земли, не думал и о траве, о той самой траве, что превращается в зеленеющий луг и окаймляет полевые дорожки. А лишь смотрел ей в глаза и окунался в них взглядом… И после этого я уже не замечал, глядя в окно, что снег падает все гуще и гуще, а два паренька на крыше, взявшихся подработать «налево», безуспешно пытаются согреться, хлопая закоченевшими руками. Не замечал я и огня; он, как в тумане, мигал между решеток колосника. А скажи она, чтобы я взял в руки тлеющие угольки, потому что это цветки львиного зева, а обнимающиеся с дымом языки газового пламени — букеты жасмина, я взял бы угольки в руки и смеялся, смеялся бы от счастья…
Мне хотелось смеяться и тогда, когда Весняночка уходила уже далеко и брела в тени строительных лесов по белеющей дорожке. Тяжелые стойки, подобно уходящим в небо волшебным деревьям, вздымались над этажами; их закрытые снежными шапками верхушки мы не могли даже разглядеть. Маленькие следы девичьих ног извивались змейкой мимо чащи стоек, а затем делали осторожный поворот и выходили на дорогу. Вот девушка остановилась напротив двух подручных. Парни неторопливо спустились с крыши и выпили по кружке горячего чаю.
Лаци, скрежеща зубами, стоял у окна. Он согнул вокруг пояса гибкий стальной наугольник. Я рассмеялся. Тогда он швырнул в меня им. Хорошо, что я вовремя успел отскочить.
Начиная с этого дня, оба подручных тоже стали получать ежедневно свою порцию чая; Весняночка подтверждала слова паркетчика Юббадя, который, работая со складным метром, говорил: «Отмерять — не по карточкам выдавать, на всех хватит».
Старый «масек», присоединившийся на следующий день к своим подручным, латавшим прохудившуюся крышу, отвернулся, чтобы не видеть, как они допивали чай. Он по обыкновению что-то поворчал себе в усы (за эти усы мы его прозвали Енотом). И действительно, во всем его облике было что-то от этого зверька: серебристые волосы торчали из-под черной итальянской шляпы с широкими полями; какой-то особенный загар на лице местами переходил в зеленоватый оттенок, а местами поражал своей тусклостью, был словно выцветший, напоминая оторвавшийся от скалы мох, ставший таким то ли от лунного света, то ли от знойного солнца. Старик не принимал угощения Весняночки. Его раскатистый голос мы слышали обычно лишь по утрам, когда он утихомиривал своих подручных, которым пришлась не по вкусу палинка хозяина дома. В течение всего дня он не разгибая спины работал на крыше, передвигаясь неуклюже, как медведь; вельветовый костюм, какой имели обыкновение носить мастеровые-плотники, на его широких плечах и на заду натягивался так, что, казалось, вот-вот лопнет по швам. Издали сверкал его складной метр, которым он орудовал размеренными, натренированными движениями. Странный человек был старый «масек» — это святая правда. Однажды днем он явился к дядюшке Каналашу. Мы почтительно ответили на его рукопожатие; рука у него была крепкая, холодная и твердая, как железо. Лицо носило отпечаток какой-то болезни или усталости: вокруг желобков и бугорков, образованных морщинами, пестрело
Каналаш и старый «масек» уединились в нише окна и тихо беседовали. Мы в это время уже настилали паркет, и Лаци вышел в другую комнату за паркетинами. Он долго там пропадал, из чего я заключил, что приближается Весняночка, Я уже заканчивал укладку второго ряда: выступы ловко ложились в пазы, и паркетины цвета гренков, выстраивались в линейку.
Лаци запаздывал, я приступил к укладке не законченного им первого ряда. Старый «масек» взял у меня из рук пилу, попробовал на ощупь острие зубцов и на глазок распилил паркетину наискось. Она точно и плотно легла к стене.
Он попросил следующую. Изумление мое не знало границ.
— Этому приему меня научил еще мастер Матяш, — сказал он и как бы между прочим добавил: — С наугольником.
Дядюшка Каналаш подтвердил — вместе, дескать, были учениками.
— Гляди как нужно делать, сынок, — сказал «масек». Большой палец он прижал к зубьям пилы; зубья царапали тоненькую линию на конце ногтя. — Вот и вся премудрость. — Я даже не успел поблагодарить его за раскрытие секрета — вошла Весняночка, а следом за ней Лаци с целой охапкой паркетин. Меня снова начал разбирать смех. Сам не знаю почему. Возможно, мне захотелось посмеяться над Лаци, который притащил столько паркетин, что наш паркетчик Юббадь вполне мог бы выложить ими со всех сторон дом, благо «отмерять — по карточкам выдавать». Весняночка сначала предложила чай дядюшке Каналашу. Тот передал кружку «масеку».
— Может, ты и рому туда добавила? — спросил старый плотник и со смешком принял угощение.
— Боже упаси! — испуганно воскликнула Весняночка. — Во время работы не разрешается употреблять спиртное.
— А я-то думал, что она чаем с ромом привораживает моих парней. — «Масек» говорил тихим голосом, неторопливо. Половину своего чая он уже выпил, а остаток выплеснул на пол. — Эта девушка, — он повернулся к дядюшке Каналашу, — околдовывает моих подручных. Сладу с ними не стало. Требовать начали… и все такое прочее.
— Вполне верю, — рассмеялся наш бригадир. — Такой девушки нет больше на всем белом свете! А плотников — куда их только судьба не заносила! Даже преддверье ада и то смастерили да украсили плотники. А стружек и самой госпоже Люциферше не отдали даром. Ни-ни!
— Это точно, — кивнул старый «масек». — Только парни-то мне мои нужны.
На следующий день после Нового года я получал гвозди на складе. Терпеливо ждал своей очереди; самочувствие было обычное с похмелья: голову прямо до самых мозгов, казалось, кто-то ковырял огромным ножом. У полок с прозодеждой суетился кладовщик с двумя бывшими подручными «масека». Я сказал об этом дядюшке Каналашу. Мастер кивнул.
— Я предвидел это. — Он отер уголки рта и доверительно шепнул мне: — И все же мне немного жалко старика. Он настоящий плотник!
Каналаш отошел к окну. Старый «масек» один что-то долбил у лесенки на чердак: он ремонтировал ступеньки. Весняночка отправилась в свой утренний обход. На минуту она остановилась перед крохотным домиком. Крыша уже была готова: на ней белело свежее пятно.
Старик отвернулся, заметив Весняночку. Девушка подошла поближе к забору, поставила на землю сверкающее серебром цинковое ведро, водрузила кувшин на свое худенькое коленце и налила кружку чаю. Потом через забор протянула ее старому «масеку». Тот медленно, словно рассчитывая каждое движение, повернулся. Я увидел, как его рука сжала рукоятку топорика…
— В такую погоду чаек хорошо идет. Холодно ведь, — угощала «масека» Весняночка.
«Масек» подошел поближе. Прыщики на его лице потемнели; рот, наверно, тоже задергался — отсюда, сверху, не было видно.
— Смотрите! — воскликнул я и только потом заметил, что сжимаю руку дядюшки Каналаша.
— Все же хороший он человек, — проговорил мой бригадир.
Старик взял из рук Весняночки кружку, выпил весь чай и в знак благодарности погладил девушку по голове.
В последний день работы старый «масек» отыскал нас; он выглядел усталым и часто кашлял.