История одного филина
Шрифт:
— Говорил я матери, а она сказала, для первого раза положено одеться во что поприличнее. Да еще просила она передать вам поклон, дядя Бицо.
— Благодарствую, — сказал старый механик и добавил задумчиво: — Эх, и красивой же девкой была твоя мать!.. Эти, нонешние… — И механик только махнул рукой. — Ну, теперь приглядывайся, сейчас мы заправим трактор. Отец твой еще на волах пахал, помню я его, он здесь батрачил… давно это было… Потом пришла война, — и разом все порешила…
— Говорят, больше войны не будет…
— Вот и ладно,
На краю леса виднелась фанерная будка, поставленная на колеса. Йошка поискал глазами, куда бы поставить бидон, и тут же увидел, что в вагончике все разложено по своим местам, что в нем — удивительные для такой тесноты чистота и порядок. Парень решил, что и он будет впредь блюсти такой же порядок, можно сказать, он обязан поддерживать порядок, иначе не миновать ему солдатчины.
Не то, чтобы Йошка боялся военной службы или даже фронта.
«И там тоже люди», — думал он, но тотчас вспоминал отца, погибшего на войне, и мать, как она, оставшись вдовой, своим потом и кровью растила двоих детей: старшую дочь, что теперь уже замужем, и его самого; и вот теперь он, Йошка — единственная опора матери, поэтому Йошка считал, что поступает умно и справедливо, стараясь не попасть в солдаты и учась для этого на тракториста.
Йошка захлопнул дверцу вагончика и замер, потому что в этот момент затарахтел мотор трактора.
«Старик мог бы и подождать меня, — подумал Йошка, — показал бы, как запускать мотор».
— Садись рядом, — прокричал Бицо, перекрывая шум мотора, — и приглядывайся, а к полудню уже и сам сможешь; о внутреннем устройстве мотора я расскажу тебе за обедом. Ну, держись, ученик!
С вершины холма, как на ладони, открывалось село, из труб над домами клонились к югу столбики дыма.
«Северный ветер, — определил Йошка, — а здесь, наверху, совсем и не чувствуется…»
Сарыч недвижно сидел все на том же дереве и, по-видимому, не обращал ни малейшего внимания на тарахтение трактора. Чабан гнал на водопой отару, и овцы, как крупные бурые комья, перекатывались по лугу, пока не сбились плотной серой лентой вокруг корыта.
— Теперь смотри, я глушу мотор! — крикнул Бицо. — Следи, как я действую рычагами и педалями. Запомнил? — спросил механик, когда трактор остановился.
— Вроде запомнил.
— А теперь смотри, как запускать. Это рычаг сцепления… у межи плуги всегда поднимают. Если толкнуть рычаг от себя, плуги поднимутся. Потянешь к себе, и плуги снова опустятся в борозду.
— Понятно.
— А после, в обед, я тебе покажу мотор, расскажу, как он устроен. Сейчас нет времени. С пахотой надо спешить, чтобы успеть, пока мороз землю не схватит.
Позднее к полю подъехал агроном. Ферко остановил повозку у межи, выжидая, пока трактор дотянет борозду. Все четверо сдержанно улыбались, как улыбаются
— Что, дядя Бицо, довольны своим новым учеником?
— Если станет плохо работать, огрею гаечным ключом…
— Так и надо! А нельзя поглубже брать плугом?
— Опасно, господин агроном. Правда, почва здесь не сплошь каменистая, но местами очень уж много камней. Так недолго и лемех сломать.
— Ну, тогда делать нечего. Не надо ли вам чего?
Старый Бицо ухмыльнулся, собираясь ответить, но агроном опередил его:
— Знаю, знаю, вина бы надо, девушек пригожих. А трактору надо чего?
— Ему ничего не надо, господин агроном.
— Ну, тогда мы поехали! — Агроном тронул Ферко за плечо, и повозка, громыхая, покатила прочь по дороге.
— Да, будь у меня годков поменьше, — вздохнул старый механик, провожал их взглядом, — да имей я таких коней, и я бы тоже шутил почаще.
— По-моему, агроном — очень справедливый человек, дядя Бицо!
— Вот дурень! А кто говорит, что он несправедливый? Просто хочу сказать, молод наш агроном, и кони у него добрые, а я так вот стар, и в хозяйстве у меня — одна единственная захудалая коровенка. Потому-то у него веселое настроение, а мне — так совсем невесело… Ну, запускай!
Между тем у агронома в то утро настроение было далеко не веселое. С утренней почтой пришло письмо, которое оказалось куда тяжелее тех двадцати граммов, которые весит обычное письмо.
Прислал его дядя агронома, аптекарь из того села, откуда привезли филинов, а на почту письмо отнес тот самый Янчи, который — хотя и не умел летать, — а смог-таки, как мы помним, вытащить птенцов из пещеры в отвесной скале.
«…За приглашение поохотиться благодарю, — говорилось в письме, — я было собрался поехать, не мешает и мне отдохнуть, только пойдет на пользу, да отлучиться сейчас никак не могу, дел в аптеке по горло. За селом у нас разбили военный лагерь, в палатках живет несколько сот солдат. Они строят в скале подземные бункеры для огромных нефтехранилищ. И на меня возложили обязанность снабжать солдат медикаментами. Как только стану чуть посвободнее, пожалуй, зимою, — объявлюсь к тебе сам».
Письмо это Янчи сдал на почту в соседнем селе, как его просил об этом аптекарь. Почему — Янчи не спрашивал: паренек он был смышленый и знал, что к чему. Впрочем, он лично не имел ничего против военного лагеря, хотя и понимал, что солдаты в самом скором времени из палаток переселятся в подземные бункера, и от палаточного лагеря не останется и следа.
Солдаты были парни веселые, потому что до них дошел слух, будто бы если разразится война, то тех, кто занят на такого рода строительстве, не возьмут на фронт. На фронте ведь можно и в плен попасть, а нельзя, чтобы к противнику в руки попал солдат, которому известно местонахождение огромных стратегических хранилищ горючего…