История отношений между русскими князьями Рюрикова дома
Шрифт:
Горькая участь постигла знаменитый Ростов Великий; три раза проиграл он свое дело в борьбе с презренными пригородами, и хотя после перешел как собственность, как опричнина в род старшего из сыновей Всеволодовых, однако не помогло ему это старшинство без силы: ни один из Константиновичей Ростовских не держал стола великокняжеского, ни один, след., не мог усилить свой наследственный Ростов богатыми примыслами, и скоро старейший из городов северо-восточных должен был испытать насилия от младшего из пригородов. «Отъялась от князей ростовских власть и княжение, имущество, честь и слава!»{594} — говорит летописец. Приехал с Москвы боярин именем Василий, прозвищем Качева, да с ним еще другой — Миняй, и не было конца гонениям, которые должны были претерпеть от них граждане: самые первые бояре не были пощажены, и многие из них должны были выселиться из родного города{595}.
Историк не может
Со стороны утесненных князей также не обошлось без сопротивления. Так, в. к. встретил врага в зяте своем Василии Давидовиче Ярославском, который, видя, какою гибелью грозит усиление Москвы другим княжествам, взял сторону Александра Тверского и помогал ему в Орде{596}. Чем кончилась эта вражда, неизвестно; знаем только, что Василий был вызван ханом вместе с Александром, но что возвратился благополучно из Орды и пережил Калиту. По смерти Александра и Тверь не избежала насилий Москвы: так, в 1338 году Калита велел снять от св. Спаса колокол и привезти в Москву{597}.
В 1340 году умер Калита{598}. Знаменитый хозяин, богатый собственник, он должен был распорядиться своею собственностию, своими примыслами, оставить завещание. И точно, до нас дошли две духовные грамоты Ивана Даниловича, обе писаны в 1328 году{599}. Все братья Калиты, которых было четверо{600}, умерли прежде него и без потомства; след., он мог приказать сыновьям своим все Московское княжество со всеми старыми примыслами. Между 3 сыновьями и женою поделил Калита свое движимое и недвижимое имение: старшему Семену отдано 26 городов и селений, в числе которых примысли Юрия Даниловича — Можайск и Коломна; второму сыну, Ивану, — 23 города и селения, из них главные Звенигород и Руза; третьему, Андрею, — 21 город и селение, из них известнее Серпухов; княгине с меньшими детьми — опять 26. Здесь замечательно, что величина уделов следует старшинству; след., самый старший и материально сильнее, притом города его значительнее, напр., Можайск был прежде особым княжеством; притом княгиня вдова, как увидим из последующих завещаний, пользовалась уделом своим по жизнь, а по смерти ее он переходил к старшему же сыну{601}.
Глава III
ИСТОРИЯ КНЯЖЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ
ПРИ СИМЕОНЕ ГОРДОМ
По смерти Калиты все русские князья отправились в Орду; хан объявил Симеона Московского в. князем владимирским; благодаря усилению Москвы это уже не был теперь пустой титул, но чего опасались князья еще со времен Мстислава Храброго, то исполнилось: они перестали быть родичами и стали подручниками: «и все князи русские под руце его даны»{602}.
Мы видели, что с уничтожением родового единства все старшие князья отдельных родов необходимо принимают титул великих, который именно и означал только старшего в известном роде; Симеон, князь московский и владимирский, взяв под свои руки всех других князей великих, называет уже себя в. князем всея Руси и таким образом отделяет родовые понятия от государственных, оставляет другим князьям название великих, но себе берет титул начальника не рода княжеского, но всей Русской земли, государства. И прежние сильные духом в, князья повелевали младшими, которые должны были ездить подле их стремени и приходить по первому зову, но тогда они повиновались как дети отцу; теперь в. князь Симеон требует безусловного повиновения, потребует как государь, и тяжко было для князей подобное повиновение: они прозвали Симеона Гордым. Есть известие{603}, что Симеон, созывая князей для известных целей своих, напоминал им, что Русь была только тогда сильна и славна, когда князья беспрекословно повиновались старшему, и что теперь только таким же беспрекословным повиновением ему, Симеону, они могут надеяться освобождения от татарского ига; но князья знали разницу между прежними и настоящими отношениями, знали, к чему поведет такая покорность. Говорят{604}, что Симеон и личным характером своим был способен возбудить почтение, умел остеречься от того гнусного порока, который был тогда общим, от пьянства, и не терпел его в других; ненавидел крамолу и неправду и строго наказывал за них; он умел приобресть уважение и тем, что, довольный богатым наследством, не собирал всякими средствами имения, но расточал его на выкуп пленных; мало того, Симеон хотел показать князьям, что они могди только выиграть, признав себя его подручниками, так, напр., исходатайствовал в Орде для разоренного
Княжение Симеона необильно событиями: при нем не было сильных междоусобий, ибо князья не могли тронуться из страха пред в. князем всея Руси; при нем не было татарских нашествий, ибо ханы и князья ордынские чтили молодого, но умного князя московского: 5 раз ходил Симеон в Орду и всякий раз приходил оттуда «со многою честию и с пожалованием». Только в 1351 году летописец упоминает о походе Симеона к Смоленску, кончившемся скорым миром; причины неизвестны: вероятно, смоленский князь не хотел при-знать себя подручником московского{606}.
Я сказал, что в княжение Симеона Русь не испытала ни кровавых усобиц, ни татарских нашествий; но зато в 1352 году явилась страшная язва под именем черной смерти, которая опустошила русские области сильнее, чем междоусобия и монголы; в 1353 г. она поразила в Москве митрополита Феогноста, самого в. князя, двоих сыновей его и брата Андрея Ивановича. Симеон умер еще очень молод, 36-ти лет; он также оставил завещание, в котором отказал удел свой и все движимое и недвижимое имущество жене, по смерти которой все это перешло к брату Симеонову в. князю Ивану Ивановичу: это явление важно в том отношении, что два удела Московского княжества соединились в один и таким образом сделали в. князя Ивана вдвое сильнее. Третий сын Калиты Андрей умер в одно время с Симеоном, и уже по смерти его родился сын, знаменитый после Владимир; по новому понятию об отдельной собственности послерожденный младенец вполне получил удел отца своего, но, разумеется, не мог иметь притязаний на удел дяди Симеона{607}.
В завещании Симеона любопытно следующее наставление братьям, из которого оказывается оседлость бояр вследствие нового порядка вещей, явление старых отцовских бояр, которых мы так мало видим прежде{608}: «А по отца нашего благословенью, что нам приказал жити за один, такоже и яз вам приказываю своей братьи жити за один; а лихих бы есте людей не слушали, и хто иметь вас сваживати, слушали бы есте отца нашего владыки Олексея, также старых бояр, хто хотел отцю нашему добра и нам. А пишу вам се слово того деля, чтобы не перестала память родителей наших и наша, и свеча бы не угасла».
Еще замечательнее для нас другая грамота, оставшаяся от княжения Симеона, — это договор его с братьями. Теперь, когда родовая связь рушилась, являются договоры даже между родными братьями, знак, что они уже не смотрят более на себя, как на братьев, уже не верят родственному союзу, видят друг в друге отдельных владельцев. Нас не обманут здесь выражения из мира прошедшего: так, в начале договора младшие братья обещаются чтить Симеона «во отцево место». Младшие родичи постоянно требуют поддержания прежних родовых отношений, мы увидим, что они будут требовать этого до самого пресечения Рюриковой династии; но уже то одно обстоятельство, что они заключают договор со старшим, показывает тщету их требований.
Прежде князья не иначе называли друг друга, как брат, отец, сын: в нашем договоре младшие братья, обещая, что будут иметь Симеона во отцево место, не смеют, однако, или не хотят, или, скажу более, не умеют назвать его: отче, но: господине, князь великий! Младшие братья более всего толкуют о собственности, о своем участке, чтобы старший не обидел, чего не отнял у них, также: «кто из нас что примыслил или прикупил, или кто по семь что кто прикупить или примыслить чужее (к) своим волостем, и того блюсти, а не обидети». Каждый, след., предоставляет себе право действовать отдельно, прикупать и примышлять собственно для себя, к своему участку.
Показав отношения в роде Калиты, мы должны обратиться к другим родам княжеским, в которых происходят также любопытные явления. По смерти Александра Тверского стол его занял по-старому брат Константин Михайлович; но если племянники, по-новому, не медлили вооружиться против дядей, то и последние, с своей стороны, спешили предупредить племянников: так, Константин Михайлович начал теснить вдову Александрову и сына Всеволода Холмского; замечательно средство, избранное им для этого утеснения: он угнетал бояр и слуг их. Всеволод Александрович, не могши сносить этого, ушел сперва в Москву к Симеону, а потом в Орду; Константин отправился за ним вслед туда же, но умер прежде решения дела. Всеволод получил ярлык; но другой дядя (четвертый), Василий Михайлович Кашинский, не захотел подчиниться племяннику; в отсутствие последнего он захватил дани в Холмском уделе и отправился с ними к хану в надежде золотом перебить ярлык у Всеволода; на дороге оба соискателя встретились, и племянник ограбил дядю, след., сделал поездку его в Орду невозможною{609}. Можно догадаться, что вражда между тверскими князьями этим не кончилась: «И сотворися межи ими нелюбие, и мало кровопролития не бысть межи их, а людям тверским (сотворися) тягость и мнози люди тверския того ради настроения разыдошася»{610}.