История отношений между русскими князьями Рюрикова дома
Шрифт:
В Москве узнали о движениях Ольгерда, когда уже он был на границе; послали собирать войска, но Литва уже обступила Москву; новопостроенная крепость, Кремль, спасла великого князя и митрополита; Ольгерд 3 дня стоял под нею и отступил, довольный страшным опустошением{652}; Димитрий отдал Михаилу все захваченное из его областей.
Но борьба не могла этим кончиться: московский князь не мог оставить в торжестве Тверь, и потому при первом удобном случае полки его входили в Михайлову область и опустошали ее; Михаил не мог противиться один, имея врагов в дядьях своих, и потому при первом появлении московских полков убегал в Литву. Еще два раза приходил Ольгерд на Северо-Восточную Русь — однажды выстоял 8 дней под Москвою, но испугался, когда узнал, что Димитриево войско собралось, и запросил мира; Димитрий охотно дал его ему: мы уже имели случай упоминать о характере войны в Северной Руси: тот же самый характер носит борьба между князьями московскими и литовскими, потому что оба князя суть собственники, собиратели земли Русской, и потому оба боятся вступить в решительный
В другой раз, узнав, что Михаил Тверской с литовскою помощию удачно воюет московские владения, Ольгерд двинулся было также на Москву, но Димитрий изготовился встретить его с многочисленным войском и разбил уже сторожевой полк литовский: и тут два в. князя всея Руси стояли несколько дней друг против друга, не осмелились вступить в битву и разошлись, помирившись{653}. Этот мир заключен был на короткое время, от 31 июля до 26 октября, грамота дошла до нас{654}. Из нее любопытно видеть, как Русь делилась тогда на 2 половины — Московскую и Литовскую: Ольгерд включает в договор всех князей, которые в имени его; здесь князь смоленский называется великим и на стороне Литвы, князья тверской и брянский также на стороне Ольгерда; на стороне Димитрия 3 князя рязанские, которые все называются великими; в этом договоре Ольгерд отказывается помогать Михаилу Тверскому, если тот «иметь что пакостити или грабити» в московских владениях.
Михаилу не осталось надежды на Литву, и потому он обратился к Орде; еще прежде 2 раза выхлопатывал он себе ярлыку хана на в. княжение Владимирское, но Димитрий не обращал на это внимание; теперь Михаил в третий раз выхлопотал ярлык посредством московских отъезжиков. Тогда Димитрий в 1375 году решился покончить с ним: собрав всех князей, которые были в его имени, он двинулся на Тверь и осадил ее, страшно опустошая окрестности; литовская помощь не смела вступить в дело с московскими полками, и Михаил принужден был согласиться на все условия, которые были довольно тягостны{655}: Михаил признал себя младшим братом Димитрия, т. е. стал к нему в такую же зависимость, в какой находился Владимир Андреевич, к которому Михаил и приравнен в договоре: таким образом, в. князь тверской делается равным удельному князю московскому! Ставши младшим братом Димитрию, Михаил должен был обязаться, что как скоро в. князь московский или брат его Владимир Андреевич выступит в поход, то и Михаил немедленно должен садиться на коня, если же Димитрий посылал своих воевод, то и тверской князь обязан был высылать своих воевод. Михаил отказался навсегда от притязаний на в. княжение Владимирское, и, что всего замечательнее, княжество Кашинское объявлено было независимым от Тверского! Так Москва старалась раздроблением соперничествующих княжеств обессиливать их! Важно также следующее выражение в договоре: «будем ли мы в мире с татарами — это зависит от нас; дадим ли выход — это зависит от нас; не захотим дать — зависит также от нас. Если же татары пойдут на нас или на тебя, то нам биться вместе, если же мы пойдем на них, то и тебе идти с нами вместе». Так уже московский князь, привыкший с малолетства не уважать ханских ярлыков, не только считал возможною войну оборонительную, но и наступательную! Против Литвы также оборонительный союз; любопытно, что и в. к. смоленский включен в этот союз: Москва никак не хотела видеть Смоленск на стороне Литовской Руси.
Это было последним делом Москвы с Тверью в княжение Димитрия; и хотя после Михаил сделал еще раз попытку достать у хана ярлык в 1382 году, но она осталась без последствий, тем более что дела в Литве переменились.
В 1377 году умер Ольгерд, сын его Ягайло хотел быть самовластцем Литовской земли и потому начал отделываться от родичей; дядя его, знаменитый Кестут, хотевший, по старым русским понятиям, присвоить себе старшинство в роде, был убит коварным образом; сын последнего, еще более знаменитый Витовт, убежал в Пруссию, родные братья Ягайла, Андрей и Димитрий, угрожаемые тою же участию, обратились к московскому князю. Тогда Димитрий решился начать наступательное движение и с помощью Ольгердовичей взял несколько русских городов у Литвы. Оба Ольгердовича вступили в службу московского князя; о Димитрии сказано в летописи, что он: «прииде на Москву в ряд к великому князю Димитрею Ивановичу, и урядися у него в ряд, и крепость взя. Князь великииж дав ему крепость и ряд и прия его с честию великою, и со многою лобовию, и даде ему град Переславль и со всеми пошлинами»{656}. Ольгердовичи служили верную службу Димитрию и славно бились на Куликовом поле.
С первого взгляда странно кажется, что литовскому князю отдан такой важный удел, каков был Переяславль; но здесь виден очень умный расчет в. князя: приняв Ольгердовичей, Димитрий имел самое сильное средство действовать против Ягайла или по крайней мере грозить ему, ибо у братьев его были связи в Литве; с другой стороны, Ольгердович, владея Переяславлем, не мог быть нисколько опасен Димитрию по народному нерасположению к нему как иноплеменнику, доказательства которому увидим впоследствии; Ольгердович, видя это, мог быть только самым верным слугою своего благодетеля, чем он и был на самом деле.
Ясно, что после всех этих поступков московского князя Ягайло не мог быть к нему расположен; мы видели, что уже Ольгерд домогался с помощию хана овладеть Северо-Восточною Русью; Ягайло хотел воспользоваться раздором московского князя с Мамаем, чтоб достигнуть того же; он вступил в союз с Мамаем, который обещал ему половину Северо-Восточной Руси; но Куликовская битва лишила его этой надежды, а скоро дела польские
В таком положении находилась Юго-Западная Русь, когда Северо-Восточная под знаменами Москвы напрягла все свои силы для борьбы с Ордою: тогда-то обнаружился исполинский шаг вперед, какой сделало русское общество на пути государственном, тогда-то открылось все превосходство нового порядка вещей, вся заслуга Москвы. По слову московского князя сонм служебных князей явился, каждый князь с своими полками; на Калке котора между родичами сгубила войско и Русь: на Дону, где Димитрий встретил Мамая, никто из князей не смел котороваться в присутствии великого, и монголы были разбиты.
В это время один только потомок Святослава Черниговского не мог понять нового порядка вещей, не мог поверить, чтоб подчиненность государственная и вместе с нею единство, сила возможны были между потомками Ярослава, и за это неверие наказан проклятиями, наказан слишком строго: я говорю об Олеге Рязанском.
Мы упоминали о начале вражды между Москвою и Рязанью; впрочем, еще гораздо прежде появления Московского княжества Рязань испытала на себе неприязнь северных Юрьевичей; Рязань вместе с Муромом помогала старому порядку вещей в борьбе его с новым, помогала Ростову против Владимира, Ростиславичам против Юрьевичей; мы видели, как страшно Всеволод III отомстил Рязани за это: здесь уже легло начало вражды, которая усилилась еще более при постоянно неприязненных столкновениях с Москвою; мы видели, кто был зачинщиком, видели поступки Даниила и Юрия Московских с рязанскими князьями: Москва примыслила к себе часть Рязанской земли, Олег хотел силою возвратить отнятое силою же; он отнял Лопасню у отца Димитриева, но должен был отдать взамен ее другие города. Олег думал, что этою сделкою прекращается вражда, и в то время, когда страшный Ольгерд стоял под Москвою, рязанские полки спешили для ее защиты{658}. Какую же благодарность получила Рязань?
В 1371 году Димитрий как скоро возвратился из Орды, как скоро обезопасил себя со стороны хана, так тотчас же послал войско на Олега.
Любопытно встречать в летописи враждебные отзывы жителей одного княжества о жителях другого; дурно отзываются обыкновенно московитяне о новгородцах и рязанцах, в свою очередь новгородцы и рязанцы не щадят московитян, что обличает долговременную вражду между ними, т. е. вражду между старою и новою Русью. Любопытно при этом, что новгородцы и рязанцы отзываются дурно о храбрости московитян, и в самом деле народонаселение старых русских областей имело некоторое право делать подобные упреки народонаселению новых. Период старой Руси можно назвать геройским периодом в истории нашего народа; князья были один другого храбрее, дружины были похожи на князей, и шум оружия не умолкал; но во всех этих дивных подвигах храбрости новая, Северная, Русь не принимала участия, и когда вступала в борьбу с Русью старой, Южной, то мы видели, на чьей стороне оставалась победа; стоит только вспомнить борьбу Андрея со Мстиславом, Липецкий бой, осторожность Всеволода III, с какою он избегал битвы с южными полками, осторожность, которую легко было принять за робость. Отсюда понятно, почему новгородцы и рязанцы упрекают московитян в трусости, а московитяне, с своей стороны, упрекают новгородцев и рязанцев в противоположной крайности, именно в гордости и дерзости. Новгородцы говорят о московитянах, что они небывальцы в битвах{659} и что бегут, еще не видя неприятеля; московитяне расточают новгородцам названия суровых, непокорных, упрямых, непостоянных, свирепых крамольников{660} и т. п. Точно то же видим и в отношении к рязанцам: по свидетельству летописи, рязанские воины говорили друг другу, идя на московитян: «Не нужно брать нам ни доспехов, ни щитов, никакого другого оружия, возмем только веревки вязать москвитян, которые так слабы и робки». Московский летописец поблагодарил их за такое мнение в следующих выражениях: «Рязанцы ж люди сурови, свирепи, высокоумни, гордии, чаятельнии, вознесшись умом и возгордевшись величанием, и помыслиша в высокоумии своем палоумныя и безумныя людища, аки чудища»{661}.
Несмотря, однако, на предполагаемую трусость московитян, полки рязанские были разбиты, Олег бежал и должен был на время уступить Рязань своему родичу и зятю и вместе родовому врагу и сопернику — князю пронскому; однако скоро он выгнал его и утвердился снова в Рязани{662}. Наши историки, следуя примеру Московского летописца, щедро наделяют Олега названиями жестокого, коварного и т. п. Но сам Димитрий Московский совершенно не так думал об Олеге: доказательством служит то, что, заключая вышеозначенный договор с Михаилом Тверским, Димитрий требует, чтобы при затруднениях в смесном суде дела московитян и тверичей отдавались на решение Олега Рязанского.