История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 2)
Шрифт:
Бывало, что в такие вечера Уорингтон вызывался немного проводить майора Пенденниса — совеем недалеко, только до ворот Темпла, до Стрэнда… до Чаринг-Кросса… до клуба… ах, он не будет заходить в клуб?.. Ну, тогда до Бэри-стрит, и он со смехом пожимал майору руку, доведя его до самого дома. Всю дорогу они говорили о Лоре. Просто чудо, как восторженно отзывался о ней майор, ведь мы знаем, что прежде он ее недолюбливал.
— Замечательная девушка, ей-богу. Чертовски хорошо воспитана. У моей невестки манеры герцогини, она любую девушку сумеет воспитать. Мисс Белл чуточку провинциальна, но запах боярышника — это, черт возьми, даже приятно. Как она краснеет! Лондонские девицы не пожалели бы гинеи за такой букет — живые цветы, это не шутка! И денег у нее немного есть… не бог весть сколько, но немного все же есть.
Со всеми
Да, хорошее это было время почти для всех наших знакомых. Пен с каждым днем поправлялся. Он только и делал, что ел и спал. Аппетит у него был просто устрашающий. Он стеснялся есть при Лоре и даже при матери, а та только смеялась и хвалила его. Когда со стола уносили жареную курицу, он с тоской провожал ее глазами, как близкого друга, и тут же начинал мечтать о желе или чае. Он был ненасытен, как людоед. Доктор пытался его обуздать, но безуспешно. Природа оказалась сильнее, и благодушный врач кончил тем, что передал своего больного этой могучей целительнице.
Здесь уместно будет рассказать, очень деликатно и под большим секретом, об одном обстоятельстве, на всю жизнь оставившем у нашего героя тяжелые воспоминания. Когда он был в бреду, безжалостный Бальзам велел прикладывать ему к голове лед, а прелестные его волосы — сбрить. Это было проделано еще во времена Ф… его первой сиделки, которая, разумеется, собрала все волоски до единого в бумажный пакет, чтобы вдова могла их пересчитать и сберечь на память. Вдова, со своей стороны, была убеждена, что какую-то часть их девушка утаила — в этих делах женщины так подозрительны!
Утрата бесценного сокровища стала известна майору Пенденнису в первый же раз, как он увидел голый череп несчастного своего племянника; и когда опасность миновала, и Пен начал поправляться, майор однажды объявил, как-то странно подмигивая и даже чуть покраснев, что знает одного… человека… вернее сказать куафера… отличного мастера… он пошлет его в Темпл, и тот… гм… сумеет помочь в этой временной беде.
Лора с лукавой искоркой в глазах поглядела на Уорингтона, Уорингтон разразился громовым хохотом, даже вдова невольно рассмеялась; и майор, залившись багровым румянцем, проворчал что-то о нахальстве нынешней молодежи и добавил, что, когда сам острижется, сохранит прядь волос для мисс Лоры.
Уорингтон предложил другу носить адвокатский парик — вон хоть у Сибрайта можно взять, он будет Пену кай нельзя более к лицу. Пен, смущенный не менее своего дядюшки, сказал: "Ерунда!" Дело кончилось тем, что на следующий день к мистеру Пенденнису явился некий человек из Бэрлингтонского пассажа и имел с ним секретную беседу в его спальне; а через неделю тот же человек появился снова, с картонкой в руках и неописуемо любезной улыбкой на лице, и доложил, что принес мистеру Пенденнису его "шевелюру".
Интересно, хоть и печально, было бы увидеть, как Пен в укромном уголке спальни тоскливо созерцает в зеркало свою разоренную красу и искусственное средство для сокрытия ее гибели. Наконец он появился в новой "шевелюре". Но Уорингтон так хохотал, что Пен надулся, ушел и снова надел бархатную ермолку, которую сшила ему нежнейшая из мамаш. Тогда мистер Уорингтон и мисс Белл отпороли часть цветов со шляпок обеих дам, нацепили их на парик в виде венка, торжественно внесли парик в гостиную и, водрузив на столе, преклонили перед ним колена. И много еще они придумывали таких проделок, шалостей и невинных игр; давно уже в этих местах не звучало столько веселья и смеха, как сейчас — в Лемб-Корте.
Так продолжалось дней десять, а потом, когда маленькая соглядатая заняла однажды свой наблюдательный пост под фонарем, она не услышала музыки в третьем этаже, не увидела света в четвертом; окна и там и тут стояли настежь, а комнаты опустели. Миссис Фланаган рассказала бедной Фанни, что произошло. Все уехали в Ричмонд, пожить на свежем воздухе. Снова появилась древняя дорожная колымага, в которую для удобства Пена и его матери навалили кучу подушек; а мисс Лора с охотой поехала в омнибусе, под охраной мистера Уорингтона. Проводив ее, он водворился в своей опустевшей, словно потемневшей
На столе у него вдова оставила кувшин с цветами, — когда он вошел, вся комната ими благоухала. То была память о добрых, благородных женщинах, которые своим присутствием скрасили ненадолго уныние этого одинокого жилища. Теперь, когда они уехали, Джордж понял, что эти недолгие дни были счастливейшими во всей его жизни. Он взял букет в руки, понюхал его… может быть, поцеловал. Потом снова поставил на стол и, горько усмехнувшись, провел рукой по глазам. Он бы жизни не пожалел, чтобы завоевать ту, кого Артур отвергал. Нужна ей слава? Ради нее он бы добился славы. Он бы отдал ей большое сердце, полное нерастраченной нежности и любви. Но этому не бывать. Судьба решила иначе. "Да и все равно она бы за меня не пошла, — думал Джордж. — Чем могу я, старый, неотесанный урод, понравиться женщине? Я старею, а ничего не достиг в жизни. Нет у меня ни красоты, ни молодости, ни богатства, ни имени. Чтобы женщина тебя полюбила, мало глядеть на нее и на коленях предлагать ей свою нелепую преданность. А что я могу? Сколько молодых уже обскакали меня — мне всегда было лень ввязываться в борьбу за то, что именуют призами. Вот если бы ради нее… Будь она моей и пожелай ходить в брильянтах — клянусь, у ней были бы брильянты. Ох, какой я болван — туда же, расхвастался!.. Все мы в плену у судьбы. Каждому уготован свой удел. Мой-то мне давно известен. Что ж, закурим трубку, она живо заглушит запах этих цветов. Бедные бессловесные цветочки! Завтра вы увянете. И зачем только вы, со своими красными щечками, сунулись в эту закопченную берлогу?
У изголовья кровати Джордж обнаружил новенькую Библию, а в ней — письмо, в котором вдова писала, что, не найдя этой книги среди других, в комнате, где она провела много часов и где бог, услышав ее молитвы, сохранил жизнь ее сыну, она дарит другу Артура лучшее, что могла придумать, и умоляет его хоть изредка ее читать и хранить ее как знак уважения и симпатии благодарной матери. Бедный Джордж удрученно поцеловал книгу, как раньше цветы; и утро еще застало его за чтением этих вещих страниц, которые стольким израненным сердцам, стольким нежным и преданным душам служили укреплением в горе, прибежищем и надеждой в несчастье.
Глава LV
Фанни лишилась своего занятия
Как мы уже знаем, добрая Элен безраздельно завладела и своим больным сыном, и его шкафами и ящиками со всем их содержимым, будь то рубашки, которым не хватало пуговиц, или чулки, которые требовалось заштопать, или — как ни больно это признать — письма, которые валялись среди этих предметов туалета и на которые кто-то должен же был ответить, пока сам Артур по слабости здоровья не мог этим заниматься. Быть может, вдовой руководило похвальное желание проникнуть в страшную тайну, связанную с Фанни Болтон, — тайну, о которой она ни слова не проронила сыну, хотя все время о ней думала и неимоверно ею терзалась. Она велела отвинтить от наружной двери медный молоток, справедливо полагая, что двойной стук почтальона будет беспокоить больного, и не показывала ему писем, приходивших на его имя то от назойливого башмачника, то от шляпника, которому "в будущую субботу предстоит крупный платеж, а посему он будет очень обязан, если мистер Пенденнис соблаговолит рассчитаться…" и т. д. Подобных документов на долю щедрого и беспечного Пена доставалось хоть и не очень много, но все же довольно для того, чтобы встревожить его до щепетильности аккуратную мать. У нее были кое-какие сбережения: поразительное благородство, проявленное Пеном, и собственная бережливость, дошедшая при ее простом и замкнутом образе жизни почти до скупости, позволили ей отложить небольшую сумму, из которой она теперь была счастлива уплатить долги своего любимца. На таких условиях многие достойные молодые люди и уважаемые читатели согласились бы, вероятно, показать свою переписку родителям; и, пожалуй, нет лучшего доказательства того, что дела у человека в порядке и совесть чиста, чем его готовность в любую минуту впустить почтальона. Благо тому, кого стук в дверь наполняет радостью. Праведник ждет его с нетерпением; грешник его страшится. Таким образом, мисс Пенденнис сделала вдвойне доброе дело: избавила больного сына от необходимости вздрагивать при каждом стуке в дверь и отвечать на письма.