История, рассказанная в полночь
Шрифт:
— У меня разговор недолгий, буквально пара слов. В надзирателе надобности нет.
Дождавшись, когда тролль уйдет, гоблин постоял немного, решаясь (право, предпочел бы с драконом пообщаться, да никогда не наведывались драконы в Лангедак), потом приблизился к камере (на двери номер намалеван: триста двадцать пять) и окликнул:
— Эй!
В углу камеры мелькнула тень, скользнула к решетке и обратилась в молодого человека: высокого, темноволосого. Пребывание в остроге уже наложило на него свой отпечаток, но в упрямых серых глазах
Тролли-надзиратели, вне сомнения, неоднократно пытались сломить дух арестанта камеры номер триста двадцать пять, но Куксон подозревал, что из этой схватки победителями они не вышли. Гоблин подавил вздох: чувствовал, что разговор будет не из легких.
И не ошибся, конечно.
— Куксон?!
В голосе арестанта слышалось удивление и еще что-то такое, отчего гоблин мигом почувствовал себя не в своей тарелке. Он стащил с головы колпак и вытер лоб. Вроде морозец на улице, а что-то испариной пробило.
— Э… гм… это я, да. Приветствую, как говорится. Заходил вот к начальнику тюрьмы по делам, — Куксон замялся: приготовленные слова вылетели из головы.
— Решил и меня заодно навестить? С первым снегом поздравить, что ли?
— Нет, я… я не то чтобы навестить, — стараясь не обращать внимания на явственную издевку в голосе арестанта, пробормотал гоблин. — Я… поговорить бы надо.
— Поговорить? Тебе — со мной?
Куксон пожал плечами. Арестант хмыкнул.
— Что ж, давай поговорим. Только взгляни-ка сначала на знак над дверью камеры.
Куксон и смотреть не стал, знал, что там было выжжено: изображение змеи.
— Видишь?
— Вижу, вижу. Я…гм… послушай, Синджей…
— Знаешь, что означает? Пожизненный срок. Не помнишь, кто постарался, чтобы я его получил?
Хоть и клялся гоблин Куксон сам себе, что будет спокоен и сдержан, но не вышло.
— Я тут не при чем! — выпалил он. — Ты здесь за дело оказался и не хуже меня это знаешь!
— За дело?
Куксон с размаху нахлобучил колпак на голову.
— Да, да! И нечего на меня так смотреть! Я к тебе по крайней необходимости пришел! Кабы не это, ноги моей тут бы не было!
— И какая же у тебя необходимость? — с издевкой поинтересовался арестант.
Гоблин оглянулся по сторонам: надзирателей поблизости не видно.
— Посоветоваться хочу, — сквозь зубы пробормотал он. — А кроме тебя не с кем.
— Посоветоваться? Никак решил еще кого-то за решетку отправить?
Гоблин стиснул зубы.
— Да ты дослушай, — процедил он, сердитыми глазами уставившись на арестанта. — Дело-то серьезное, как раз по твоей части!
Синджей смерил гоблина холодным взглядом.
— Я, Куксон, серьезных дел больше не веду. Спасибо тебе за это.
Гоблин сделал глубокий вздох, пытаясь успокоиться.
Так и подмывало ответить, как следует, но вспомнил он про неумирающих Лангедака, про друзей, про Грогера, про угрозу Хронофела сжечь «Омелу» — и сдержался.
Начал
— В Лангедаке кто-то убивает неумирающих. Мы думали, что это тульпа: уж очень похоже. Но потом сомнения у нас возникли: а вдруг не тульпа это? Вдруг скраг пожаловал, а то и багбур объявился? А вдруг это… — Куксон впился взглядом в человека напротив. — Беглый призрак? Но как узнать?
Он сделал многозначительную паузу и продолжил.
— Расспросить бы кого-нибудь знающего, да вот незадача какая: магов-охотников сейчас в Лангедаке нет…
Синджей чуть прищурил глаза, Куксон запнулся и поправился:
— Кроме тебя, конечно, но ты же… — гоблин покосился на знак змеи, что красовался над дверью камеры. — Вроде, как э-э-э… немного занят… отошел от дел…
— Благодаря тебе, Куксон, — снова напомнил арестант.
— Я послал письмо Бриссу, но он далеко, пока доберется, много неумирающих погибнет. Вот я и надумал: расскажу тебе подробно, а ты и определишь, кто это. А главное…
Он потоптался возле решетки.
— Главное, подскажешь, как неумирающим защититься, пока Брисс не приедет. Что сделать можно? От городских-то магов толку нет, сам знаешь. Только ты и можешь дельный совет дать…
Синджей отошел вглубь камеры.
— Ну, что молчишь? — с досадой воскликнул гоблин, не дождавшись ответа. — Это же по твоей части!
Куксон с досадой потеребил кисточку колпака: вот ведь чувствовал, что никакого толку от разговора не будет!
— Что ты за человек такой, — сердито буркнул гоблин. — Даже и слушать не желаешь!
Куксон и глазом моргнуть не успел, как Синджей оказался возле решетки. Взялся обеими руками за ржавые прутья и сказал так спокойно, что у гоблина мурашки по спине поползли: столько ярости было в этом тихом голосе:
— Куксон.
— Ну что, что?
— Это ведь по твоей милости я оказался за решеткой. На совете Судейской Гильдии твой голос был решающим, я это хорошо помню. Ты подписал приказ о моем пожизненном заключении, а потом…
Куксон задохнулся от возмущения.
— Молчать я не собирался, высказал то, что думал! А о твоем пожизненном заключении мне ничего известно не было, я и приказ-то совсем другой подписывал! А потом его милость маг Хронофел лично распорядился приказ переписать и срок другой проставить! И этот новый документ я и в глаза не видел!
Чистую правду сказал, между прочим, да только Синджей ему не поверил, это по глазам видно было.
— Может, ты и на заседании Судейской Гильдии не выступал? Не расписывал судейским, какие злодеяния я совершил?
Терпение Куксона лопнуло.
Он топнул ногой, подскочил к решетке и выпалил:
— Ты убил семь человек, Синджей! У нас тут, знаешь ли, не Пустынные земли, где можно мирных людей убивать безнаказанно!
— Они все уже были хогленами! — зашипел в ответ Синджей. — Ты это не хуже меня знал!