История религии. Том 1
Шрифт:
бытие", - провозглашает Платон. В Ветхом Завете, изобилующем антропоморфными
выражениями, тем не менее постоянно подчеркивается, что Бог "свят". На языке
Писания это означает, что в глубине Своего существа Бог обладает природой,
всецело превосходящей воображение и мысль человека*. Христианство полностью
восприняло это учение и раскрыло его в патристическом богословии. "Он выше
всего мыслимого", - учит Ориген. По словам Ареопагита, Бог
Ничто", то есть не исчерпывается никаким понятием и никаким видом бытия.
"Бог, - согласно св. Максиму Исповеднику, - есть все и ничто, и превыше
всего". "Приблизиться к Богу может лишь тот, кто понимает, что Он
непознаваем", - говорит кардинал Николай Кузанский" /23/.
– ----------------------------------------------------
* Этот вопрос освещается в т. V - "Вестники Царства Божия". Гл. IV.
И тем не менее человек не может ограничиться этим "отрицательным"
богословием. В его жизни Бог являет Себя столь действенно, властно,
жизненно, конкретно, что одного лишь отрицания недостаточно. Для религиозной
жизни и мысли нужны и утверждающие слова. Пусть они будут постоянно
произноситься с поправками и оговорками, однако они необходимы людям.
Неотделимое от мысли слово позволяет прочнее связать интуитивное
постижение со всем нашим миросозерцанием и со всем строем нашей жизни. Мысль
о Боге не есть что-то кощунственное.
Напротив, христианское богословие, начиная с апостола Павла, всегда
настаивало на значении разума в осмыслении веры. "Ты получил разумную душу,
– писал Василий Великий, - которою уразумеваешь Бога, проникаешь рассудком в
природу сущего, пожинаешь сладчайший плод мудрости" /24/. А св. Иоанн
Дамаскин указывал на разум как на одну из черт богоподобия человека /25/.
Следует только помнить о том, что богословские понятия всегда приблизительны
и метафоричны в сравнении с реальностью. В этом нет ничего, что умаляло бы
значение богословия. Как мы уже видели, и наука о природе сталкивается с
такими уровнями, на которых моделирование, адекватное выражение в словах -
невозможно; и тогда на помощь приходят символы. В религиозном же
мировоззрении данные внутреннего опыта сочетаются с его осмыслением. И чем
гармоничней соединяются эти два элемента, тем совершеннее система
религиозных обрядов.
"Оттого только, что мистический опыт непередаваем, - говорит индийский
философ С. Радхакришнан, - он не становится менее действенным, чем другие
формы познания. Мы можем описать этот опыт только при помощи метафор... Не
следует отрицать интеллект, но
основанная на интуиции, не обязательно противостоит разуму и пониманию.
Интуиция может бросить свет на такие темные места, куда ум не в состоянии
проникнуть. Результаты мистической интуиции должны быть подвергнуты
логическому анализу. И только при помощи этого процесса взаимного
корректирования и дополнения возможно, чтобы каждый мог вести здоровую
жизнь. Плоды интеллекта будут тупыми и пустыми, незаконченными и
отрывочными, если отсутствует помощь интуиции, в то время как интуитивные
провидения будут слепы и немы, темны и странны, если не будут подтверждаться
интеллектом. Идеал интеллекта осуществляется в интуитивном опыте, ибо в
высшем все противоречия примиряются" /26/.
Это и есть тот Большой Разум, на котором должны строить свой фундамент
реалистическая философия и богословская мысль.
Рациональное осмысление, оперируя с данными опыта и Откровения, ставит
преграду, защищая понятие о Боге от ложного понимания. Но при этом разум
обязан отчетливо видеть границы своей компетенции. "Познание Бога, - говорит
католический богослов Жан Даниелу, - есть одновременно и дело разума, и оно
же ставит разум под вопрос. В данном случае "ничто не может быть более
разумным, чем непризнание разума". Разум есть необходимое средство этого
познания в той мере, в какой он не позволяет помещать Бога там, где Его нет"
/27/.
Необходимо, кроме того, помнить о существенной разнице между философией
и догматическими символами. Философия, хотя и опирается на интуицию,
формально следует по индуктивному пути и имеет дело не с реальностями, а с
идеями. Иное дело - догматический символ. Он не выводится с помощью
интеллекта, хотя и выражается на языке понятий. Поэтому глубоко ошибаются
те, кто приписывает создание православного Символа Веры греческому
рационализму. Истины, выраженные в нем, были даны в такой форме, которая
чужда отвлеченному умозрению философов. Это заметил еще Гегель. И вообще,
фундаментальные христианские догматы отмечены внутренней противоречивостью,
парадоксальностью, антиномичностью, которые неустранимы методами формальной
логики. Если бы догматы были плодом философского умозрения, в них скорее
всего не было бы этих противоречий: рациональная концепция любит стройность.
Но учения о Триединстве и Богочеловечестве родились из мистического
прозрения, которое на несовершенном языке понятий принимает диалектическую,