История России с древнейших времен. Том 16. Царствования Петра I Алексеевича. 1709-1722 гг.

Соловьев Сергей Михайлович

Екатерина Алексеевна в своем новом значении, уже всем известном с 6 марта, отправлялась с «хозяином» в турецкий поход. Меншиков, верный приказчик, оставался в Петербурге стеречь парадиз и новые завоевания.

ГЛАВА BТОРАЯ

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЦАРСТВОВАНИЯ ПЕТРА I АЛЕКСЕЕВИЧА

Движение русских войск к южным границам. – Объявление народу о войне с турками. – Отъезд царя. – Его болезнь и печальное состояние духа. – Веселые вести. – Свидание с польским королем в Ярославле и договор с ним. – Сношения с турецкими христианами. – Молдавский господарь Кантемир. – Договор его с царем. – Сношения с сербами и черногорцами. – По просьбам христиан Петр торопит Шереметева. – Шереметев переходит Днестр. – Кантемир объявляет себя против турок. – Недостаток провианта. Переписка Петра с Шереметевым по этому поводу. – Царь у Прута. – Поездка его в Яссы. – Решение военного совета. – Переход армии через Прут, она окружена турками. – Отчаянное положение русских. – Затруднительное положение визиря. – Переговоры. – Мир. – Положение Петра. – Его письма в Сенат и к «своим». – Подканцлер Шафиров и молодой Шереметев остаются при визире для окончательного улажения дела. – Петр не хочет исполнять договор, пока Карл XII останутся в турецких владениях. – Турки требуют, чтоб русские не входили в Польшу. – Послы голландский и английский помогают Шафирову в переговорах. – Петр решается исполнить первую статью договора насчет отдачи Азова и срытия Таганрога. – Шафиров заключает новый договор. – Издержки при заключении этого договора. – Петр Толстой. – Усилия его и Шафирова противодействовать шведским внушениям. – Пребывание русских войск в Польше служат им в том главным препятствием, раздражая султана. – Шафиров, Толстой и Шереметев в Семибашенном замке. – Турция снова объявляет войну России за невывод войск из Польши. – Трусость султана. – Разлад его с Карлом XII. – Окончательное заключение мира между Россиею и Турциею. – Черногорцы. – Дела польские.

Как только было получено известие о разрыве мира со стороны турок, Петр послал повеление князю Мих. Мих. Голицыну двинуться к молдавским границам с десятью драгунскими полками

и сторожить движение турок и татар. Шереметев должен был идти туда же из Ливонии с двадцатью двумя пехотными полками; князь Михайла Ромодановский отправился в Путивль с дворянскими полками, а киевский губернатор князь Дм. Мих. Голицын должен был следить за запорожцами. 25 февраля 1711 года в Московском Успенском соборе в присутствии царя объявлено было народу о войне против врагов имени Христова; перед собором стояли оба гвардейские полка, готовые к выступлению в поход: на их красных знаменах виднелся крест с подписью: «Сим знамением победиши».

6 марта сам царь выехал из Москвы к польским границам. В Луцке остановил его сильный припадок болезни, о котором он так уведомлял Меншикова 9 апреля: «Объявляю, что я зело был болен скорбью такою, какой болезни от роду мне не бывало, ибо две недели с жестокими палаксизмами была, из которых один полторы сутки держал, где весьма жить отчаялся; но потом великими потами и уриною свободился и учусь ходить». В тот же день Петр написал и Апраксину: «Я был зело болен и не чаял живота себе (от скорбутики), но ныне, слава богу, прихожу в прежнее». Печальное расположение духа не покидало Петра и, разумеется, могло только усилиться от болезни. 12 апреля он писал Меншикову в ответ на известие о смерти царевича имеретийского, умершего в шведском плену: «Зело соболезную о смерти толь изрядного принца; но невозвратимое уже лучше оставлять, нежели воспоминать; к тому ж имеем и мы подлежащий безвестный и токмо единому богу сведомый путь». 24 апреля он писал из Яворова Апраксину, попечению которого были вверены низовья Дона и который спрашивал, где ему лучше утвердить свое пребывание. «Где вам быть, то полагаю на ваше рассуждение, – отвечал Петр, – ибо вся та сторона вам вручена, и что удобнее где, то чините, ибо мне, так отдаленному и, почитай, во отчаянии сущему, к тому ж от болезни чуть ожил, невозможно рассуждать, ибо дела что день отменяются». Скоро, впрочем, стало веселее в Яворове: пришло известие, что татары, нападшие на Украйну, прогнаны с большим уроном, что Заднепровская Украйна, приставшая было к Орлику, сильными мерами приведена в послушание. Петр писал Меншикову 3 мая: «Наши войска будут на Днестре кончая в 15 сего месяца; о хане, чаю, что вы известны, что с уроном великим возвратился и сын его убит на Украйне. Здесь Заднепрская Украйна вся было к Орлику и воеводе киевскому (Потоцкому) пристала, кроме Танского и Галагана, но оную изрядно наши вычистили и оных скотов иных за Днепр к гетману, а прочих, чаю, в подарок милости вашей в губернию на пустые места пришлем. Христиане бедные зело ревностно к нам поступают и пишут неописанный страх и конфузию в поганых, которую наипаче умножил тот знак, когда пошли из Царяграда, тогда стал чрезвычайным штурм и магметово знамя, которое несено было пред янычарами в полку, то все изорвало и древко втрое изломило». Весело было в Яворове и Екатерине Алексеевне: знатные поляки давали балы, где ее принимали уже как царицу. «Мы здесь, – писала она Меншикову, – часто бываем на банкетах и на вечеринках, а именно четвертого дни (9 мая) были у гетмана Синявского, а вчерашнего дни были у князя Радивила и довольно танцевали. И доношу вашей светлости, дабы вы не изволили печалиться и верить бездельным словам, ежели со стороны здешней будут происходить, ибо господин шаутбенахт (Петр вице-адмирал) по-прежнему в своей милости и любви вас содержит».

В Ярославле Петр свиделся с королем Августом, и 30 мая заключен был между ними договор: «Вследствие опасного для соседних держав усиления шведского корпуса в Померании король Август выставляет 10000 конницы, также из регулярного польского и литовского войска сколько собрать может полков; царь употребит для той же цели 6000 своих войск, уже находящихся в Польше, и к ним присоединит еще от 8 до 10000, которые уже получили указ идти в Великую Польшу под начальством генерал-лейтенанта Боура; притом же царь даст королю 100000 рублей и обязуется не вводить более войск своих в королевство Польское. Датского короля обнадежить и склонить ко вступлению в сей концерт тем, что, когда экспедиция против Померании окончится, дастся ему помощь и для его конкетов. Царское величество себе из конкетов в Померании ничего не претендует и обещает, ежели возможно, сделать диверсию из Финляндии в пользу Дании. О разглашенных сумнительствах, будто бы его царское величество имеет намерение на ариентальское (восточное) цесарство и чтоб Речь Посполитую разорить и разлучить, объявлено королю, что его величество ни на одно, ни на другое ни мало рефлексии не сочиняет, и того б ради король в тех местах, где о том подозрение восприято, противное тому наговорил». Так как ближайшая опасность от турецкой войны грозила Польше, где успехи турок должны были снова поднять партию Лещинского против Августа, то последний обещал отряд войска для союзного действия с русскими против турок.

На поляков была плохая надежда; гораздо важнее была помощь, какую могли оказать в самих турецких владениях «бедные христиане, которые зело ревностно к нам поступали». На первом плане, разумеется, стояли тут Дунайские княжества. В Валахии господарем был Бранкован; в Молдавии прежний господарь Николай Маврокордат был свергнут Димитрием Кантемиром, который был обязан своим успехом крымскому хану. Последний прямо сказал султану в полном диване: «Бранкован богат и силен, у него много войска, он предан русским; неосторожно при настоящих обстоятельствах оставить в его руках Валахию; ежеминутно должно ждать от него измены и помехи успеху нашего оружия. Надобно захватить его, потому что добровольно он не явится в Константинополь; только Димитрий Кантемир в состоянии исполнить это дело, и потому назначьте его молдавским князем, а Николай Маврокордато не способен на это. Не могу сноситься я о важных делах с человеком, которому не верю». Кантемир получил Молдавию с обещанием, что если успеет захватить Бранкована, то ему отдадут и Валахию. Между тем турки объявили войну России. С одной стороны, христианское народонаселение с затаенным восторгом ждало полтавского победителя, с другой – турки делали сильные вооружения. На Молдавию должен был пасть первый удар. Кантемир, слабый между двумя сильными, прибегнул к оружию слабого, хитрости. Он вошел в тайные сношения с русским царем, открывал ему планы дивана и, чтоб удобнее прикрыть свое поведение, выпросил у визиря позволение прикинуться другом русских, чтоб лучше проникнуть их тайны. Визирь дал позволение, и Кантемир действовал на свободе: поверенный его в Цареграде, Жано, открыто отправлялся в Семибашенный замок, переговаривал с русским послом, принимал от него депеши и отсылал к Кантемиру, который пересылал их царю. Но долго хитрить было нельзя: два войска – турецкое и русское двигались к Молдавии. Кантемир созвал совет бояр и спрашивал, что делать в таких обстоятельствах! Бояре отвечали, что надобно удалиться куда-нибудь в безопасное место и дожидаться, на чьей стороне будет победа, чтоб принять сторону победителя. Кантемир удалился в Фальчинский уезд, но еще прежде отправил к Петру в Польшу посла Стефана Луку для заключения окончательного договора, давши знать туркам, что послал Луку с целию разведать силы и планы неприятеля. 13 апреля 1711 года Лука заключил с царем договор: «Господарь находится вечно под защитою царского величества, как верным подданным надлежит, и должен сперва секретно принесть присягу и, подписав своею рукою и припечатав княжою печатью, прислать как можно скорее с верным человеком; крайний срок присылки – последние числа мая. Это будет содержано в величайшей тайне до самого вступления русских войск в Молдавию; а между тем господарь обязан показывать царскому величеству всевозможную верную службу в корреспонденции и в прочем, как может, тайно». Пункты, на которых Кантемир принимал подданство, были следующие: 1) Молдавия получит старые границы свои до Днестра, со включением Буджака. До окончательного образования княжества все укрепленные места будут заняты царскими гарнизонами, но после русские войска будут заменены молдавскими. 2) Молдавия никогда не будет платить дани. 3) Молдавский князь может быть сменен только в случае измены или отречения от православия; в таком случае будет избран в преемники ему один из сыновей или братьев его; престол останется всегда в роде Кантемира до совершенного его прекращения. 4) Царь не будет заключать мира с Турциею, по которому Молдавия должна будет возвратиться под турецкое владычество. Кроме этого договора был еще другой – насчет будущей судьбы Кантемира, если военное счастие не будет на стороне русских. Царь обязался: 1) если русские принуждены будут заключить мир с турками, то Кантемир получает два дома в Москве и поместья, равные ценностию тем, которыми он владеет в Молдавии, сверх того, ежедневное содержание для себя и для свиты своей он будет получать из казны царской. 2) Если Кантемир не пожелает остаться в России, то волен избрать другое местопребывание.

В то время, когда молдавский господарь договаривался, обеспечивал свою судьбу в случае успеха и неуспеха русского оружия, «бедные христиане» действовали. Еще в мае 1710 года приезжал в Москву сотник Богдан Попович и привез грамоту от австрийских сербов, из городов Арада и Сегедина, от полковников Ивана Текелия и Волина Потыседа. Полковники писали: «О благочестивейший царю, красносиятельное солнце правды! милостивым оком воззри на нас, убогих, и твоими царскими щедротами промысли о нашей отеческой Сербской земле, от многих лет, грех ради наших, ярмом бусурманским обремененной, особенно когда воздвигнет господь бог крестоносную десницу твою на бусурмана; не забудь и нас, малейших, приглашением царским и милованием своим, да и мы потщимся службою своею за своего православного царя». Когда султан объявил войну, то сербский полковник Михайла Милорадович отправлен был для поднятия черногорцев против турок. В грамоте царя к черногорцам говорилось: «Известно да будет вашим благородным особам и всем народам, почитателям распятого Христа, бога нашего, чрез его же все надеемся в царствие его внити, добросердечно потрудившись за веру и церковь. Понеже турки-нечестивцы, видя наше царское величество христианскому народу доброжелательных и милостию божиею в воинских поступках преуспевательных и возимевши подозрение, будто мы намерены отбирать от них неправедное завладение и христианам, под игом их стонящим, воспомогать, осоюзились с еретиком королем шведским и нашему царскому величеству безо всякой от нас данной причины войну объявили: того ради мы, видя их такие неправды и презирая на гонение христиан, призвав бога на помощь, принуждены собирать не токмо наши войска и силы, но и прочих потентантов, союзников наших, и сего года имеем намерение идти на них войною, дабы не токмо против бусурмана отпор чинить, но и сильным оружием в средину владения его вступить и православных

христиан, аще бог допустит, от поганского ига освободить. С любезно верными и искусными нашими войсками самоперсонально выступаем против врага, ибо должно презреть страх и трудности за церковь и православную веру и не только воевать, но и последнюю каплю крови пролить, что от нас по возможности и учинено будет. Притом, понеже известна нашему царскому величеству храбрость древних ваших владетелей, глубина добрых ваших христианских сердец и искусство, которое прежде сего по должности своей чрез храбрые оружия за веру в воинских случаях вы оказывали, как мы удостоверились из книг напечатанных, и во всем свете выхваляются искусства ваших народов, что Александр Македонский с малыми войсками тамошних народов многих царей побил и многие империи завоевал и бессмертную славу в военном обхождении по себе оставил; что Георгий Кастриот, сиречь Скандербег, во всю свою жизнь с немногими войсками вашего ж народа не токмо лютому поганскому зубу не допустил себя терзать, но еще на шестидесяти трех главных баталиях неприятеля наголову побил; и ежели бы прочие деспоты и владетели ваши с такими ж сердцами трудились, то не допустили бы себя в неволю и наследников своих в подданство. В нынешнее от бога посланное время пристойно есть вам древнюю славу свою обновить, осоюзившись с нашими силами и единодушно на неприятеля вооружившись, воевать за веру и отечество, за честь и славу вашу и за свободу и вольность наследников ваших. Если кто из вас в сей праведной войне потрудится, то от бога получит благовоздаяние, а от нас милость и награждение, и всякий по заслугам и желанию вашему привилегиями нашими пожалован будет, ибо мы себе иной славы не желаем, токмо да возможет тамошние христианские народы от тиранства поганского освободить, православные церкви тамо украсить и животворящий крест возвысить. Итак, если будет всякий по возможности трудиться и за веру воевать, то имя Христово прославится наивящше, и поганина Магомета наследники будут прогнаны в старое их отечество, пески и степи арапские». Весною 1711 года Милорадович писал Головкину, что, приехавши в Македонию, Диоклетию и прочие провинции и собравши всех христиан, князей и воевод, он подал царские грамоты Даниилу, митрополиту скендерийскому, и другим, кому следовало. Христиане, прочтя грамоты, сильно обрадовались и начали все единодушно за веру и отечество кровь проливать; и те, которые получали жалованье от венециан и турок, бросили это жалованье, соединились с своими и стали воевать, как при древних сербских царях и королях. Все это воины добрые, писал Милорадович, только убогие; пушек и прочих военных припасов не имеют. Когда он прошлым годом замки, слободы и села разорял и жег, то нуждался в олове и порохе, а достать нигде не мог, потому что латины и венециане под смертною казнию запретили продавать ему эти вещи; также запретили, чтоб никто не принимал его к себе в дом, и оттого, идя на войну и с войны, он принужден был ночевать в церквах. По словам Милорадовича, латины гораздо враждебнее его делу, чем турки, ибо латины надеялись, что земля будет вся их, и когда он пошел на турок, то латины посылали к ним письма, обнадеживая их, чтоб не боялись, и уговаривали турок, чтоб обещали христианам деньги за его голову; но христиане все обещались верно государю служить.

Между тем из разных мест Петр получал письма от турецких христиан, которые просили о немедленном вступлении к ним русских войск, чтоб предупредить турок. Сначала царь назначил армии Шереметева стать у Днестра к 15, а по нужде и к 20 мая; но теперь, после получения упомянутых писем, он послал сказать фельдмаршалу, чтоб войска сходились у Днестра непременно к 15 мая и готовили магазины. «Мы, – писал Петр 22 апреля, – тако ж к 15 числу мая к вам будем, и ежели кого в своем месте не застанем, и те принуждены будут после отвечать. Для бога, не умедлите в назначенное место, ибо и ныне от всех христиан паки письма получили, которые самим богом просят, дабы поспешить прежде турок, в чем превеликую пользу являют; а ежели у мешкаем, то вдесятеро тяжелее или едва возможно будет свой интерес исполнить, и тако все потеряем умедлением». 7 мая из Яворова Петр отправил князя Василья Владимировича Долгорукого к Шереметеву торопить старика и подробно изложить ему причины, почему поспешность необходима: «Изо всех мест получаются известия, господари молдавский и валахский и знатные люди этих стран присылают беспрестанные просьбы, чтоб мы шли как можно скорее, если нельзя со всем корпусом главного нашего войска, то по крайней мере значительную его часть, преимущественно кавалерию, послали быв Молдавию к Дунаю, где турки велели делать мост. Господари пишут, что как скоро наши войска вступят в их земли, то они сейчас же с ними соединятся и весь свой многочисленный народ побудят к восстанию против турок: на что глядя и сербы (от которых мы такое же прошение и обещание имеем), также болгары и другие христианские народы встанут против турка, и одни присоединятся к нашим войскам, другие поднимут восстание внутри турецких областей; в таких обстоятельствах визирь не посмеет перейти за Дунай, большая часть войска его разбежится, а может быть, и бунт поднимут. А если мы замедлим, то турки, переправясь через Дунай с большим войском, принудят господарей поневоле соединиться с собою, и большая часть христиан не посмеют приступить к нам, разве мы выиграем сражение, а иные малодушные и против нас туркам служить будут. Господарь молдавский уже присягнул нам на подданство; господарь валахский скоро последует его примеру. Приехавши к фельдмаршалу, князь Долгорукий должен говорить ему, чтоб немедленно шел в поход и переходил Днестр. По вступлении в Молдавию фельдмаршал, посоветовавшись с отправленным к нему Саввою Владиславичем Рагузинским, должен немедленно послать к молдавскому господарю с просьбою, чтоб шел тотчас же с своим войском для соединения с ним, фельдмаршалом, и в то же время разослать ко всему молдавскому народу листы и указы, чтоб шли все за имя Христово к войскам нашим против врага креста Христова. И когда молдавский господарь, или воевода его Антиох, или другие знатные молдаване приступят к нам явно, то поступать с их совету. Послать и к валахскому господарю с просьбою о соединении его войск с нашими и присылке наперед верной особы для совета и соглашений. Самому фельдмаршалу идти с войском к Дунаю, и если турки через мост еще не переправились, то стараться овладеть мостом и разорить его. Если же узнает подлинно, что турки через Дунай со всею силою перешли, то стать за Днестром в удобном месте, иметь добрую осторожность, разведывать чрез шпионов и молдаван о неприятельской силе, походе и обращении и о всем том писать; стараться также привлекать к себе молдаван, валахов, сербов и прочих христиан, и которые станут приходить, тем давать жалованье по рассмотрению и обещать помесячную дачу. По вступлении в Молдавию стараться устроить в удобном месте магазин, просить господаря, чтоб помог в этом деле, и дать на покупку всего нужного до 6000 денег. Прочее предается господину фельдмаршалу в его рассуждение с общего совета, только похода ни за чем и низа каким рассуждением не отлагать, но идти с поспешностию. При входе же в Молдавию заказать под смертною казнию в войске, чтоб никто ничего у христиан, ни живности, ни хлеба, без указу и без денег не брали и жителей ничем не озлобляли, но поступали приятельски. Наконец, разослать универсалы на татарском языке к Белгородской (Акерманской) и Буджакской орде для склонения ее в подданство к нам: старайтесь склонять их угрозами, раззорением, искоренением, также и обнадеживанием милости; а между тем можно с них безденежно получать провиант и живность и строить магазин».

Шереметев, получив указ, перешел Днестр; Кантемир волею или, по некоторым известиям, неволею должен был объявить себя на стороне русских. Получив об этом известие, Петр писал фельдмаршалу от 4 июня: «Поздравляю вам счастливым переходом и начатием соединения с христианы утесненными, которых вскоре желаю видеть». Через день, 6 июня, другое письмо: «Будем к вам, как возможно, поспешать. К генералу Вейду писал я, дабы он, как возможно, к вам поспешал, не дожидаяся нас. Впрочем, извольте чинить все по крайней возможности, дабы времени не потерять, а наипаче чтоб к Дунаю прежде турок поспеть, ежели возможно. Взаимно поздравляю вам приступлением господаря воложского (молдавского)». 8 июня Петр был в Браславле, откуда писал Апраксину: «Господин фельдмаршал Шереметев уже в Яссах, которого господарь воложской со всем войском встретил и с оным случился, и публично универсалы против турок на посполитое рушение выдал, и поступает зело ревностно, чего и от мултянского (валахского) и от прочих вскоре ожидаем; и тако сею новизною вам поздравляем и просим у бога, дабы сам за свое имя вступился и даровал сему доброму началу благополучный и скорый конец».

Это было последнее письмо с веселыми вестями и с выражениями надежды. Шереметев дал знать, что он не мог упредить турок, которые уже перешли Дунай, но, что всего хуже, фельдмаршал давал знать о недостатке провианта; о магазинах, которые приказывал устраивать царь, небыло и помина. «Зело имею великую печаль, что хлеба весьма взять невозможно, ибо здешний край конечно разорен, а впрочем, буду ожидать вашего величества высокого указу и сведения, что повелите чинить?» – писал фельдмаршал от 8 июня. 12 июня Петр стал на берегу Днестра, откуда написал Шереметеву: «О замедлении вашем зело дивлюся, понеже первое хотели из Браславля идти 16 числа (мая), и тако б возможно было поспеть в четыре дни, т. е. к 20 числу; и вы перешли 30 числа, и тако десять дней потеряно, к тому ж на Яссы криво; и ежели б по указу учинили, то б конечно прежде турков к Дунаю были, ибо от Днестра только до Дуная 10 или по нужде 13 дней ходу, на которое дело я больше не знаю, какие указы посылать, понеже обо всем уже довольный указ дан, в чем можете ответ дать. О провианте, отколь и каким образом возможно, делайте, ибо когда солдат приведем, а у нас не будет, что им есть? Сей момент пришли мы с полками к Днестру, где вся пехота стоит; мост будет дни в три готов, а меж тем перевозятся и скоро могут все перейти, только хлеба, почитай, нет, а у Аларта пять дней как ни хлеба, ни мяса. Здесь скоро ожидаем баранов 6000, которые раздав, можем итить, только оные не долго будут. Извольте нам дать знать подлинно: когда до вас дойдем, будет ли что солдатам есть, а у нас, кроме проходу до вас, ничего провианта, ни скота нет. О сем ожидаю немедленного ответа, яко на главное дело и инако невозможное». Шереметев оправдывался, что если б он пошел прямо от Днестра к Дунаю, то Кантемир или был бы принужден соединиться с турками, или был бы ими разорен; что на прямом пути нет воды и при драгунских полках хлеба всего было на месяц, который уже и употреблен. Что, идя и этим путем, он не мог бы предупредить турок. «Хотя здесь самая нужда в хлебе, – писал Шереметев, – но по сие число еще драгуны крайней нужды не видали, также и скотины с 2000 я купил и по полкам роздал; а в степи и того бы не получил. Буджакская орда всю скотину к морю и за озеро отправила. Я в провианте весьма опасен и имею неусыпный труд, и ныне с господарем и с боярами договорились, которые подписались, что скотины 10000 за деньги – первую 5000 в семь дней поставят, вторую вскоре. Турецкой скотины господарь обещал до 20000; 30000 войска чрез месяц возможно прокормить»

Иностранцы пишут, что на берегах Днестра был держан военный совет, что генералы Галларт, Енсберг, Остен и Берггольц представляли необходимость остановиться на Днестре, указывая на недостаток в съестных припасах, на изнурительность пятидневного пути от Днестра к Яссам по степи безводной и бесплодной. Но генерал Ренне был того мнения, что необходимо продолжать поход, что только этим смелым движением вперед можно достигнуть цели похода и поддержать честь русского оружия. Русские генералы согласились с Ренне, и Петр принял мнение большинства.