История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе

Бухараев Равиль

В результате этой первой проповеди мусульманского смирения царь Алмуш, как утверждает ибн Фадлан, принял имя халифа ал-Муктадира, Джафар, а также посмертно «обратил в ислам» своего отца, дав ему имя Абдаллах. С тех пор здравица с минбаров булгарских мечетей провозглашалась так: «О Аллах! Сохрани в благополучии раба твоего Джафара ибн Абдаллаха, повелителя булгар, клиента (маула) повелителя правоверных».

Археологические находки раннебулгарских монет говорят о том, что царь булгар пользовался указанным именем еще до 908 года [171] . Это открытие, если оно действительно верно, требует убедительного объяснения. Из слов ибн Русты и того же ибн Фадлана следует, что булгары не имели своей золотой или серебряной монеты, а расплачивались куньим мехом: одна шкурка куницы равнялась двум с половиной дирхемам. В книге

татарского ученого Ф. Хузина о Волжской Булгарии приводится такое объяснение утверждения, что «чеканку собственных серебряных монет – дирхемов булгары освоили еще в начале X века»:

171

Хузин Ф. Ш. «Волжская Булгария в домонгольское время», Казань, 1997, стр. 112.

«Самая ранняя монета известна пока в единственном экземпляре в составе Неревского клада, найденного в 1956 году в раскопках древнего Новгорода. На этом обломке дирхема с именем Джафара ибн Абдаллаха – мусульманским именем царя Алмуша сына Шилки, дата и место чеканки отсутствуют, но нумизматы убедительно относят его к 289–295 гг. Х/902-908 гг. Монетное дело в начале X века только зарождалось. Первые собственные монеты булгар, по мнению ученых, играли не экономическую, а политическую роль; ни дата, ни место чеканки не воспринимались еще как реальности. Обозначение места чеканки на этих и более поздних монетах 10 века попросту копируют саманидские оригиналы: Самарканд, аш-Шаш, Балх, Нисабур (Нишапур) [172] ».

172

Хузин Ф. Ш. «Волжская Булгария в домонгольское время», Казань, 1997, с. 91.

Не совсем понятно, кто же здесь заблуждается – ибн Фадлан, который подробно пишет о принятии царем мусульманского имени только в 922 году, или ученые нумизматы, называющие его этим именем еще между 902–908 годами? При всем том, сам халиф Джафар ал-Муктадир взошел на престол только в 908 году. С 902 года по 908 год правил халиф ал-Муктафи, чьим собственным именем было имя Али ибн Ахмад. Зная тягу царя булгар к Халифату, мы не можем внятно ответить на вопрос, по какой причине он мог назваться именем малолетнего халифа, едва взошедшего на престол в 908 году, но вступил с ним в политическую переписку лишь тринадцать лет спустя.

Не будем спорить с профессионалами своего дела, которые, при всем уважении, иногда нечаянно принимают желаемое за действительное. Но если время чеканки монет в булгарском государстве и остается под вопросом, мы смело можем говорить о наличии в нем мечетей уже в дни пребывания там ибн Фадлана. Ведь, помимо царской мечети, он лично принял участие в постройке, по крайней мере, еще одной:

«Мы видели у них племя около пяти тысяч душ женщин и мужчин, все до единого принявших ислам. Это племя называется Баранджар. Для них мы построили деревянную мечеть, где они молятся». [173]

173

Ибн Фадлан, с. 37.

Поразительно интересно было бы увидеть, какой была та первая мечеть, что была построена ибн Фадланом. Эта мечеть, скорее всего, представляла собой простое деревянное здание сродни тем, в которых жили сами баранджары, давние переселенцы из первой хазарской столицы Варачан-Баранджар, которые, по утверждению А. Халикова, были самой близкой к городской культуре частью булгарского общества. По-видимому, именно о них писал и ал-Балхи, когда говорил, что «дома булгар построены из дерева и служат их зимним пристанищем; летом люди там живут в войлочных юртах [174] ».

174

Халиков А. «Татарский народ и его предки». Там же, с. 78.

Никаких следов булгарской деревянной архитектуры X века по понятным причинам не сохранилось, и вряд ли можно ответственно судить об облике первой соборной

мечети Волжской Булгарии по гораздо более поздним образцам культовой архитектуры казанско-татарских и касимовских деревень. Ко времени ибн Фадлана исламская архитектура уже давно создала самые разнообразные виды мечетей и прилежащих к ним минаретов. Некоторые из них отразились впоследствии в каменном зодчестве волжских булгар. Однако архитектура мечети как молитвенного здания, способного вмещать множество людей в любое время года, всегда несла на себе печать климатической необходимости и верности местным архитектурным традициям. Как пишет об этом татарский исследователь вопроса, историк архитектуры Нияз Халит, арабы вовсе не стремились навязать свой собственный тип открытой мечети на новых мусульманских территориях:

«Напротив, под мечети охотно приспосабливали уж существовавшие культовые сооружения – либо прямо использовали их архитектуру. Поэтому мечети в разных странах быстро приобрели формы, свойственные местным доисламским традициям зодчества. В особенности это касалось меньших по размерам мечетей, в архитектуре которых не декларировалась идея общенародного молебна… Не стали исключением и мечети Волго-Камья. Опираясь на традиции местного зодчества, эти здания неотвратимо несли на себе отпечаток своеобразной поволжской культуры [175] ».

175

Халит Н. «Мечеть и ее архитектура», Иман, Казань, 1994, с. 15.

Следует отметить, что деревянная архитектура первых булгарских мечетей не столько отражала традиции местного зодчества, сколько заново создавала эти традиции. Первым, чем наверняка озаботился ибн Фадлан, вынужденный стать не только единственным вероучителем, но, по мере сил и знаний, и единственным зодчим багдадского посольства, было определение точного направления на Каабу. Компас, судя по утверждениям историков, тогда еще не был известен: первое упоминание о нем относится к XII веку, когда было обнаружено, что кусочек магнитной руды, прикрепленный к дереву и пущенный на воду, указывает направление на север. Известна была, однако, астролябия, да и самый древний и простой способ определения географического направления, по Полярной звезде, всегда был в распоряжении ибн Фадлана. Дело упрощалось еще и тем, что поволжские мечети ориентированы михрабом на юг, где находится Мекка, так что долго возиться с определением направления не приходилось. Что же касается внешнего и внутреннего устройства первой булгарской соборной мечети, то они должны были хотя бы в самом общем виде отражать необходимости климата, столь существенные для поволжской архитектуры в целом:

«Помещение мечети… должно быть закрыто от дождя и снега и хорошо обогреваться. Двери в молельный зал, как и повсеместно, располагались со стороны, противоположной михрабу, то есть, с севера. Подобно всем постройкам средней полосы, покрытие мечети должно иметь уклон для отвода воды (скатную крышу, купол и шатер). Опыт жилищного строительства нашел прямое применение в культовой архитектуре. В Волго-Камском регионе обязательными элементами каждого отопливаемого сооружения (к каковым относились жилые дома и мечети) стали входной тамбур, подпол, чердачная конструкция верхнего перекрытия, крыши с уклоном, оконные застекления [176] ».

176

Халит Н. «Мечеть и ее архитектура», Иман, Казань, 1994, с. 15–16.

До оконного стекла было в 922 году еще далеко, как, впрочем, и до других архитектурных тонкостей. Однако мощный взлет градостроения Волжской Булгарии в конце X века свидетельствует, что первые зодческие навыки, привезенные с мусульманского юга, не пропали даром. Важно еще и то, что сама идея мечети есть идея практическая, которая отражала ежедневные молельные нужды, а не стремилась подавить человека своим величием в отражение Величия Всевышнего. Сущностными необходимостями для молельного зала мусульман являются лишь его вместимость и чистота, поэтому внешний вид мечети мог отражать любые архитектурные традиции, в том числе христианские, иудейские, буддийские и иные – в зависимости от страны, где она строилась.