История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе
Шрифт:
Ал-Мансур, судя по всему, еще не задумывался о том, что новый город, заложенный на берегу Тигра в местности, полной христианских монастырей, недалеко от таких древнейших очагов цивилизации как Вавилон, Ктесифон и Селевкия, станет воистину центром мусульманской империи. Впоследствии, при его преемниках, каждый из которых возводил для себя новые дворцы, Город Мира простерся на оба берега Тигра. За исключением периодов междоусобиц, когда Багдад повергался длительным осадам, да еще пятидесятилетнего перерыва в строительстве, когда новой резиденцией халифов стал вновь построенный город Самарра, город продолжал расти и усложняться, так что ко времени ал-Муктадира он был полон дворцов, куполных башен, садов, ипподромов и зверинцев.
Роскошь и затейливость багдадских садов и дворцов уже к тому времени вошла в легенду. Помимо журчащих ручьев и водных прудов в дворцовых садах и парках, ал-Муктадир в 917 году показывал византийскому послу озеро из олова, вокруг которого стояло четыреста палм одинаковой высоты, стволы которых были облицованы тиковым деревом, скрепленным
«Во дворце в Багдаде, посреди круглого пруда с прозрачной водой, стояло дерево с восемнадцатью сучьями, ветви которых были из серебра – небольшое количество было из золота, – и на них висели разноцветные листья, которые трепетали, подобно листьям настоящего дерева, трепещущим на ветру. На ветвях сидели разные птицы из серебра и щебетали [206] ».
206
Мец А. Там же, с. 354.
Конечно же, Багдад был также и городом мечетей: в описываемые времена в столице Халифата было 27000 молитвенных мест, среди которых выделялись три огромных соборных мечети, в том числе и дворцовая – на правом и левом берегу Тигра. Как писал об этом А. Мец:
«Естественно, они (соборные мечети) были не в состоянии вместить толпы верующих, и поэтому каждую пятницу взору представлялось зрелище, как ряды молящихся, выливаясь через распахнутые настежь двери мечети, тянулись далше по улицам вплоть до Тигра и как последние ряды устраивались на лодках; как по цепи молящихся передавались слова и жесты имама при богослужении [207] ».
207
Мец А. Там же, с. 375–376.
Помимо того, что восточный и западный берега Тигра соединял лодочный мост, лодки были одним из основных видов багдадского грузового и пассажирского транспорта. Уже в конце IX века, до восшествия на престол ал-Муктадира, в Багдаде насчитали 30000 лодок, и ежедневный доход лодочников был оценен в 90 000 дирхемов. Куда там Венеции, да впрочем, она только начинала всерьез строиться на островах своей лагуны… Но главное, чем славился Багдад – была ученость:
«Багдад, вставший на слиянии двух культур, арамейской и греческой, стал в десятом веке интеллектуальным центром мира [208] ».
208
Gaston Wiet. Baghdad: Metropolis of the Abbasid Caliphate”, Ch. 5, Universoty of Oklahoma Press.
Действительно, в контексте расцветшей исламской культуры истоки знаний не имели никакого значения, и в городе жили и работали десятки и сотни ученых мусульманского, христианского, иудейского и даже зороастрийского вероисповедания. Как пишет современный американский ученый Гастон Вьет, для халифов было совершенно безразлично происхождение ученых людей:
«Люди искусства и науки собрались в этом городе либо благодаря культурной общности, либо были призваны ко двору халифа благодаря своей компетентности [209] ».
209
Там же, глава 5.
В это время в Багдаде жили и работали десятки ученых, философов, поэтов и богословов. Одним из тех, с кем булгарский царевич мог бы поговорить на родном тюркском языке, был в Багдаде гениальный математик и философ ал-Фараби (870–950). Его, как писал ибн Хальдун, благодаря достижениям в области логики, современники называли «вторым учителем» после самого Аристотеля [210] . Ал-Фараби в своих трудах, лишь малая часть которых дошла до нас, развивал идеи своего великого предшественника ал-Кинди (801–866), который объяснял мир как эволюцию первоидеи Бога, чем приводил в негодование консервативных ортодоксальных богословов, и без того неустаннои сражавшихся с философией му’тазилитов [211] .
210
History of Islamic Philosophy, edited by Seyyed Hossein Nasr and Oliver Leaman, Routledge, London and New York, 2001, p. 179.
211
См. Введение.
«Мусульманских ортодоксов, как правило,
212
History of Islamic Philosophy, там же, с. 168.
Мусульманские философы, подобные ал-Кинди и ал-Фараби, опередили время на тысячу лет, поскольку, как и в случае с материалистическим богословием му’тазилитов, любые научные доказательства их логических построений были получены разве что в начале XIX века. Гораздо более практические и зримые результаты проистекали из трудов другого современника булгарского царевича, врача, философа, химика и вольнодумца ар-Рази (864–925 или 930) или, по-латыни, Разеса, который как раз в указанное время руководил большими больницами в Багдаде и своем родном городе Рей близ сегодняшнего Тегерана. Ар-Рази создал около двухсот трудов, и его, предшественника Авиценны, называли «непревзойденным врачом ислама». В своих трудах ар-Рази занимался вопросами диеты и лечением паралича, артрита, диабета, желудочных колик; изучал анатомию печени, глаза и сердца. Среди его наиболее знаменитых работ книги о почечных камнях и первый в мире трактат об оспе, многажды переведенный на латинский и другие европейские языки. Кроме того, он посвящал свое время трудам по философии, этике, общей гигиене, смене времен года; писал о божественной мудрости и причинах сотворения природы. То, что он ниже пишет о себе, можно отнести к большинству его знаменитых современников этого «золотого века» ислама:
«В практическом отношении я могу сказать, что с Божьей помощью и поддержкой я никогда не переходил верхнего и нижнего пределов (потворства своим прихотям и самоотрицания), которые я положил для себя. Ни одно мое деяние не свидетельствовало ни о чем, кроме философского образа жизни. Я общался с властителем не как военный или чиновник, но как врач и друг, служа ему в дни недомоганий и улучшая его телесное здоровье как советчик и товарищ. Моей единственной целью, да поможет мне Аллах, было его благополучие и благополучие его подданных. Никто никогда не видел меня жадно преследующим цели личного обогащения, швыряющим деньги на ветер, вступающим в спор ради спора, сварливым или несправедливым. Всем известно, что я представляю собой как раз обратное сказанному – до такой степени, что часто пренебрегаю собственными правами.
Те, кто провел со мной много времени, знают, что в еде, питье и развлечениях я не склонен к излишествам. То же самое верно в других отношениях, как могут подтвердить знающие меня – в отношении к одежде, верховым животным, слугам и служанкам. Но те, кто провел со мной много времени и знают меня лично, знают и то, что мои любовь к знанию и преданность науке не имеет пределов – настолько, что я никогда не пропускал непрочтенной мною книги или незнакомого мне человека без того, чтобы не бросить все, чем я занимался, даже к серьезному ущербу для себя, и не углубиться в эту книгу или не почерпнуть в достаточной мере из рассуждений того человека. Мое усердие и преданность науке достигали таких крайностей, что в единый год я написал более двадцати тысяч страниц…
Я продолжал работу над своим большим трактатом пятнадцать лет, днем и ночью, пока мои глаза не начали сдавать и мускулы моей руки не ослабели, так что теперь я не могу ни читать, ни писать. Но даже в этом случае я не отказался от чтения и письма в той мере, в которой могу себе это позволить, поскольку я постоянно нанимаю людей, которые читают и пишут для меня [213] ».
213
History of Islamic Philosophy, с. 200–201.
При ал-Муктадире в Багдаде было несколько больших больниц, и больничным делом руководил врач-немусульманин Синан бин Сабит. Как утверждает А. Мец, благодаря его влиянию, в 918 году в Багдаде были одновременно открыты еще две больших больницы-госпиталя:
«один – самим халифом у «Сирийских ворот», а другой – на средства матери халифа на самой дорогой строительной площадке восточной стороны города – близ рынка св Иоанна на берегу Тигра [214] ».
214
Мец А. Там же, с. 347.