История русских обителей Афона в XIX–XX веках

Троицкий Павел В.

Распрей внутри скита было множество. И только один конфликт между игуменом и духовником Нифонтом нельзя толковать с позиции черного и белого. В чем суть этого конфликта – неизвестно, но результатом было удаление по собственному желанию духовника в одну из близлежащих келлий. Это несколько смутило некоторых. Например, ктитора Андрея Николаевича Муравьёва, который справедливо почитал духовника. Отец Нифонт был из благородных, отличился на войне, затем долгое время подвизался в Митрофановском воронежском монастыре гробовым. О. Виссарион, видя вред от продолжавшегося недоумения, попросил о. Нифонта остаться духовником братии, пусть даже живя вне скита в келлье, и тот согласился. В чем же была размолвка, для нас так и осталось неизвестным. Но о. Виссариону она обошлась в буквальном смысле дорого: бедному скиту пришлось возвращать вклад духовнику в размере 3000 руб.

Многие считали, что первый игумен Андреевского скита был сребролюбцем, что устраивал в монастыре гулянки, расточая пожертвования русских доброхотов. Но старец, как истинный делатель Иисусовой молитвы, никогда не унывал. И он с долей юмора пишет своему брату по поводу этих слухов: «Мир тебе и благословение, и душевное спасение, и телесное здравие, да даст тебе

Бог во дни живота твоего пещися о сиротах [94] , такожде и о нас грешных, ленивых и слабых, во страстях время иждивающих, а наипаче углебшему во страстях сребролюбия, помолите о мне Бога, чтобы он меня избавил от сей страсти, которой я с помощью Божией не имею. А прочих грехов – без числа Бог весть» [95] .

94

Имеется в виду попечение брата Ивана Максимовича о сиротах.

95

Летопись Свято-Андреевского скита на Афоне (1841–1863). С.126.

Чтобы понять неправду подобных обвинений, надо прочитать опись вещей о. Виссариона, оставшихся после его кончины.

1) Икона «Взыскание погибших» в створнах деревянных – 1;

2) Портретов фотографических – 2;

3) Масляный на полотне портрет – 1;

4) Псалтырь требный четвертной – 1;

5) Требник маленький осьмушный – 1;

6) Епитрахиль шелковая простая – 1;

7) Чёток гаруса бумажного – 3;

8) Схима гарусная креповая – 1;

9) Спальная шапка – 1;

10) Очки с футляром – 1;

11) Пояс кожаный – 1;

12) Чесалка деревянная афонская – 1;

13) Ножницы и ножичек – 2;

14) Расчески и гребешок – 2;

15) Зеркало – 1;

16) Щетки маленькая и большая – 2;

17) Картина распятия Христа – 1;

18) Крест цветного стекла – 1;

19) Параманов гарусных – 1;

20) Вериги железные – 1;

21) Башмаки кожаные – 1;

22) Сапоги теплые – 1;

23) Медвежья кожаная подстилка – 1;

24) Одеяло фланелевое – 1;

Особо хранимые предметы:

1) Мантии игуменские со скрижалями – 2;

2) Патерица с колоннами слоновой кости – 2;

3) Костыль – 1;

4) Начальный в церкви деревянный – 1;

5) Костыль коротенький – 1;

6) Печатки именные стальные и каменные – 3;

7) Костылей и палок оправленных именных – 5;

8) Дорожный столовый прибор – 1.

«Однажды, когда о. Виссарион страдал от одной из таких лютых скорбей и несколько дней не выходил из келии, удостоился он следующего небесного посещения. По-видимому, причиной скорби была какая-то неминуемая опасность, угрожавшая пресечь само существование скита. В то время, когда старец безутешно горевал и молился об отвращении беды, вдруг среди дня раздался стук к нему в дверь. Открыв дверь, Виссарион увидел старца-монаха, убеленного сединами, который сказал ему по-гречески: „Не горюй. Все хорошо будет, хорошо, хорошо”, – и, сказав это, быстро удалился. О. Виссарион запер было дверь. Но потом захотелось ему узнать имя неизвестного монаха. Он вышел из келии позвать его обратно. Но монаха нигде не было, а привратник не видел никого ни входящим, ни выходящим из скита. Старец, удивленный происшествием, вернулся в келию, уснул легким сном и увидел во сне, что по дороге к скиту безостановочно шествует множество белых и пестрых овец; все они стекались на двор скита, пока совершенно не заполнили его; над скитом же чудно сияла икона Спасителя. Старец проснулся утешенный и божественное сие видение принял как доброе предсказание в том, что скиту его суждено собрать в свою ограду во имя Христово еще многих и многих овец и вратам адовым не одолеть его. Предполагают, что явившийся был св. Афанасий».

Монахи Андреевского скита в скором времени по кончине первого игумена получили замечательное свидетельство его святости. Перед смертью этот великий подвижник говорил: «…если обрету дерзновение, то скит будет разрастаться, а если нет, то останется в прежнем положении» [96] . Бурный рост скита не оставляет сомнения в исполнении этих слов.

Пункт 8 одного из древних афонских уставов гласит: «…нельзя уничтожать распоряжения покойных игуменов, чтобы все исполнялось по содержанию составленных ими завещаний».

96

Там же. С. 18.

Итак, посмотрим завещание первого игумена и строителя Андреевского скита о. Виссариона. Первый пункт этого завещания говорит о том, что «обитель сия» и историческое это место было приобретено им совместно с о. Варсонофием по настоянию духовников с той целью, чтобы служить убежищем для земляков – великороссов, желающих принять монашество в земном жребии Матери Божией, Св. Горе Афонской, поэтому она да будет предназначена для водворения в нее собственно великороссов, подобно тому, как малороссы водворены в скиту Св. пророка Илии или русские совместно с греками – в монастыре Св. вмч. Пантелеймона». Затем завещание повторяет это: «…иметь прежде всего в виду, чтобы обитель служила пристанью спасения для земляков-великороссов: вследствие сего, если и будут иногда по усмотрению настоятеля принимаемы в обитель иноплеменные личности, то таковых не возвышать над коренными насельниками скита или над заслуженными старцами и, вообще, не возводить их на степень руководителей и на высокие должности».

Глава ктитора обители схимонаха Иннокентия (Сибирякова)

Период истории от 1918 г. до сегодняшних дней можно назвать временем забвения. И все же кое-что сохранило афонское предание. Известно, что игумен Иероним скончался в 1922 г. и на его место заступил игумен Митрофан, который скончался в 1949 г.

Посещавший скит писатель Владимир Маевский

застал настоятелем архимандрита Митрофана. «Этот спокойный и вдумчивый инок, с лицом аскета, сразу произвел на меня неизгладимое впечатление как всем своим внешним видом, так и глубоким внутренним содержанием, обнаруженным почти с первых же фраз нашей первой беседы. Игумен Митрофан – типичный монах аскетического склада, могущий служить отличной моделью для хорошего художника, он высок ростом, а вместе с тем худощав и сух, что, несомненно, является следствием его воздержанной и постнической жизни. У него такое же аскетическое, вполне гармонирующее со всею его фигурой сухощавое лицо, которое озаряют два умных, проницательных, но немного болезненных глаза [97] . Отец Митрофан прекрасно духовно начитан и обладает редкою способностью понимать самые отвлеченные богословские сочинения. В то же время он является иноком высокой и строгой жизни. Строгий к себе и снисходительно терпеливый ко всем окружающим, этот игумен при первом впечатлении, пожалуй, может показаться даже несколько суховатым. Но при дальнейшем знакомстве – он положительно очаровывает своею сердечностью, простотою и отеческой заботливостью» [98] . В те годы скит представлял собой все такой же уголок России. В архондарике (монастырской гостинице) по стенам висели портреты русских царей, иерархов и выдающихся людей. Быт сохранялся по-прежнему русский, автору показалось, что он оказался в монастырской гостинице где-нибудь в Троице-Сергиевой Лавре или Почаеве. Такую же высокую оценку гостеприимству русского игумена дал бенедиктинский монах – бельгиец о. Федор, прибывший на Афон с целью ознакомления с опытом русского монашества. Он провел в 1927 г. три месяца на Афоне: большую часть времени в Андреевском скиту. Игумен этого скита архимандрит Митрофан окружил католика вниманием и добротой. Бельгиец присутствовал на богослужениях, работал в саду, в библиотеке. Монахи пеклись о его здоровье и даже сшили ему новую рясу. «Невозможно мечтать о чем-либо лучшем, чем пребывание там», – так охарактеризовал свое пребывание в скиту бенедиктинец. Но одновременно он осознал, что духовно остается «чужим по отношению ко всей этой жизни» [99] .

97

Борис Зайцев, посетивший Андреевский скит в 1928 г., но в отличие от Маевского не обладавший достаточной наблюдательностью, что сказалось на описании скита, также обратил внимание на эту болезненность глаз. «Когда служба кончилась, высокий, очень худой и нестарый монах с игуменским посохом подошел ко мне, приветливо глядя карими, несколько чахоточными глазами, спросил, кто я и с какими целями» (Зайцев Борис. Афон. Русский на Афоне Свято-Пантелеймонов монастырь. 1992. С. 15).

98

Маевский Вл. Афонские рассказы. Париж, 1950. С. 55–56.

99

Ламбрехтс Антоний. Монастырская культура. Восток и Запад. СПб., 1999. С. 231–238.

Отец Ефрем с главой схимонаха Иннокентия в современной костнице скита

В действительности в те годы скит переживал тяжелые времена, но насельники жили и молились, уповая на Бога. «Игумен Андреевского скита Митрофан в беседе на эту тему со мной указал, что милость Божия все же ни на минуту не покидает Афон. В самые трудные для иноков минуты неожиданно является помощь, о которой никто не думал», – пишет А. Плетнёв, совершивший паломничество на Афон в 1925 г. в составе группы сербских учащихся [100] .

100

А. П-в. Новое время, 3 сентября 1925 г. № 1303.

Русское и греческое в убранстве храма

Еще более интересные и развернутые воспоминания оставил другой иностранец, на этот раз американец, посетивший Андреевский скит в 1933 г. М. Мансур приехал на Афон, чтобы получше познакомиться с православием. Из-за уникальности этих воспоминаний я привожу все, относящиеся к скиту, без сокращений: «22 июля. Здесь, в скиту Св. Андрея Первозванного (или как его часто называют – Сераи) мы остались очень довольны архонтарием. Отец Стратоник обладает хорошим чувством юмора и живым нравом. Он знает греческий в достаточной степени для того, чтобы мы могли понимать друг друга, и собирается научить нас названиям предметов по-русски. Он сначала накормил нас ужином, а потом повел в церковь на всенощную почти на всю ночь. У них всегда в субботу вечером всенощная с семи вечера до двух ночи, а затем Литургия с 6 до 8.30 утра. Мы пришли около девяти вечера, когда было уже почти темно. Такое же необычное ощущение мы переживали в Руссико, когда шли по веранде к церкви и слушали пение, потом вошли внутрь и увидели великолепные своды и отражение бликов мерцающих лампад на золоте иконостаса. Большую часть времени на всенощной было очень мало света, так что не было видно, как изнутри выглядит церковь. Мы стояли в стасидиях в самом начале и легко могли следить за службой. Хор был разделен на две части по обеим сторонам и пел антифонно. Во время, когда читали поучение или возглашали ектинью в конце церкви, зажигали еще несколько ламп. С большой любовью звучало «Господи, помилуй». Насколько я мог догадаться, большая часть пения исполнялась недельным гласом. Это было просто и красиво. Было удивительно слышать, как они брали высокие ноты без участия в хоре юношей. Архимандрит появился во время вечерни, но после этого оставался на своем троне.