История Русской Церкви (1700–1917 гг.)

Смолич Игорь Корнильевич

Однако популярность епископа зависела прежде всего от его способности торжественно и величаво отправлять богослужение. Русский народ переживает свою веру в первую очередь через литургию, поэтому он всегда ценил архиереев, которые умели служить с подобающим достоинством, прощая им за это иные их слабости. Архиерейское богослужение являлось одним из средств привлечения народа к церковной жизни и даже могло служить инструментом внутренней миссии. Жестокий деспот Вятский епископ Варлаам Скамницкий (в 1743–1748 гг. в Вятке, в 1748–1761 — в Великом Устюге) совершенно искупал в глазах народа все отрицательные черты своего характера чинностью богослужения. Величественная внешность Петербургского митрополита Антония Рафальского (1843–1848), человека во всех других отношениях ничем не замечательного, и красота его богослужения привлекали в храм толпы народа, готового не замечать явных недостатков своего архиерея. Знаменит своими богослужениями был также митрополит Григорий Постников. В Каменец–Подольске на литургии, совершаемые Подольским епископом Кириллом Богословским–Платоновым (1832–1841), стекались не только православные, но и католики. Всероссийской славой пользовались богослужения митрополита Филарета Дроздова. В Москве в этом отношении народ был особенно избалован и придирчив. Так, непопулярность Московского митрополита Леонтия Лебединского (1891–1893) объяснялась именно поспешностью, поверхностностью его богослужений, а не недостатками в управлении [1015] .

1015

Никанор. 1. С. 110; Сборник. 113. 1. С. 66–70; Евлогий. С. 108; Савва. 9. С. 200 (о Леонтии Лебединском). Бывали и епископы, не слишком охотно участвовавшие в архиерейских богослужениях, например, Казанский архиепископ Иона Павлинский (Сборник. 113. 1. С. 52 и след.) или Астраханский епископ Афанасий Дроздов (Савва. 8. С. 83).

Большое значение для авторитета епископа имел также его образ жизни. Среди архиереев синодального времени можно найти ряд подлинных аскетов. Некоторые из них, жившие в XVIII в., были даже канонизированы [1016] . Из епископов XIX в. примером аскетической жизни может служить Феофан Затворник (1815–1894). Отшельником жил в 1825–1827 гг. епископ Амвросий Орнатский (1778–1827). После своего ухода на покой он поселился в Кирилло–Белозерском монастыре, где вел строгую подвижническую жизнь в полном уединении, так что и монах, приносивший ему скудную пищу (а питался он почти одними просфорами), не каждый день видел его. По ночам даже зимою его можно было видеть коленопреклоненным на каменных плитах церкви. Свою епископскую пенсию он раздавал в ответ на письма бедняков. Скончался Амвросий 27 февраля 1827 г. [1017] Менее известен епископ Иеремия Соловьев (1799–1884). Он чувствовал себя очень несчастным в сане епархиального архиерея, так как судьба

ученого монаха навязала ему карьеру, к которой он не чувствовал призвания. Лишь в монастыре он нашел желанный покой. В течение 27 лет он не покидал свою келью, до самой смерти ведя строго аскетическую жизнь в молитве и посте. Его сочинения «Предуказание свыше» и «Врачевство духовное» не были замечены, хотя заслуживали всяческого внимания. Скончался Иеремия 6 декабря 1884 г. [1018] Подвижнической жизнью отличались Харьковский архиепископ Мелетий Леонтович (1835–1840) и его современник архиепископ соседней Воронежской епархии Антоний Смирницкий (1773–1846) [1019] . Подлинное, монастырское, иночество и старчество высоко ценил и Филарет Амфитеатров (1779–1857). Не имея академического образования, он не был приверженцем ученого монашества и по иерархической лестнице поднимался медленно, став лишь в 1836 г. членом Святейшего Синода, а в 1837 г. — митрополитом Киевским. Из–за расхождений с Филаретом Дроздовым и обер–прокурором Протасовым он покинул Синод и удалился в свою епархию. В своих письмах он предстает аскетом и мистиком, мало интересующимся административными вопросами [1020] . Эти немногие примеры показывают, что известная часть русских иерархов имела склонность к личному подвижничеству и была близка к настоящему монашеству, хотя не имела собственного опыта иноческой жизни. И напротив, самым настоящим иноком был не оставивший монашеского образа жизни и в сане епископа Игнатий Брянчанинов, наглядный пример того, что оба пути были все–таки совместимы [1021] и не было никакой необходимости связывать судьбу епископата непременно с ученым монашеством, ибо при правильной организации монастыри были вполне в состоянии поставлять достойных кандидатов в епископы [1022] .

1016

В течение синодального периода к лику святых были причислены следующие епископы XVIII в.: Ростовский — Димитрий Туптало, Иркутский — Иннокентий Кульчицкий, Митрофаний Воронежский, Тихон Задонский, Иоасаф Белгородский (см. § 25 в т. 2).

1017

О Феофане имеется довольно обширная литература, наиболее подробна работа: Корсунский И. Преосв. Феофан, еп. Владимирский и Суздальский. М., 1895; см. также: Smolitsch. Leben und Lehre der Starzen (1936). S. 178–193 (2–е изд. 1952. S. 160–173); idem. Russisches M"onchtum (1953). S. 441 и след. Об Амвросии Орнатском: Жмакин В., в: Русс. ст. 1883. 7. С. 129–178; РБС (лит.); Smolitsch. Russisches M"onchtum. S. 454 и след. Ср. ниже § 23.

1018

Титов А. А. Преосв. Иеремия, в: Чтения. 1887. 3; РБС. С. 164 и след.; ПБЭ. 6. Стб. 311; Smolitsch. Russisches M"onchtum. S. 455 и след.

1019

Кульжинский Г. И. Святитель Мелетий Леонтович, архиеп. Харьковский и Ахтырский. Харьков, 1881; Ковалевский А. Из воспоминаний об архиеп. Харьковском Мелетии Леонтовиче, в: Душеп. чт. 1867. 3. Об Антонии: Ковалевский А. Из воспоминаний о преосв. Антонии, архиеп. Воронежском, в: Душеп. чт. 1868. 3; Описание отечественных подвижников (декабрьский выпуск). С. 490–496; Савостьянов С. Жизнь преосв. Антония, архиеп. Воронежского. СПб., 1852; Некрасов. Преосв. Антоний, архиеп. Воронежский. Воронеж, 1890.

1020

Сборник. 113. 1. С. 53–56; У Троицы в Академии (1914). С. 232–251. Письма Филарета Амфитеатрова опубликованы только частично: Чтения. 1869. 2–3; ТКДА. 1884. 2 (Иннокентию Борисову); БВ. 1913. 1 (Игнатию Брянчанинову). См. также: архим. Сергий Васильевский (см. библиогр. к § 9); РБС (Фабер—Цявловский). 1901. С. 77–80; Smolitsch. Russisches M"onchtum. S. 458 и след.

1021

Smolitsch. Leben und Lehre der Starzen (1936). S. 168–177 (2–е изд.: 1952. S. 151–159); idem. Russisches M"onchtum. S. 453 и след., 521–524. См. ниже § 23.

1022

Архим. Пимен. Воспоминания, в: Чтения. 1877. 1. С. 407.

Среди иерархов — выходцев из ученого монашества имелись выдающиеся богословы, научные интересы которых отвлекали их от административной деятельности, заставляя раньше уходить на покой [1023] . Типичной фигурой в их ряду является митрополит Евгений Болховитинов (1767–1837): на всех многочисленных кафедрах, которые ему приходилось занимать, он интересовался более архивами, нежели текущими делами. Велики его заслуги в развитии русской церковно–исторической науки. Таков же был и Макарий Булгаков (1816–1882), который после десяти лет епископского служения признавался: «Ах, как скучна епископская служба, скорее бы на покой!» Ему был в то время всего 51 год. Самым главным делом была для него работа над «Историей Русской Церкви» [1024] . Ученым по призванию был также архиепископ Филарет Гумилевский (1805–1866), но его способностям и основательным богословским познаниям трудно было развернуться в николаевскую эпоху. Его работа об отцах Церкви получила отрицательную оценку Святейшего Синода и вызвала неодобрение Протасова за то, что он назвал «Катехизис» Петра Могилы западной схоластикой. Этот печальный опыт послужил причиной колебаний Филарета, когда ему было предложено написать руководство по догматическому богословию. «Эти предложения, — пишет он А. В. Горскому, — льстивы для самолюбия, но нельстивы для благоразумия, внимательного к положению дел. Я и теперь еще не касаюсь сего дела». Работа над историей казалась Филарету более соответствующей сложившейся ситуации [1025] . Неблагоприятно отразилась научная работа на карьере епископа Порфирия Успенского, заставив его уйти на покой. Его труды и по сей день опубликованы только частично. Ученым по призванию был епископ Иннокентий Смирнов (1784–1819), человек кроткий, расположенный к мистике. Известность как историк Церкви заслужил епископ Макарий Миролюбов (1817–1894). Велик ученый вклад в области церковной археологии и палеографии также епископа Амфилохия Казанцева (1818–1893). Архиепископ Афанасий Дроздов (1800–1876) имел обыкновение сжигать свои работы. Это был человек феноменальной учености, глубоко знавший египетский, ассирийский языки, санскрит, древнееврейский, греческий, латинский, владевший четырьмя современными языками, в полной мере освоивший зарубежную литературу по библеистике, а также минералогии, астрономии и ботанике. Его кабинет был всем чем угодно, но только не кабинетом епископа. Он не оставил после себя никаких сочинений, зато, будучи ректором Петербургской Духовной Академии, поднял ее научный уровень и привлек к работе в ней многих ученых. Архиепископ Сергий Спасский (1830–1904) имел выдающиеся заслуги в области агиографии [1026] . В последние бурные 20 лет синодального периода из среды епископата не вышло значительных ученых. Правда, некоторые будущие иерархи непосредственно по окончании академии публиковали свои научные работы, главным образом по проблемам этики (например, Сергий Страгородский), но в целом богословская наука по традиции оставалась делом академий [1027] . В науке, как и в других областях церковной жизни, особое место принадлежит Филарету Дроздову. Он не писал систематических работ, однако его речи, резолюции, отзывы обнаруживают глубокое знание догматики, церковного права, аскетики, так что Святейший Синод постоянно консультировался с ним как с признанным научным авторитетом [1028] .

1023

См. главы о богословской науке в т. 2.

1024

О Евгении: Абрамович Д. И. Памяти митрополита Евгения Болховитинова, в: Исторический архив. СПб., 1919. 1. С. 190–223 (библиогр. и список трудов митрополита Евгения); Переписка Макария, митрополита Московского, в: ТКДА. 1907. 11. С. 480; ср.: У Троицы в Академии (1914). С. 643.

1025

Листовский И. Филарет, архиеп. Черниговский. М., 1887. С. 24; о влиянии А. В. Горского на Филарета см.: У Троицы в Академии. С. 343, 323; о цензурных трудностях: Котович. Ук. соч. С. 187; У Троицы в Академии. С. 408. Епископ Никодим Казанцев, ученик Филарета в Московской Духовной Академии, характеризует его как человека замкнутого, но замечательного ученого (Жизнь архимандрита Никодима Казанцева, в: БВ. 1910. 3. С. 627). См. также главы о богословской науке в т. 2.

1026

Об этом ученом и исследователе см. в т. 2.

1027

См. § 21 и соответствующие главы в т. 2.

1028

О Филарете Дроздове см.: Флоровский. Пути русского богословия. С. 166–184, 542 и след. Подробнее об этой стороне деятельности митрополита Филарета см. в т. 2.

д) Трагедия русского епископата синодального времени заключается в несостоятельности его пастырской деятельности, что привело к образованию глубокой пропасти, отделившей иерархов от низшего духовенства и паствы. П. Знаменский усматривает признаки этого явления уже в XVIII в., полагая, что своего наивысшего развития оно достигло в царствование Екатерины II [1029] . Хотя внешне в старом Московском государстве также не было тесной связи между епископами и верующими, но этот недостаток искупался полным единством церковного мировоззрения и вытекавших из него церковно–политических устремлений. В начале XX в. митрополит Антоний Вадковский писал: «Архиерей не имеет своей личной жизни, жизни для себя, но он живет жизнию Церкви, посвящая свою жизнь спасению других, в жизни которых и заключаются его радости и невзгоды» [1030] . Такой аскетический идеал был чужд архиереям синодального времени. Его наиболее значительные представители видели свою задачу в управлении верующими, а не в их пастырском окормлении. Так понимали дело, например, Арсений Мацеевич и Амвросий Зертис–Каменский в XVIII в., Филарет Дроздов — в XIX и Антоний Храповицкий — в XX в. Эта установка, воздвигавшая непреодолимую преграду между епископами, с одной стороны, и низшим духовенством и народом — с другой, встречала все более острую критику со стороны последнего — свидетельство того, что общество по–прежнему было неравнодушно к внутренним нуждам Церкви. В этой связи в первую очередь следует назвать противника Феофана Прокоповича беспокойного архимандрита Маркелла Родышевского. Среди его бумаг сохранилось исследование «Духовного регламента» и петровских указов о монашестве. «Первое и самое главнейшее дело самой верховнейшей власти императорской — велеть духовному правлению всеконечно искать себе от духовнаго монашескаго чина самых богодухновенных… и их освидетельствовав… таковы ли обрящутся, яковых их быти сказывают, и… производить на самые главнейшие духовные начальства, еже есть во архиерействе и архимандрии знатнейшие… Когда убо сицевии добрые епископы во епархии возводимы будут, то всячески тщатися имут по всем епархиям своим исправити все монашество; паче же егда в главнейшем самом духовном правлении таковии будут или самый главнейший сицев человек над всеми поставлен будет (Маркелл имеет в виду патриаршество. — И. С.), то и всех восхощет таковых производить в епископы — подобний подобного себе изыщет… И во архиерейство, паче же во архимандритство, не так потребны люди ученые, как богодухновенные и добродетельные, которые бы не так словом, как делом учили» [1031] .

1029

Знаменский. Приходское духовенство (1873). С. 615, 628.

1030

Митр. Антоний. Речи. 3–е изд. (1912). С. 11.

1031

Цит. по: Чистович. Феофан Прокопович (1868). С. 325 и след.; ср. § 23.

К XVIII же веку относятся два сочинения, в которых доказывалось, что 1) священники равны с епископами в совершении таинств и что 2) священник может стать епископом без пострижения в монахи. Автором второй из названных работ был протоиерей Петр Алексеев (1772–1801), которому П. Знаменский приписывает и первую, не имеющую ни заглавия, ни подписи, датируя ее кануном великих реформ Екатерины II. Историк пишет, что это был голос протеста против униженного положения духовенства по отношению к епископской власти [1032] . По мнению Алексеева, Евангелия, Послания апостолов и решения Соборов доказывают равноправие епископов и священников в совершении святых таинств. Существующие различия обусловлены исторически и вызваны властолюбием епископов. Вторая работа выглядит продолжением первой, повторяя многие ее тезисы. Кроме того, здесь развивается мысль, что священство имеет фундаментальное значение для епископского служения, составляя наиболее существенную часть последнего. Отсюда делается вывод о том, что священник может быть поставляем в епископа, не будучи монахом [1033] . Эти идеи продолжали жить и в XIX в., находя, хотя и крайне редко, сочувствие даже среди самих епископов. Либеральный Рижский епископ Иринарх Попов (1836–1842) полагал: «Во времена апостолов епископы были своего рода благочинными и стояли наравне со священниками. Поэтому лютеранам и нет нужды вводить

епископальный порядок. Традиция, не опирающаяся на Священное Писание, не является обязательной» [1034] . И напротив, митрополит Филарет Дроздов весьма скептически относился даже к тем епископам, которые приняли монашество из вдовых священников. «По большей части поздно бывает учить их делам высшей службы», — говорил он, как будто этому обучали кандидатов из ученого монашества! [1035] Появившаяся в газете «День» (1862, № 25–26) статья, в которой предлагалось допустить священников к архиерейству, обеспокоила обер–прокурора А. П. Ахматова настолько, что он предложил ректору Московской Духовной Академии Савве Тихомирову найти оппонента для ее опровержения. Выбор Тихомирова пал на А. В. Горского, но приведенная Горским строго научная аргументация оказалась не против, а в пользу газетной статьи [1036] . Тогда опровержение, которого так добивался обер–прокурор, было написано ректором Казанской Духовной Академии архимандритом Иоанном Соколовым, получившим в награду золотой наперсный крест. Принадлежность к монашеству как непременное условие для рукоположения в епископы отстаивал также Таврический епископ (1867–1882) Гурий Карпов в своем сочинении «О богоучрежденности епископского сана» (М., 1876) [1037] .

1032

Знаменский. Приходское духовенство. С. 400. Впервые это сочинение было издано В. И. Саввой под названием «Сочинение против епископов XVIII века», в: Чтения. 1909. 1. С. 25, 35. Савва датирует его временем между 1744 и 1764 гг. и считает автором также протоиерея Петра Алексеева. Датировка Знаменского, видимо, ближе к истине. Очевидно, критика епископата Алексеевым относится к тому времени, когда заседала Комиссия по составлению нового законоуложения. Возможно, ему были известны «пункты» Святейшего Синода (см. § 8), в которых духовенство подразделялось на два класса. Как один из первых борцов против безраздельного господства епископов Алексеев является довольно яркой фигурой из числа белого духовенства XVIII в.; см. о нем: Розанов (см. библиогр. к § 11). 3. 1, прим. 600; Дополнение. С. 174–185, здесь очень подробно о спорах Алексеева с протоиереем А. Левшиным, братом митрополита Платона Левшина. Алексеев был человеком нервным, полемичным и алчным, и среди причин его критики в адрес епископов были, наверняка, и разногласия с митрополитом Платоном. В своей борьбе с Платоном он мог рассчитывать на поддержку при императорском дворе благодаря дружбе с протоиереем Панфиловым, духовником Екатерины II, который также являлся противником епископата. Эта близость к Петербургу выражалась, с одной стороны, в его жалобах и доносах — это он донес на писателя Новикова (Русс. арх. 1882. 2. С. 76 и след.), — а с другой — в знаках монаршей милости, например, в том, что именно ему, не без протекции Панфилова, было поручено принять последнюю исповедь Пугачева перед казнью (там же. С. 70). Как хороший проповедник и катехизатор, а также человек образованный, он безусловно выделялся среди московского приходского духовенства. Своей книгой «Истинное благочестие христианское» (М., 1767), посвященной Екатерине II — «истинной последовательнице истинного Божества» (!) (Филарет. Обзор. 1884. С. 386), он сразу же привлек к себе внимание императрицы. Свойственную ему активность он проявил также как член Российской Академии (Сухомлинов. История Российской Академии (1874). 1. С. 280). Он писал письма и Павлу I (Корсаков Д. П. Алексеев, прот. московского Архангельского собора, в: Русс. арх. 1880. 2). Переписку Алексеева с Панфиловым см. в: Русс. арх. 1871. 1; 1892. 1; ср.: Знаменский, в: Прав. соб. 1872. 2. С. 429–440; его жалобы и доносы на Платона см. в: Русс. арх. 1871. С. 218 и след.; 1882. 2. С. 73 и след. (к Храповицкому, личному секретарю Екатерины II). 79; см. также: РБС. Алексинский—Бестужев (1900). С. 11.

1033

Второе сочинение Алексеева «Рассуждение» см.: Чтения. 1867. 3. С. 17–26; ср. очень резкую критику его со стороны Филарета Гумилевского: Обзор (1884). С. 384.

1034

Казанский. Переписка, в: БВ. 1910. 5. С. 140.

1035

Филарет. Собрание мнений. 2. С. 310. В своем основательном исследовании: Пострижение в монашество: Чин пострижения в монашество в Греческой Церкви. К., 1914, профессор Киевской Академии П. Пальмов утверждает, что для ученого монашества следовало бы установить особый чин посвящения, так как его деятельность и вся его сущность не соответствовали истинному монашеству (с. 343). Ср. также мнение болгарского богослова Стефана Цанкова: Zankov St. Das orthodoxe Christentum des Ostens. Berlin, 1928. S. 333.

1036

Горский А. В. О сане епископском в отношении монашества, в: Прибавления. 21 (1862). Филарет Дроздов допустил публикацию этой работы, лишь учитывая ее строгую научность (Собрание мнений. 5. 1. С. 417). Неодобрительно отзывается о ней и архиепископ Филарет Гумилевский в одном из своих писем к Горскому, с которым был в дружеских отношениях (У Троицы в Академии. С. 481).

1037

Архим. Иоанн Соколов. О монашестве епископов, в: Прав. соб. 1863. 1–2. Филарет Дроздов нашел это сочинение «весьма полезным» и сделал к выводам Иоанна лишь несколько небольших замечаний (Собрание мнений. 5. 1. С. 414 и след.). Появившееся некоторое время спустя сочинение епископа Гурия Карпова «О богоучрежденности епископского сана» (М., 1876) было вызвано планами реформ церковного суда (см. § 6).

После смягчения цензуры в конце 50–х гг. XIX в. заметно оживилась открытая критика в адрес иерархов и ученого монашества, из среды которого выходили епископы, — критика, ранее почти невозможная. В 1858 г. в Лейпциге по инициативе известного историка и публициста М. П. Погодина анонимно было опубликовано сочинение «Описание сельского духовенства в России». Уже сам этот факт показывает, сколь глубоко церковные нестроения осознавались обществом, — ведь по своим убеждениям Погодин был весьма консервативен. Многие экземпляры этого сочинения достигли России, и его автор, священник Иоанн Беллюстин (1820–1890), приобрел известность. Завязалась оживленная публичная дискуссия. На основе личных впечатлений от пребывания в одной из беднейших епархий автор рисует картину угнетенного положения сельского духовенства, страдающего от произвола епископов и консисторий. Ответственность за это бедственное состояние возлагается на ученое монашество и архиерейский деспотизм [1038] . Годом позже в Берлине Н. В. Елагин издал под названием «Русское духовенство» подборку откликов на сочинение Беллюстина без указания имен их авторов. Среди них есть статья, озаглавленная «Взгляд православного на сан епископов», автор которой считает монашество обязательным для епископов [1039] . Бывший профессор Петербургской Духовной Академии Д. И. Ростиславов также выпустил в 1866 г. в Берлине без подписи сочинение «О белом и черном духовенстве» с обычной для себя критикой ученого монашества и епископата [1040] .

1038

Описание сельского духовенства в России. Лейпциг, 1858, в особенности с. 20–30, 44, 124–128; впоследствии эта книга с некоторыми изменениями и под заглавием «Записки сельского священника» была перепечатана в Русс. арх. 1879–1880. «Описание» чрезвычайно возмутило известного «защитника православия» А. Н. Муравьева, который 2 января 1859 г. писал Филарету Дроздову: «Прикажите непременно написать ответ на книгу о сельском духовенстве. Вы медлите, а книга сия, как яд, производит глубокие язвы в высшем кругу, и ей верят, как Евангелию» (Письма духовных и светских особ к митр. Филарету. С. 289). Возможно, Филарет поручил написать ответ Н. В. Елагину.

1039

[Елагин Н. В.] Русское духовенство. Лейпциг, 1859. Главы 1 и 2, критикующие «Описание», написал Елагин; автором гл. 7 «Взгляд православного на сан епископов» был человек богословски образованный, вероятно, профессор Московской Академии А. Ф. Лавров. Н. В. Елагин (1817–1891), с 1848 г. цензор в Петербурге, был известен своим религиозным консерватизмом. Позднее он написал еще две книги: «Дух и заслуги монашества для Церкви и общества» (СПб., 1874) и «Белое духовенство и его интересы» (СПб., 1874), в которых критикует белое духовенство и восхваляет монашество.

1040

О белом и черном духовенстве. Берлин, 1866. Здесь, как и в других работах Д. Ростиславова, находим резкие выпады против епископата и ученого монашества — этих «черноризцев», которые, по его мнению, были ретроградной силой в Русской Церкви. Некоторые утверждения Ростиславова свидетельствуют о его большой предвзятости, отчетливо обнаруживая ту пропасть, которая с начала XIX в. вплоть до конца синодального периода разделяла ученое монашество и светскую профессуру в духовных учебных заведениях. Кроме того, некоторое влияние на Ростиславова оказали внецерковные либеральные течения 60–х гг. См. его сочинения в библиографии к § 10, 11, 13–16, 20.

После победы архиереев над общественным мнением и белым духовенством в вопросе о предлагавшейся обер–прокурором графом Д. А. Толстым реформе духовного суда (§ 6) (реформа была нацелена на ограничение произвола епископов, но так и не осуществилась) прямые выпады против иерархов на страницах печати прекратились. Повсеместно начала преобладать точка зрения, что причиной всех нестроений является система церковного управления в целом, которая и должна быть изменена. Именно эта мысль господствует в обширной литературе о церковной реформе, выходившей в период Предсоборного Присутствия в 1905–1906 гг. В консервативной газете «Новое время» появилась статья с анализом деятельности К. П. Победоносцева, в которой говорилось: «Непостижимо, каким образом он не видел, что обращенные почти в личный штат обер–прокурора епископы, архиепископы и митрополиты несут уже только имя и тень своего сана, потеряв все существо его, что они, угождающие не Христу, а человеку, являются изменниками с первого же шага службы. Вот отчего со времен уже Филарета, митрополита Московского, перечившего иногда обер–прокурору Протасову, у нас уже не было на верхах духовной иерархии и видных умов, и сильных характеров. Выдвигались просто люди, умевшие хорошо править архиерейскую службу: без общегосударственного, общенационального и общецерковного круга зрения. Такие были удобны в качестве вторых и третьих чинов обер–прокурорского двора, правых и левых рук обер–прокурора» [1041] .

1041

Новое время. 1906. № 11030; цит. по: М. В. Надежды и разочарования, в: БВ. 1907. 1. С. 189 и след., 197.

На заседаниях Предсоборного Присутствия восстановление патриаршества рассматривалось как панацея от всех бед Церкви. Часть либерального белого духовенства была против, ибо опасалась, что совершенное упразднение государственного контроля над Церковью приведет к усилению власти епископов как в центре, так и в епархиях. Такое же мнение на этих заседаниях высказывали и представители профессорско–преподавательского состава духовных академий. С другой стороны, было очевидно, что синодальная система изолировала епископат от остального духовенства и верующего народа и ставила его в зависимость от государственной власти. Контроль последней над выдвижением кандидатов на архиерейские должности неблагоприятно сказывался и на составе епископата [1042] .

1042

«Отзывы» епархиальных архиереев по поводу планов созыва в 1905–1906 гг. Поместного Собора подтверждают наши критические суждения в этом параграфе. После долгого вынужденного молчания в надежде, что церковная реформа наконец осуществится, епископы высказывались очень откровенно и критично (подробнее об этом см. в т. 2).

Глава IV. Приходское духовенство

§ 13. Образование духовного сословия

а) С начала XVIII в. в составе, правах, организации и материальном обеспечении белого духовенства произошли такие значительные изменения, которые сделали синодальный период совершенно особой эпохой в истории приходского духовенства. Введение государственной церковности изменило структуру Церкви, а тем самым — и положение приходского духовенства. Государственная власть оказывала все большее влияние на формирование условий жизни приходского духовенства [1043] . Итогом этого процесса явилось превращение приходского духовенства в духовное сословие (звание).

1043

По истории белого приходского духовенства особенно важны труды П. Знаменского «Приходское духовенство» и Н. Розанова. В работах Григоровича, Чижевского, Ивановского, Нечаева, Калашникова дается сводка указов и распоряжений правительства и Святейшего Синода относительно прав и обязанностей приходского духовенства.

П. Знаменский, подробно изучивший историю приходского духовенства в XVIII в., совершенно справедливо отмечает: «Древняя Русь не успела выработать ни сословных стеснений в выборе известного рода жизни и занятий, ни особенно стеснительных требований для поступления в клир относительно специальной подготовки к церковному служению; незазорная нравственность и книжность, понимаемая в самом скромном смысле уменья читать и отчасти петь, — вот все, чего требовали наши старинные святители от своих ставленников» [1044] . Вместе с тем уже тогда многие епископы считали этот уровень недостаточным, хотя он и соответствовал общему состоянию образования в Московской Руси. Меры Петра I по укреплению образования, повышенные требования, предъявлявшиеся особенно ко вступавшим в государственную службу, привели к тому, что определенный образовательный ценз стал условием и для занятия церковных должностей. Все это в корне подрывало традиции общинной выборности духовенства и наследования церковных должностей в приходах. Духовные училища вместе с обучением и воспитанием взяли на себя и функцию отбора кандидатов в приходской клир. Программа этих училищ и особый дух семинарского воспитания со временем наложили на духовенство тот своеобразный отпечаток, который выделял его из народа. Духовенство все более вырабатывало свой неповторимый жизненный уклад, который был обусловлен особенностями его материального и правового положения. Как и в Московской Руси, правовое положение духовенства определялось в первую очередь его отношением к церковной власти и доверенному ему приходу.

1044

Знаменский. Ук. соч., в: Прав. соб. 1871. 3. С. 53.