История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
Шрифт:
посленэповской русской литературы. Есть кроме них писатели старшего
поколения, о последних произведениях которых я уже говорил; есть и
устарелые реалисты прежнего образца, которые начали писать поздно и потому
кажутся молодыми (как, например, Пантелеймон Романов, р. 1884),
напечатавший две первые части огромного и скучнейшего романа Россия, по-
видимому, имеющего целью дать синтез новейшей русской истории; есть
пролетарские писатели,
птенцы, которым надо работать и учиться, прежде чем они смогут произвести
на свет что-нибудь значительное. Писатели, о которых я тут говорю, –
литературный пик поколения, родившегося примерно между 1892 и 1900 гг.,
причем писатели, а не журналисты. Эти-то писатели и есть самый интересный
и ценный факт сегодняшней русской литературы.
Первый из новых писателей, обративший на себя общее внимание, был
Борис Пильняк (псевдоним Бориса Андреевича Вогау, смешанного русско-
немецкого происхождения, р. 1894 г.). Он начал писать до революции (в
1915 г.), но ранние его вещи неоригинальны и отражают самые разные влияния,
больше всего – Бунина. В 1922 г. появляется его «роман» – Голый год, который
произвел нечто вроде сенсации как своим сюжетом, так и новой манерой. Этот
роман не роман вовсе: характерное для новой русской прозы отсутствие
повествовательности достигает тут своего предела. Это, скорее, симфония,
разворачивающаяся по законам, изобретенным автором, задуманная как
панорама России в родовых муках революции и Гражданской войны. Главное
литературное влияние, которое тут ощущается – влияние ПетербургаАндрея
Белого. Как и Петербург, это, прежде всего, философия истории: единственный
реальный персонаж книги – Россия, Россия как стихийная сила и историческое
единство. Революция для Пильняка – это восстание крестьянских масс и
низших классов против нерусского государственного устройства Петербургской
империи. За Голым годомпоследовали Иван-да-Марья(1923), Третья столица
(1923) и множество коротких «повестей» того же характера. «Романы» и
«повести» Пильняка можно рассматривать как политический журнализм
высокого класса, принявший форму музыкальной фуги. К сожалению, Пильняк
слишком туп, некультурен (несмотря на поверхностный лак «символистской»
культуры) и безыдеен, чтобы его концепция русской истории представляла
какой-либо глубинный интерес. Манера его, в значительной степени
188
развивающая манеру Андрея Белого, в деталях, однако, принадлежит
самому: она построена на широких панорамах и массовых эффектах, с
изобилием исторических аллюзий и сознательном использовании
«пересекающихся плоскостей», – так, чтобы линия повествования (если его
можно так назвать) то и дело резко обрывалась и потом подхватывалась вновь в
другой географической и конструктивной точке. Он доходит до того, что ради
«пересечений» и «разъединений» вставляет в свои произведения куски из
чужих книг: Третья столицасодержит длинные цитаты из Господина из Сан-
Францискои из рассказа Всеволода Иванова. В целом, манера Пильняка – тупик
и не более чем курьез. Его «романы» были бы жалки, если бы не подлинный
дар яркого, реалистического живописания, благодаря которому в голой пустыне
его исторических рассуждении возникают освежающие островки. Глава Голого
года– Поезд № 58, – рассказывающая о езде по Советской России в 1919 г., –
великолепный пример его грубого, неподслащенного и откровенного
натурализма. Ксения Ордынина в книге Иван-да-Марья, дворянская девушка,
ставшая агентом ЧК и совершающая неслыханные жестокости на почве своего
полового извращения (она говорит, что для нее революция «пахнет половыми
органами») – страшная и достоверная, хоть и, разумеется, непривлекательная
фигура. Пильняк побывал в Англии (в 1924 г.) и написал книгу Английские
рассказы(1924), но о них – чем меньше, тем лучше, ибо они просто глупы до
невероятности.
Манера Пильняка получила распространение. Ему подражают многие
молодые писатели. Самый видный из «пильняковцев» – Н. Огнев; его повести о
революции ( Евразияи Суд республики) воспроизводят манеру Пильняка с
несколько большей логичностью и вводят более крепкий костяк в
повествование. Влияние Белого, в более притушенной форме, ощущается в
произведениях Владимира Лидина (род. 1894), который начинал в 1915 г. как
последователь Чехова и последние книги которого посвящены описанию
«советских будней» в Москве. Это, как и многое в современной литературе,
описание без повествования: витиеватый и притязающий на большее вид
художественного журнализма.
Леонид Максимович Леонов (род. 1899 г. в Москве) принадлежит к более