История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2

Святополк-Мирский Дмитрий Петрович

успех пьесы можно объяснить замечательной игрой труппы Станиславского. За

границей – тем, что это была совершенная новинка: сенсационный реализм

места действия, небывалое удовольствие выслушивать глубокие разговоры

философствующих воров, бродяг и проституток – «так по-русски!» На дне

больше всего способствовала глупейшему представлению, которое сложилось у

среднего европейского и американского интеллигента о России: страна

разговорчивых

философов, занятых поисками пути к тому, что они называют

«Богом». Следующие две пьесы Горького – Дачники(1904) и Дети солнца

(1905) – обманули ожидания: в них не было сенсационной обстановки пьесы

75

На дне, и они провалились. Последующие за ними Варвары(1906), Враги

(1907), Васса Железнова(1911) и т. д. и вовсе прошли незамеченными.

Одновременно с пьесами и романами Горький писал большое количество

мелких произведений: стихотворений, вроде Песни о Буревестнике(1901) и

(одно время знаменитого) Человека(1903); политических сатир, которые ему не

удавались, так как у него не было ни одного из необходимых для политической

сатиры данных – ни юмора, ни нравственной серьезности; журнальных

зарисовок (включая американские очерки Город Желтого Дьяволаи Один из

королей республики) и т. д. К концу этого периода он начал публиковать

короткие очерки, основанные на своих ранних воспоминаниях ( Беглые заметки,

1912), которые вводят нас в последний, автобиографический период Горького.

Произведения этого периода до настоящего времени составили пять томов:

три тома автобиографической серии – Детство(1913), В людях(1915), Мои

университеты(1923); том воспоминаний (о Толстом, Короленко, Чехове,

Андрееве и т. д.) и том дневниковых записей (1924). В этих произведениях

Горький отказался от художественного вымысла и от всех как будто бы

литературных изобретений; сам он тоже скрылся и перестал принимать участие

в «правдоискательстве» своих персонажей. В этих произведениях Горький –

реалист, великий реалист, наконец освободившийся от накипи романтики,

тенденциозности и догмы. Он наконец-то стал объективным писателем.

Автобиографическая серия Горького – самая странная автобиография в мире,

потому

что она рассказывает обо всех, кроме него самого. Его личность служит

только поводом собрать вокруг нее замечательную портретную галерею. Самая

замечательная черта этих книг Горького – их потрясающая зрительная

убедительность. Горький приобрел удивительное зрение, дающее возможность

читателю ярко видеть живые, как будто написанные маслом фигуры героев.

Нельзя забыть дедушку и бабушку Горького, старых Кашириных, или хорошего

епископа Хрисанфа, или странную языческую, варварскую оргию жителей

полустанка ( Мои университеты). На иностранца, да и на русского читателя

старшего поколения, серия неизбежно производит впечатление неизбывного

мрака и пессимизма, но мы – уже привыкшие к менее благопристойному и

сдержанному реализму, чем реализм Джорджа Элиота, – не разделяем этого

чувства. Горький не пессимист, а если бы и был пессимистом, то его пессимизм

скорее связывался бы не с его изображением русской жизни, а с хаотичным

состоянием его философских взглядов, которые ему не удалось поставить на

службу оптимизму, как он ни старался. Автобиографиче ская серия Горького

представляет мир уродливым, но не безнадежным, – просвещение, красота и

сострадание являются теми целительными моментами, которые могут и должны

спасти человечество. Воспоминанияи Заметки из дневникадаже больше, чем

автобиография, показывают величие Горького-писателя. Англоязычный

читатель оценил замечательные воспоминания о Толстом (появившиеся в

Лондонском Меркуриивскоре после первой публикации); говоря о Толстом, я

упоминал об этих воспоминаниях как о лучших страницах, написанных про

этого великого человека. И это при том, что Горького нельзя сравнить с

Толстым по силе мысли: дело здесь не в уме, а в глазах, которыми Горький

видит насквозь. Замечательно, что он увидел то, что многие не смогли увидеть,

а если увидели – не смогли записать. Созданный Горьким образ Толстого скорее

деструктивный, чем конструктивный: Горький пожертвовал единством мифа

ради сложности жизни. Он наносит смертельный удар по иконописному образу

«святого Льва». Также замечательны воспоминания Горького об Андрееве, где

есть прекрасная глава, описывающая тяжелое и безрадостное пьянство

молодого писателя. Заметки из дневника– книга об оригиналах. Здесь, как

76

нигде, Горький выражает свою любовь – любовь художника – к своей стране,