История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции
Шрифт:
Виктор Топоров с присущей ему беспощадной откровенностью признаёт, что за последние годы создаётся «всё более и более благодатная почва» для государственного антисемитизма: «Вторая еврейская революция (как и первая – в 1917) грозит обернуться трагедией – и для всей страны, и для торжествующего сиюминутную победу еврейства» (Там же. С. 331).
Однажды, выступая как критик, Виктор Топоров «подверг уничижительной критике очередную повесть Даниила Гранина» и после этого получил «мешок писем»: «Примерно половина слушателей обвиняла меня в том, что я посягнул на великого русского и советского писателя. Другая половина – благодарила за то, что я наконец размазал по стенке грязного жида. Несколько обомлев от второго потока писем, я вернулся к первому и обнаружил, что все, в которых речь шла о великом русском советском писателе, подписаны выразительными еврейскими фамилиями.
Вспоминается в связи с этим 1954 год. В Большом конференц-зале МГУ на Ленинских горах состоялось обсуждение первого романа Даниила Гранина «Искатели», студент третьего курса филфака Владимир Лакшин превознёс его до небес, а аспирант первого года обучения Виктор Петелин, взявшийся написать диссертацию на тему «Человек и народ в романах М.А. Шолохова», мерил каждое произведение по этому «гамбургскому счету» и, помнится, разнёс этот роман в пух и прах.
Тем более хотелось покрасоваться своей смелостью, что только что в «Литературной газете» Виталий Озеров, ведущий в то время партийный критик, расхваливал этот роман. Аспиранту Петелину и дела не было до того, еврей Гранин или русский, просто роман-то был «серый», «он и писал-то на специфическом советском канцелярите с окказиональными заимствованиями из пейзажной лирики того сорта, что попадает в хрестоматию «Родная речь», – так определил В. Топоров стиль современного Гранина (Там же. С. 334).
Много спорного и справедливого в рассуждениях Виктора Топорова о русско-еврейских отношениях вчера и сегодня. И предлагаемый им открытый и честный разговор будет ещё продолжен…
Виктор Топоров деликатно предупредил, что и «вторая еврейская революция», как и первая в 1917 году, «грозит обернуться трагедией», если уже сегодня «торжествующее сиюминутную победу еврейство» не одумается: после 1917 года, как известно, наступил 1937-й, после Троцкого – Ленина пришли Сталин – Молотов – Жданов, после Ельцина с его «семейкой», раздавшей всю российскую собственность в руки преимущественно еврейские, пришёл… Нет, пока не пришёл, но непременно придёт. Таков закон исторической справедливости.
Литературные портреты
Михаил Александрович Шолохов
(24 мая (11 мая) 1905 – 21 февраля 1984)
24 (11 по ст. ст.) мая 1905 года в семье зарайского мещанина, владельца галантерейной лавки, Александра Михайловича Шолохова и его экономки Анастасии Даниловны Кузнецовой, состоявшей в законном браке с казаком Кузнецовым, родился сын Михаил. Событие состоялось в хуторе Кружилин, станицы Вёшенской, бывшей Области войска Донского. В связи с тем, что документы крещения не сохранились (церковь в Кружилине при советской власти была разрушена, а метрические книги сожжены), на основании Свода законов гражданского права того времени можно лишь предположить, что новорождённый Михаил был окрещён и записан как Михаил Кузнецов. Некоторые биографы и литераторы воспользовались этими фактами для сочинения досужих домыслов: «Кузнецов – фамилия родного отца писателя, а свою всесветно известную в будущем фамилию он унаследовал от отчима, второго мужа своей матери» (Семанов С. Восстановленный «Тихий Дон» // Наш современник. 1998. № 1).
По сохранившимся документам исследователи установили, что корни Михаила Александровича Шолохова – в старинном городе Зарайске, переходившем в результате переделов то к Москве, то к Рязани: здесь в начале ХVIII века в Пушкарской слободе жили прапрапрадед Сергей Фёдорович Шолохов, затем прапрадед Иван Сергеевич, прадед Михаил Иванович. В первой половине ХIХ века в станице Вёшенской поселился купец 3-й гильдии Михаил Михайлович Шолохов, дед писателя, открывший торговлю в мануфактурной лавке. Он близко сошёлся с семейством богучарского купца 3-й гильдии Василия Тимофеевича Мохова и вскоре женился на его дочери Марии. У Михаила Михайловича и Марии Васильевны родились восемь детей, в том числе и Александр Михайлович Шолохов (1865—1925). Но вскоре в торговом деле, разделённом между сыновьями, начались беспорядки, закончившиеся развалом и банкротством. Старый и больной отец уже не мог остановить развала торгового дела.
Михаил Александрович Шолохов в своих автобиографиях, вспоминая отца, писал: «Отец – разночинец, выходец из Рязанской губернии, до самой смерти (1925) менял профессии. Был последовательно «шибаем» (скупщиком скота), сеял хлеб на покупной казачьей земле, служил приказчиком в коммерческом
Анастасия Даниловна Черникова (1871—1942) в двенадцать лет пошла в услужение к старой помещице Анне Захаровне Поповой, жившей в богатом имении с сыном Дмитрием Евграфовичем Поповым. Повзрослев, стала горничной, обратила на себя внимание Дмитрия Попова, забеременела, уговорили её выйти замуж за одинокого вдовца, пожилого казака-атаманца Кузнецова в станицу Еланскую, а родившаяся дочь через полгода умерла. И однажды Анастасия Кузнецова собрала вещички и ушла к матери, а потом вновь ушла в панский дом на прежнюю работу. В это время и увидел Александр Шолохов, приезжавший по делам к Дмитрию Попову, статную и красивую горничную Анастасию Кузнецову, сноровисто и умело подававшую блюда за гостевым столом. Вспыхнуло взаимное влечение. Сначала встречались в хуторе Чукарин, где Александр Михайлович снимал комнату для свиданий, а потом под видом экономки молодая жена поселилась в доме Александра Михайловича в хуторе Кружилин, здесь и родился Михаил Александрович Шолохов. «По отцу Черниковы происходили из русских, по матери – из татар. Между собой всех Черниковых ясеновцы называли по-уличному – татары (Сивоволов Г. Михаил Шолохов. Страницы биографии. Ростов н/Д, 1995. С. 78).
В шолоховском курене Михаил рос и воспитывался не в одиночестве. К старшему брату после смерти мужа-ветеринара Ивана Сергина переехала на жительство Ольга Михайловна с сыновьями Александром и Владимиром и дочерью. Старшие двоюродные братья приглядывали за младшим, Михаилом.
В детстве Михаил Шолохов мало чем отличался от своих сверстников. Вместе с казачатами пропадал все дни на Дону, во все глаза смотрел на казачьи свадьбы, весёлые, удалые, с песнями, плясками, любил слушать сказки, которые с большим мастерством рассказывала Ольга Михайловна.
Учился Михаил Шолохов у местного учителя Тимофея Тимофеевича Мрыхина, потом во втором классе хуторской начальной школы, год учился в Московской частной гимназии, четыре года, до 1918-го, – в восьмиклассной мужской гимназии в городе Богучаре Воронежской губернии, где преподавали русский язык и литературу, греческий и латинский, французский и немецкий, физику, историю, географию, природоведение, рисование, лепку, пение, гимнастику, Закон Божий. В 1919 году учился в Вёшенской гимназии, но события на Дону круто изменили жизнь…
Биографы и исследователи давно заметили у Шолохова раннюю тягу к писательству, особенно в Богучарской гимназии, где учитель Тишанский случайно прочитал рассказ Шолохова о Петре I и был восхищён ловким подражательством юного сочинителя.
А на каникулы Шолохов приезжал к родителям, жившим на Плешаковской мельнице, в завозчицкой, в небольшом каменном доме, и часто вслушивался в то, что говорили взрослые, стоявшие в больших очередях на мельнице. Можно представить, сколько людей побывает за это время на мельнице, сколько разговоров, событий, конфликтов пронеслось перед глазами юного Шолохова. Заходили казаки, иногородние, тавричане, шибаи, купцы. Возвращались с фронта раненые казаки и в долгих очередях рассказывали и о подвигах на войне, и о её невзгодах, тяжком фронтовом быте, о конфликтах, которые неизбежно возникали между рядовыми и офицерами, между казаками, стойко служившими царю и отечеству, и большевистскими пропагандистами, стремившимися разрушить эту веру, расшатать верность старым традициям. А когда Донская область стала ареной Гражданской войны, Михаил Шолохов вынужден был прервать учёбу и остаться в Плешаках. Предоставленный самому себе, Шолохов отдался самостоятельному чтению, учебные программы дали ему основное направление в выборе книг, а теперь он читал без всяких программ. За эти годы, с 1915 по 1919, он прочитал Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Некрасова, Достоевского, Льва Толстого, читал всё, что попадалось и что можно было достать по тем нелёгким временам. К тому же и отец с детства очень любил книги, собирал домашнюю библиотеку.