История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953-1993. В авторской редакции
Шрифт:
Эту тему вслед за А. Солженицыным добросовестно развивает Виктор Чалмаев, действуя по привычной упрощённой схеме: он заносит Шолохова в разряд пролетарских писателей, «молодогвардейцев», писавших «о счастье идти вперёд «сквозь револьверный лай», «когда гремела атака и пули свистели», а герои не испытывали «никакой тоски, раздвоенности, красок сострадания». «Сострадание было областью невозможного, опасного, заранее осмеянного», – писал В. Чалмаев (Русская литература ХХ века: Очерки. Портреты. Эссе. М.: Просвещение, 1994. С. 190 и др.). «Образ и атмосфера жизни в «Донских рассказах», по мнению В. Чалмаева, в том, что Шолохов испытывал «комсомольский авангардизм», был одержим «свирепым классовым насилием, поисками врагов даже в родном доме»; «с каким-то азартом юности, со свирепой резвостью, провоцирующей революционную нетерпеливость, Шолохов раздувает угольки гаснущего костра…».
«То, что сделал молодой Шолохов, поражает до сегодняшнего дня глубиной и смелостью. Битву за обновление реализма он разыграл, как
Но публикация «Донских рассказов» ещё продолжалась, а Михаил Шолохов уже задумал масштабный роман, в котором бы воплотились все его помыслы о недавно минувшей схватке в период войны, о революции и Гражданской войне… Он вспомнил то, что слышал в московском госпитале от раненых солдат, озлобленных этой войной, разговоры на мельнице в Плешаках, вспомнил всю свою жизнь, встречи, беседы о революции, о войне, о Вёшенском восстании, о безобразном поведении красноармейцев на Дону, о сложных, малопонятных чужаку путях казачества – и осенью 1925 года начал писать роман о казачестве, начиная его действие с того, что казачий полк, в котором действует Абрам Ермаков, должен присоединиться к отряду генерала Корнилова и восстановить порядок в Петрограде: «Разнузданные рабочие и солдаты под влиянием большевистско-жидовской агитации угрожают спокойствию республики… Мы должны надеть узду на разнуздавшихся рабочих… – призывал командир полка. Мы должны довести войну до славного конца, а не поддаваться лживым нашёптываниям тех, кто куплен на германские деньги…» Абрам Ермаков – член полкового ревкома – выступил против этого решения, и полк его поддержал… Ни главный герой романа Абрам Ермаков, ни время действия, ни избранная тема не удовлетворили Михаила Шолохова, многого он просто не знал, получалось грубо, прямолинейно и примитивно, а задумывалось совсем другое. Герой задуманного романа должен быть тоньше, противоречивее, жизнь-то новая и во многом непонятная, он герой войны, полный кавалер Георгиевского креста, человек отважный, мощный, храбрый, честный и справедливый, воспитан в духе казачьей доблести и удали, но малограмотный, плохо разбирается в политической борьбе, сложные политические течения враждующих между собой сил непонятны ему, он мечется, то геройски сражается с немцами, то охладевает, чувствуя несправедливость этой войны, он метнулся к красным, но красные занимают Дон и устанавливают свои, во многом чуждые порядки, устанавливают насилием и несправедливостью… И не слишком ли фотографически переносит он своих героев из жизни в роман, оставляя даже фамилии своих героев – Ермаков, Сердинов, Чукарин… Нет, рано он взялся за такое полотно, столько ещё нужно узнать, столько ещё нужно изучить, побывать в архивах, столько ещё раз нужно встретиться с тем же Ермаковым, которого, кажется, изучил вдоль и поперёк… Надо вновь собирать материал: «Человек есть тайна. Её надо разгадать…» – сказал Достоевский. И разве только один Ермаков – тайна…
Лишь через год, осенью 1926-го, Михаил Шолохов приступил вновь к роману «Тихий Дон», начав его действие накануне Первой мировой войны, с молодости своих героев, которые занимаются мирными делами, работают в поле, устраивают скачки. Проходят военные сборы, а на этом фоне показана драматическая история грешной любви Григория Мелехова с замужней соседкой Аксиньей Астаховой, а потом свадьба главного героя…
В это время Шолохов написал своим издателям, Павлу Посвянскому и Алексею Стасевичу, о задуманном романе, о его объёме и сроках представления. 22 июля 1927 года Шолохов сообщил, что «с высылкой первых частей романа» запаздывает, задерживает машинистка, «раньше средины августа» прислать не может. В конце сентября – в начале октября 1927 года Шолохов приехал с рукописью в Москву и читал друзьям первые части своего романа. 13 октября 1927 года В.М. Кудашев писал В.Д. Ряховскому: «У меня сейчас живёт Шолохов. Он написал очень значительную вещь» (РГАЛИ. Ф. 422. Оп. 1. Ед. хр. 176. Л. 13). По совету друзей Шолохов отнёс первые части романа в Гослитиздат, но там решительно отказались печатать: «Не проходит! Замахали руками, как черти на ладан: «Восхваление казачества! Идеализация казачьего быта!» И всё в этом роде. Куда ещё тащить?» – сетовал Шолохов после посещения Гослитиздата (Тришин Н. У истоков. К 55-летию М.А. Шолохова // Комсомольская правда. 1960. 22 мая). Друзья передали роман А. Серафимовичу, который, прочитав, написал заключение: «Немедленно печатать роман без всяких сокращений» (Стасевич А. Так было // Комсомольская правда. 1980. 24 мая). И в журнале «Октябрь», где главным редактором был А.С. Серафимович, были опубликованы две книги романа «Тихий Дон», с первого номера по девятый-десятый за 1928 год. А 19 апреля 1928 года в «Правде» появились заметки А.С. Серафимовича, в которых он высоко оценил это произведение:
«Вспомнил я синеюще-далёкое, когда прочитал «Тихий Дон» Михаила Шолохова. Молодой орёлик, желтоклювый, а крылья распахнул. И всего-то ему без году неделя. Всего два-три года чернел он чуть приметной точечкой на литературном просторе. Самый прозорливый не угадал бы, как уверенно вдруг развернётся он.
Неправда,
Вот эта способность наделить каждого собственными чертами, создать неповторимое лицо, неповторимый внутренний человеческий строй, – это огромная способность сразу взмыла Шолохова, и его увидели…» (Правда. 1928. 19 апреля).
Огромный успех романа определился сразу. Не только Серафимович, Луначарский, но и Горький, живущий в Италии, в Сорренто, заметил, что Шолохов, «судя по первому тому, талантлив». Первые отклики на «Тихий Дон» появились в «Вечерней Москве», «Учительской газете», в журнале «На литературном посту». Однажды в Доме Герцена, куда Луначарский заходил, спросили его мнение о «Тихом Доне». Не задумываясь, он ответил: «Бриллиант» (см.: Комсомольская правда. 1960. 22 мая).
Книжная публикация обеих книг романа в «Московском рабочем» последовала тут же за журнальной. Особенно внимательна к молодому писателю была Евгения Григорьевна Левицкая, пообещавшая при знакомстве писать ему письма, помогая с подбором литературы, с отзывами критиков о романе (переписка между М.А. Шолоховым и Е.Г. Левицкой – ценнейший документ литературоведения. – В. П.). 4 июля 1928 года Шолохов писал Левицкой: «Прочтите в № 6 «Октября» продолжение «Тихого Дона» – черкните мне Ваше мнение. Там меня начинает душить история, и соответственно с этим меняется и характер» (Дон. 1989. № 7).
«Душить история» стала в четвёртой и пятой частях романа. Здесь появляются крупные исторические деятели, сыгравшие немалую роль в ходе недавних событий: Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции. И Шолохов сразу почувствовал, что его писательское воображение должно непременно опираться на документальные свидетельства. В изложении хроники событий должна быть точность, правдивость, живые детали и подробности, передающие дух времени. И, работая на этими частями, Шолохов постоянно вспоминал «Войну и мир» Льва Толстого, статьи и книги о его творчестве, в которых подробно излагалась творческая история романа, говорилось о том, с какой дотошностью он изучал документы того времени, письма современников, очевидцев тех лет. Конечно, современники Льва Толстого всё равно упрекали его за то, что он что-то не показал и что-то истолковал по-своему, но все говорили, что писателю удалось передать дух эпохи, нарисовать живые картины и резко индивидуальные характеры действующих лиц. К этому стремился и Михаил Шолохов в своём романе «Тихий Дон».
М.А. Шолохов вступил в Российскую ассоциацию пролетарских писателей (РАПП), принимал участие в совещаниях, съездах, заседаниях, но чаще сбегал с этих заседаний, ходил по редакциям журналов и издательств, встречался с друзьями, питаясь от них фактами литературной жизни, слухами, анекдотами… Во второй половине 20-х годов резко обострилась политическая и литературная борьба. Всё чаще одерживали верх те, кто призывал изображать классового человека, изображать своего героя как «продукт известной общественной среды».
Третью книгу романа Шолохов начал печатать в первых номерах журнала «Октябрь» за 1929 год, но было опубликовано только двенадцать глав… Затем должны были следовать главы о Вёшенском восстании казаков, но в «Октябре» сменилась редколегия, Серафимович ушёл из журнала, и писателю предложили коренным образом переделать эти главы, но Шолохов отказался.
В эти годы страна перестраивалась, переходила на путь коллективизации, крестьяне стонали от продовольственного налога. Шолохов в эти дни бывал в хуторах и станицах. И то, что он увидел, потрясло его душу. 500 вёрст Шолохов проехал на лошадях, две с лишним недели мотался в поездке, втянулся «в водоворот хлебозаготовок». То, что пишут в газетах, сплошная неправда. 18 июня 1929 года Шолохов в письме Левицкой дал оценку всего увиденного: «…А Вы бы поглядели, что творится у нас и в соседнем Нижне-Волжском крае. Жмут на кулака, а середняк уже раздавлен. Беднота голодает, имущество, вплоть до самоваров и полостей, продают в Хопёрском округе у самого истого середняка, зачастую даже самого маломощного. Народ звереет, настроение подавленное, на будущий год посевной клин катастрофически уменьшится… Верно говорит Артём: «Взять бы их на густые решета…» Я тоже подписываюсь: надо на густые решета взять всех, вплоть до Калинина; всех, кто лицемерно, по-фарисейски вопит о союзе с середняком и одновременно душит этого середняка… Не работаю. Уезжаю завтра в Ростов. Подавлен. Все опротивело…» (Знамя. 1987. № 10).
Утешает только то, что «Тихий Дон» стал одной из самых популярных книг, переводят на иностранные языки, пишутся рецензии, читательским письмам нет конца. Но вместе с тем в Москве и Ленинграде пошли слухи о том, что Шолохов не мог написать этот роман. Особенно яростно говорилось об этом в научной среде Ленинграда и среди московских писателей. Вызвали Шолохова с рукописью романа, подробно вчитались в беловики и черновики и пришли к выводу, что автор романа – Михаил Шолохов.
29 марта 1929 года «Правда» опубликовала «Письмо в редакцию», в котором Серафимович, Фадеев, Ставский, Авербах и другие начисто опровергли эту обывательскую клевету: