История русской литературы XIX века. Часть 3: 1870-1890 годы
Шрифт:
Начало 60-х годов – время формирования Достоевского как православного мыслителя, "почвенника", вынашивающего идею русской самобытности и всечеловечности. Именно 1860–1864 годы Достоевский назовет временем "перерождения убеждений".
Идеология "почвенничества"
Эта идеология нашла выражение, прежде всего, в публицистике журналов "Время" (1861–1863) и "Эпоха" (1864–1865), которые выпускались на собственные средства, Ф. М. и М. М. Достоевскими. Важнейшими сотрудниками журналов были критики А. А. Григорьев и Н. Н. Страхов.
Общественный подъем начала 60-х, реформы 1861 г. породили всеобщее ожидание "нового слова" в истории от самого народа. Но если революционные демократы-шестидесятники во
Национальная самобытность, "своеисторичность", своя собственная форма развития, "взятая из почвы нашей, взятая из народного духа и народных начал", – те качества, которые, по мнению Достоевского, игнорируются западнической интеллигенцией, но на самом деле не противоречат всечеловечности русской культуры. Русский человек "сочувствует всему человечеству", русскому народу предназначено проникнуться идеями и стремлениями других народов, увлечь всех за собою, "ринуться в новую, широкую, еще неведомую в истории деятельность". Идею особой, мессианской (мессия – проводник и устроитель воли бога) роли русского народа Достоевский будет проповедовать до конца жизни.
М. Е. Салтыков-Щедрин видел в журнальной публицистике братьев Достоевских непримиримую борьбу с западничеством. Между тем сам Федор Михайлович, оценивая западничество и славянофильство, утверждал, что "часть истины есть и в том и другом взгляде". Больше того, решительно выступая против "революционной партии" и ее тактики, он не отказался вовсе и от социалистических идеалов, трактуя их однако в свете учения Христа. Навеенные вечно живыми мифами образы "земногорая", "золотоговека", "мировойгармонии", по существу, выражали веру писателя в принципиальную возможность своеобразно понимаемого им социализма. В "чувстве органической связи всех людей между собою, братском сочувствии каждого человека другому"… видел Достоевский основу "социализма русского народа", который противопоставлял как "мечтательному", утопическому, так и "политическому", т. е. революционному социализму русских народников и западноевропейских социалистов" [63] .
63
Фридлендер Г. М. Ф. М. Достоевский. // История русской литературы. Л, 1981. Т. 3. С. 712.
Мировоззренческий сдвиг, происходивший с писателем в эти годы, отразился в "Зимних заметках о летних впечатлениях" (1863), сделанных в первой поездке за границу в 1862 г. Сквозь призму отношений России и Запада преломляются почвеннические идеи Достоевского. Природа западного человека – природа собственника, в котором неискоренимы "начала… особняка", индивидуализма, личной выгоды. Русский простолюдин, русский крестьянин способен к добровольному самопожертвованию, а потому представляет собой идеальный общечеловеческий тип. Социальная гармония может быть построена лишь на фундаменте братства и всечеловечности, присущих именно русскому народу.
Ожесточенная полемика "Времени" и "Эпохи" с "Современником"
Эта полемика также приходится на начало 60-х годов. И если в отношении Чернышевского и Добролюбова, лично уважаемых Достоевским, почвеннические журналы вели собственно идейно-эстетическую борьбу, то споры Достоевского с Салтыковым-Щедриным и Антоновичем выливались в хлесткие сатирические памфлеты, издевательские статьи, задевавшие
Повесть "Записки из подполья" (1864)
Повесть отразила идейную полемику с революционными демократами, но проблематика ее переросла с избытком рамки конкретных общественно-политических споров.
В повести появляется герой-идеолог, который в плане художественности будет впервые наиболее полно реализован в "Преступлении и наказании". Подпольем автор называет особый комплекс идей и психологических свойств личности героя повести: порою свежих и оригинальных (не случайно его называют парадоксалистом), но чаще всего малопривлекательных или просто аморальных, присущих, по мнению Достоевского, "человеку русского большинства".
В комплекс подполья как типа сознания и поведения входят "…не только постоянная готовность "расплеваться со всеми", забиться в свой идейный "угол", но и вечная зависимость от взглядов, суждений, реакции другого… это последовательная смена страданий от зависти, от неудачных попыток обратить на себя внимание, от осознания своего морального падения, от бесплодных раскаяний и угрызений совести" [64] .
Композиционно произведение состоит из двух частей, с точки зрения художественной организованных различно. Первая часть – монолог героя, практически бессобытийный, в котором раскрывается его мировоззрение. Вторая часть имеет выраженный сюжет. В целом жанровая форма книги представляет собой исповедь, полную разоблачений и саморазоблачений.
64
Щенников Г. К. Достоевский и русский реализм. Свердловск, 1987. С. 107–108.
Сам герой в конце своей исповеди называет себя антигероем. Лишенный автором имени, он лишен и общепринятых ценностей. В прошлом романтик, образованный молодой человек утратил не только высокие идеалы, но и естественные широкие связи с миром. Добровольная изоляция – принципиальная форма его (существования. Изо дня в день герой общается лишь со своим слугой, живя в квартире, которую воспринимает как защиту от враждебного внешнего мира и наделяет характерными метафорами: "мой особняк, моя скорлупа, мой футляр". (Исследователь ставит в один синонимический ряд с ними такие символические образы, как угол, нора, переулок [65] .) "Визитной карточкой" индивидуалистической аксиологии парадоксалиста стала сакраментальная фраза: "Да я за то, чтобы меня не беспокоили, весь свет сейчас за копейку продам. Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить. Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда испить!"
65
Назиров Р. Г. Творческие принципы Ф. М. Достоевского. Саратов, 1982. Гл. 5.
Наделенный незаурядными интеллектуальными способностями отставной коллежский асессор не реализовался как личность общественная; он всегда оставался неудачником, встречая на своем пути насмешки и унижение. Между тем, признавая высочайшую ценность личности вообще (на поверку – только своей собственной), он страдает от недооценнности да и собственной недооценки, одним словом, – от отсутствия человеческого достоинства. "Поддержать достоинство" – вот один из центральных пунктов его жизненного кредо. Поскольку общепринятые пути, ведущие к самоуважению, парадоксалистом отвергаются, признаются пошлыми, он ищет экстравагантные формы. Но морально-психологические эксперименты, которые становятся к этому времени устойчивой чертой поэтики Достоевского, разрешаются в трагикомических ситуациях.