История русской литературы XIX века. В 3 ч. Ч. 3 (1870—1890)

Анатольевна Капитанова Людмила

Эти драмы представляют своеобразную дилогию, первая часть которой была написана в 1852 г., а вторая — через 11 лет, в 1863 г.

Сюжет, положенный в основу произведения, взят из античной истории. Поэт Лукан, философ Сенека и эпикуреец Люций приговорены Нероном к казни за участие в заговоре. В каждом из героев в критический для их судьбы момент проявляются лучшие человеческие качества, автор далек от того, чтобы рисовать низменные страсти, которые могут овладеть человеком в трагической ситуации. Герои различно ведут себя перед смертью. Поэт Лукан, автор известной поэмы «Фар-салия», и слаб, и силен духом. Он боится смерти, пытается спасти свою жизнь, но в момент, когда узнает о гибели женщины (Эпихариды), под пытками не выдавшей никого, вновь обретает мужество. Философ Сенека размышляет о смерти, в

его монологах появляются мотивы христианства. Майков был знаком с преданием, будто Сенека тайно исповедовал христианство и находился в общении с апостолом Павлом.

Быть может... истина не с нами!

Наш ум ее уже неймет.

И ослабевшими очами Глядит назад, а не вперед,

И света истины не видит,

И вопиет: «Спасенья нет!»

И может быть, иной приидет И скажет людям: «вот где свет!»

Однако центральным персонажем драмы является знатный римлянин, эпикуреец Люций; в его характере в наибольшей степени проявлен дух Рима. Специально заостренная ситуация (герои обречены на смерть) позволяет выявить человеческую сущность героев, но Майков, следуя исторической правде, еще более обостряет действие, он проводит каждого из героев через выбор смерти: согласно приказу Нерона, они должны самостоятельно уйти из жизни. Финал жизни Сенеки и Лукана одинаков, они смиряются со своей участью, принимают яд и тихо уходят из жизни. Люций же выбирает особый путь. Подобно героям «Пира во время чумы» Пушкина, он устраивает пир, во время которого должен исполнить приказание императора. Пир и смерть Люция становятся предметом изображения второй части дилогии. Пришедшие на пир преследуют разные цели: кто-то приходит полюбопытствовать, кто-то получить наследство, ко-го-то привлекает роскошный обед. Есть лишь несколько верных друзей Люция (например, сатирик Ювенал), которые, не боясь гнева Нерона, пришли проститься с другом. Майков вводит в действие целый ряд эпизодических персонажей — 1-й и 2-й риторы, всадник, квестор, провинциальный претор, молодые патриции, евнух Митрилл и другие, которые позволяют представить Рим во всем многообразии его грехов и пороков. В первой части дилогии приведено стихотворение Лукана, в котором нарисован безобразный образ смерти — мухи, слетающиеся на труп. Этот образ соответствует трагическому и безотрадному мировоззрению позднего Рима. Именно этот образ получает полное развитие в сцене приема гостей в доме Люция. Глубину развращенности римского общества рисует следующая сцена. Среди гостей наиболее ярки два гостя — это оборванные философы, скептик и циник, которые ведут себя в соответствии со своими воззрениями. Так, циник предлагает тост за Нерона, звучащий в невероятной форме:

Хвала ему,

Что всех он душит вас и давит! ...Что же

Не пьете? Бунт? На что похоже? Пить так «за кесаря» — уж прост И слишком гол выходит тост,

Без смысла тост все дело рушит!... Кричите ж все: за то, что душит... Несколько голосов За то, что душит...

Циник И давит нас!..

Все ( кроме Люция)

И давит нас!..

Люций

Все пьют! Невыносимо!..

Циник (ответный тост) Граждане Рима!

Теперь позвольте, пью за вас!

За вас, сынов достойных Брута! Вот он, вот статуя его!

Брут! С пьедестала своего Воззри и радуйся! Минута Ей-ей торжественна! Ура Вам, мужи чести и добра!

В авторском комментарии по поводу той сцены Майков писал: «По поводу этого тоста некоторые мне замечали, что никакое общество не может так глубоко пасть, чтобы принять его. Оставляя отвечать за меня Тацита и Светония, я напомню только одно: что это то самое общество, которое перенесло, например, назначение лошади Гелиогабаловой в сенаторы. Со стороны лучших людей протест был один: самоубийство».

Глубокий кризис языческого мира подтвержден выбранной темой — темой смерти, точнее, самоубийства героев. Видя глубину развращенности государства, Люций восклицает: «о Рим,

о, Рим! Нет! Жить нельзя!» Но оказывается, что в этом умирающем, порочном мире, в котором жить нельзя, рождаются и растут новые силы, способные его возродить, но уже в новых формах. Среди друзей Люция появляются двое христиан — Лида и Марцелл. Но Люций не может отрешиться от старых представлении, он находится во власти предубеждении, твердо укоренившихся понятий старого Рима,

ему важно «быть в глазах его героем». Он полон аристократической спеси и считает только патрициев солью земли («... солнце озаряет верхушки гор...»). Люций не может встать на одну доску с рабом, гордость, развитый ум настоящего римлянина не позволяют ему понять христиан. Желая убедить друга, Лида и Марцелл показывают герою римские катакомбы:

Под старым Римом, Рим уж новый Преобразить его готовый,

Во всеоружии стоит!

Там нет рабов! Там нет богатых!

Там друг пред другом все равны!

Там нет презренных и проклятых!

Там падшие обновлены!

Но Люций не может преодолеть своих предубеждений, его позиция трагична, но она заслуживает уважения. Если первоначальные причины, по которым герой не может принять христианство, — разум и гордость, то затем появляются и другие причины: это чувство исторической сопричастности Люция со старым миром:

И ты, ты смеешь отказаться Ото всего, чем ты с пелен,

Вспоен и вскормлен! Оторваться Ото всего, с чем ты рожден!

Люций любит свой мир, гордится его прошлым, надеется на его будущее, но не может представить будущее Рима принципиально иным — христианским. Заканчивает свою жизнь Люций словами: «Кто прав из нас ... другие скажут! Нам не узнать уж ... никогда!» Но то, что выглядит неразрешимым вопросом для Люция и формально представлено как открытый финал, разрешено и в истории, и в сознании читателя, и в сознании автора. Христианский мир, которого так бежал Люций, победил.

Античность в лирической драме представлена не в изящном, антологическом стиле, а становится предметом религиозно-философских, исторических размышлений. Не случайно среди действующих лиц драмы самые разнообразные философы — Сенека, Лукан, эпикуреец Люций, скептик, циник, неоднократно упоминается Платон, переданы ранние христианские воззрения. История в произведениях представлена достоверно и точно, каждый фрагмент текста может сопровождаться подробными историческими комментариями. Майковым нарисован старый, умирающий мир и новый, только родившийся. Острая переломная эпоха, трагичность человека, живущего в переходное время, нарисованы поэтом, и это роднит произведение Майкова с трагедиями Пушкина («Борис Годунов, «Маленькие трагедии»), но, в отличие от своего гениального предшественника, Майков дает лишь иллюзию незавершенности, открытости финала, в действительности позиция его проявлена четко. Новое историческое время (1850—1860) требовало определенности мировоззренческих позиций. Темой произведения стала поздняя античность, но в то же время драма оказывается чрезвычайно актуальной в 1860-е годы — пред-реформенные и пореформенные. Уход одного мира, начало новой эпохи, невозможность многих увидеть ростки нового в настоящем, трагичность судеб людей, живущих в переломное время, мечта о возрождении духовной жизни, о христианском мире — эти черты присущи и эпохе 1860-х годов.

ТРАГЕДИЯ «ДВА МИРА»

В 1871 г. поэт вновь обращается к полюбившейся ему теме в трагедии «Два мира». Во вступлении к трагедии он писал: «В “Смерти Люция” — герой-эпикуреец; но мне этого показалось мало. Герой должен был вмещать все, что древний мир произвел великого и прекрасного: великий римский патриот, могучий духом и воплотивший в себе всю прелесть и все изящество греческой образованности». Более сложная задача стояла перед художником и в осмыслении христианского мира, «не только в отвеченном представлении, а в живых осмысленных образах, в отдельных личностях».

«Какое-то внутреннее неудовлетворенное чувство не давало мне успокоиться, и я не пропускал ничего, что могло познакомить меня ближе с духом, образом и историей первых христиан, главное, почерпая сведения уже не из вторых и третьих рук, а ища прямо в литературе, во главе которой стоит Святое Евангелие. Так мало-помалу без ведома для меня самого, с какою целью я это делаю, у меня накопился материал...»

Общий план трагедии «Два мира» таков: произведение состоит из трех частей (или актов); первая часть — из двух сцен — «преддверие христианскому миру и преддверие миру языческому»; вторая часть — вводит «в самый христианский мир, имевший свой центр в Риме, в катакомбах»; третья часть — пир Деция, явление к нему друзей, христиан Марцел-ла и Лиды, и смерть его.