История Сарры, жены Авраама
Шрифт:
Сара хотела отнять руку, но Киддин удержал ее.
— Ты оказываешь великую честь нашему дому. И я хочу стать равным тебе. Когда ты соединишься с ним, Могущественный Шу-Син доверит мне одну из своих четырех армий. Благодаря твоему сегодняшнему благословению я буду сражаться, как лев. Подумай, сестра, о том, чем станет наш род в городе Уре! Ты — жрица великолепной комнаты, а я — Бык армий.
— Мы еще далеки от этого, — холодно ответила Сара. — Выбор царя еще не подтвержден. Опасайся слухов. В храмах слова опережают мух!
— О, нет! Можешь быть уверена в том, что
Киддин заметил, что Сара колебалась. Ему не стоило никакого труда обрести свою прежнюю интонацию, в которой не было ни нежности, ни смирения:
— Никто не поймет твоего отказа. С тех пор как ты живешь в этом храме, ты была дома лишь три раза. Если ты не придешь поклониться нашим предкам, ты нанесешь оскорбление всем, живым и мертвым.
Несколько дней спустя Сара в сопровождении Силили и служанок вошла в дом Ишби Сум-Узура. Весь дом собрался во дворе для приемов. Ее отец и брат стояли впереди теток, их мужей, кузенов, служанок, садовников и рабов. Члены семьи надели праздничные тоги, отделанные серебряными желудями и вышивкой, парики и украшения.
Шагая по циновкам и коврам, усыпанным лепестками цветов, Сара поняла, что Киддин был прав. Она уже так давно не приходила в этот дворец, что с трудом узнала его. По приказанию Ишби Сум-Узур были украшены общие залы, окаймляющие двор с массивными колоннами, на которые солнце отбрасывало тени геометрической формы. На каждой колонне были вырезаны великолепные барельефы из глазурованного кирпича, на которых изображались сцены из жизни богов. И цвет, и форма и тонкость изображения были так замечательны, что казалось, сами боги сошли с небес, такие же живые, как люди.
Ишби Сум-Узур тоже изменился. Располневшее тело выпирало под тогой, двойной подбородок довершал крутую линию его отвислых щек. Тяжелый, густо смазанный маслом парик сменил его когда-то густую шевелюру. Он искренне обрадовался встрече с дочерью. С незнакомой ей мягкостью и почтением он склонился перед Сарой, повернув руки ладонями к небу, жест, который, по ее воспоминаниям, он позволял себе только перед более могущественными, чем он, людьми. Глаза его заволоклись слезами от полноты чувств.
— Добро пожаловать в мой дом, Священная Служительница Крови. Да будут благословенны Энлил, Эа и Властительница Луны.
Пока отец произносил эти слова, Киддин и все домочадцы низко склонились перед Сарой. В честь его нового ранга царского офицера на поясе Киддина висел символический топорик. Когда он выпрямился, его темная борода озарилась улыбкой, холодной, как соль под солнцем.
Сара подошла к отцу, взяла его руки в свои, поднесла их к лицу и склонилась в поклоне.
— Отец мой! Здесь я только Сара, твоя дочь. Когда-то ты называл меня «моя любимая дочь».
Она не смогла продолжить свою речь. Ишби Сум-Узур резко вырвал свои руки из рук Сары:
— Нет, нет, Священная Служительница! Сегодня Эа — твой отец и Инанна — твоя нежная мать. Я Ишби Сум-Узур, простой смертный, который привел тебя в эту жизнь, чтобы они выбрали тебя.
Сара попыталась
— Мой отец прав!
И громко добавил, чтобы все могли услышать:
— Дочь и сестра, которую мы знали, умерла больше семи лет назад, когда Иштар указала ей Могущественные небеса и она спала сном, каким не спят простые смертные. Когда она открыла глаза, она навсегда стала нашей возлюбленной Священной Служительницей Крови. Мы оскорбим Могущественные Небеса, называя ее иначе.
Грудь Сары наполнилась холодом, словно от зимнего ветра. Она хотела напомнить Киддину слова, которые он произнес в гипарю, когда пришел просить у нее встречи. Разве не он произнес слова «Сара, сестра моя, моя дорогая сестра», которые теперь запрещал произносить остальным?
Но она ничего не сказала. Если Киддина можно было уличить в неискренности, то этого нельзя было сказать ни об отце, ни об остальных домочадцах, столпившихся во дворе и смотревших на нее с особым и испуганным почтением.
Да, для них она действительно была плотью Богини Войны! Капризный своенравный ребенок, за которым приходилось присматривать, больше не существовал. Боги выбрали ее. Ей стало грустно. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой.
Она безропотно выполняла все, что от нее ожидали, пока солнце не поднялось до зенита. Храм был заново украшен, новые жертвенники из самых ценных пород дерева были украшены лепестками цветов. Все было готово для принятия новых статуй предков. Сара произнесла молитвы и пропела хвалу усопшим, зажгла курения, приняла и сделала подношения. Все это она проделала с механическим безразличием, что все приняли за отрешенность жрицы, привыкшей к подобным ритуалам. Несколько раз она заметила удовлетворение на лице своего отца и домочадцев и заставила себя удовольствоваться этим.
Когда наконец солнце встало в зените, все вернулись в большой двор, где были расставлены столы и разложены подушки. По традиции каждый член семьи устраивал трапезу, на которую предки приглашались, как родные, вернувшиеся после долгого путешествия. Никто не смел ни пить, ни дотрагиваться до еды, пока предкам не будут предложены самые изысканные блюда.
Все уселись сообразно своему рангу. Для Сары служанки поставили сиденье в центре небольшого возвышения, между Ишби Сум-Узуром и ее тетками. Когда она уселась на предложенное место, всех охватила странная неподвижность. Никто не произносил ни слова. Весь дом окаменел, словно населенный одними статуями, и только живые тени пролетавших над домом птиц напоминали о том, что жизнь продолжалась.
Дрожь пробежала по шее и плечам Сары. Пальцы ее так дрожали, что она незаметно прижала их к ладоням. Волна боли страхом пробежала по телу.
Она перестала различать напряженные лица родных, сидевших за праздничным столом. Она видела только возвышение, которое было установлено на этом месте в тот далекий день. Она не слышала гнетущей тишины ожидания предков. В ушах ее раздались шумные брачные песни. У своих ног, там, где она сидела сегодня, она увидела чашу с благовонной водой. Она видела себя, нагую, стоящую перед своим отцом и тем человеком, который хотел взять ее в жены. Она вновь почувствовала на своей коже маслянистую воду, и сердце ее наполнилось отчаянием.