История свастики с древнейших времен до наших дней
Шрифт:
А был еще такой случай. В 1963 году издательство «Наука» подготовило к печати популярную брошюру А. Монгайта «Археология и современность». На задней стороне обложки должно было быть изображение найденного в Самарре древнего блюда IV тысячелетия до нашей эры (рис. 4, о самом блюде см. выше) с резвящимися в волнах дельфинчиками и летящими птичками. В центре же блюда красовалась большая жирная свастика — одна из самых древних. Хрущёвская цензура распорядилась блюдо оставить — раз уж оно так дорого автору, — но середину свастики вымарать. В результате от свастики осталось четыре бесформенных обрубка, и, если не знать об этой истории, ни за что в голову не придёт, что там некогда было нечто крамольное. А спрашивается — чего боялись? Впрочем, тогда свастику в российских городах рисовали на стенах поменьше, чем теперь.
Как бы то ни было, к эпохе Гёте-Шиллера-Гейне про свастику в Германии забыли, да и термина-то такого не было: немцы до сих пор называют её Hakenkreuz —
Возрождение интереса ко «кресту без распятого» началось с католических миссионеров, которые выпустили тома описаний «демонических» культов народов Индии и Китая, с которыми они всеми силами — и почти безуспешно — пытались бороться. За отцами-иезуитами в Индию и Китай поехали более объективно настроенные люди, отгремели Опиумные войны, Британия колонизировала Индию — и начала наводить в ней «новый порядок». А прежде, чем внести что-либо новое, надо хорошенько изучить всё старое — с каковою целью в Британскую уже Индию направлялись сотни специалистов самого разного профиля — зоологов, геологов, ботаников, лингвистов, этнографов, искусствоведов, архитекторов, религиоведов. Цитаты из их трудов в изобилии представлены у Уилсона, поэтому повторяться опять-таки не будем — для нас пока важно, что году к 1870-му Запад твёрдо усвоил, что свастика есть священный культовый знак буддистов — тогда-то и появились и идея о происхождении её из перекрещенных «огненных палочек», и версия об индийском происхождении свастики — в других-то концах света её надо было искать под землёй, а до этого у археологов ещё руки не дошли.
После эпохальных открытий Шлимана о свастике заговорили активнее.
Французский граф Гоблет д’Альвиелла, поляк Змигродский и некоторые другие ученые спорили на страницах специальных археологических и искусствоведческих изданий о возможном значении и истории символа. Наконец, явился Уилсон и подвёл черту подо всем, что было известно на тот момент, попутно «отыскав» свастику в милых его сердцу Америках. После этого прочие работы выходили уже неизменно со ссылками на Уилсона.
В то же время на почве нагнетания мистических настроений трудилась целая плеяда теософов, самым известным представителем которых была наша соотечественница Елена Блаватская. Представляя европейскому читателю тайны восточных религий, теософы, общество которых было основано в 1875 году, хитрым образом увязывали их с религиями европейскими, завораживая читателя парадоксальными выводами и сопоставлениями. Чтобы умело критиковать теософов, надо самому быть специалистом-востоковедом, чего в большинстве случаев не было, поэтому новомодные идеи некоторой частью интеллигенции принимались на веру. Поскольку свастика активно используется в буддийском культе, теософы просто не могли пройти мимо такого знака, попутно познакомив с ним своих мистически настроенных европейских читателей. Эмблему немецких теософов, лидером которых был Франц Хартигни (1838–1919), утверждённую в 1910 году, мы показываем на рис. 170. Она состоит из объединения символов дохристианских религий: звезды Давида (иудаизм), креста «анкх» (религия Египта), свастики (буддизм), написанного алфавитом деванагари слова «ом» (индуизм), свернувшегося в кольцо дракона (герметизм).
К рубежу XIX и XX веков относится и пробуждение в немцах живого интереса к своему давнему прошлому. После объединения Германии Вильгельм и Бисмарк нуждались в общепонятной идее для сплочения веками разобщённой нации — и этой идеей, как это зачастую бывает, стал национализм. Несколько десятилетий, года где-то с 1875-го, немцам внушали, что они самые честные, самые здоровые, самые умные, самые набожные, что — пусть они и опоздали к разделу колониального пирога — природой и богом они предназначены быть культуртрегерами (и словечко-то это немецкое), преуспевая там, где посланцы других наций не справятся. Немецкое книгоиздание, станковая живопись, театр, архитектура, аукционы, музейные коллекции, благотворительные фонды, спортивные праздники, железные дороги, флот, фортификация, ярмарки, игрушки, — немцы везде стремились успеть, всё сделать лучше и больше других, везде быть первыми. В это время активно издаются памятники старой немецкой письменности, изучаются и комментируются летописи, разбираются архивные документы, всесторонне исследуется немецкий язык и его диалекты, собираются коллекции изделий народных промыслов, щедро финансируются раскопки, результаты
Накопленный материал рос, и к началу XX века можно было уже сделать первые обобщения. Фонды и общества, краеведческие союзы и отдельные коллекционеры накопили большие запасы старых монет, керамики, оружия, утвари, предметов одежды и пр. При сравнении собранного даже от внимания неспециалиста не могло ускользнуть активное употребление свастики древними германцами.
Особенностью немецкой науки того времени было ещё и то, что она не замыкалась в узком профессиональном кругу, а несла свои познания в массы — в результате зачастую серьёзнейшие научные труды писали гимназические преподаватели, а то и сельские пасторы, после уроков учеников строем водили в музеи, для молодёжи устраивались познавательные экскурсии и экспедиции не на рок-фестивали с пивом, а на раскопки или в заповедники за впечатлениями — Германия не очень большая страна, всё рядом, всё близко. Порою, если в городке не было своего музея, выставка старинных вещей располагалась в местной кирхе, а коллекции, подобранные из фондов крупных музеев, «гастролировали» по всему Рейху. В ходе этой национально-просветительской работы всё больше населения узнавало про свастику, видело её воочию на древних артефактах, слушало комментарии экскурсоводов, некоторые из которых сами были исследователями, исправно славшими статьи в бесчисленные журналы, журнальчики и сборнички — дело доходило порой до того, что серьёзные научные статьи печатались в приложении к программам народных праздников и к отчётам ежегодных заседаний провинциальных гимназий, и очень многое рассеяно по страницам локальной периодики того времени — любой российский исследователь, интересующийся немецкими публикациями того времени, думаю, бывал не раз неприятно удивлён, узнавая, что интересная статья по его теме (на которую причём все ссылаются) напечатана, к примеру, в сборнике лучших работ преподавателей города Эрлангена за 1899 год, а достать это сугубо местное издание в России практически невозможно.
Ко времени Первой мировой войны немецкий народ в своей массе, надо думать, уже знал, что такое свастика. Националистическая пропаганда доводила до сведения населения, что это древний германский знак, амулет, приносивший удачу женщинам в родах, а воину в бою, древний аналог христианского креста и т. д. В последние предвоенные годы свастика появляется на штандартах провинциальных спортивных обществ, союзов стрелков, школьных краеведческих клубов и пр., ассоциируясь именно со священным наследием идеализируемого прошлого — символом германского духа, даром языческих богов настоящим немцам. Толковалась она как символ огня, движения либо стилизованное изображение солнечного круга.
В Первую мировую войну, когда массы оболваненного бисмаркизмом пролетариата погнали умирать на фронтах ради расширения сферы германских жизненных интересов, некоторые воинские соединения выбирали свастику своим символом — в то время в плане местной символики и эмблематики была полная свобода. В литературе приводится пример (рис. 171) вымпела немецкой добровольческой бригады «Wandervogelsoldaten» («воины — перелётные птицы»), где на красном фоне нарисован контрастный жёлтый солнечный круг, в который вписана чёрная свастика, украшенная щитком с изображением перелётной птицы — как видим, Гитлеру на надо было ничего придумывать в качестве своей партийной эмблемы — всё уже было готово для него. В эпоху Веймарской республики свастику использовало немецкое молодёжное движение «Перелётные птицы» — в комбинации с карающим врагов нации мечом (рис. 172). Шойерманн сообщает, что свастику также избрала своею боевой эмблемой «бригада Эрхардт», участвовавшая во время Первой мировой войны в боях с русскими в Прибалтике. Там она была помещена на национальном триколоре, увенчанная стальным шлемом. На знамени «Свободного корпуса Россбах» также красовалась большая свастика вкупе с «мёртвой головой», а по углам были вышиты лавровые венки.
В противовес упомянем курьёзный факт, что свастика пригодилась в той войне и противникам немцев. Оранжевая свастика (знак красивый и симметричный) была нашита на наплечные шевроны 45-й пехотной дивизии США, причём её четыре загиба соответствовали четырём штатам, откуда набирались солдаты этой дивизии. Про свастику на постаменте памятника англичанам — жертвам войны мы уже упоминали.
Педагог Вильгельм Шванер с 1897 года помещал свастику в своём еженедельнике «Der Volkserzieher» («Народный педагог»). С 1905 года она становится эмблемой образованного им Союза немецких народных учителей, знамя которого имело вид золотой свастики на голубом фоне, что символизировало солнечное колесо на голубом небосводе. Впервые это знамя было поднято в 1912 году. В 1899 году врач Фридрих Зиберт предложил заменить на новогодней ёлке рождественскую звезду на золотую свастику, которую он считал символом духовного единения немецкой нации. Свастика эта должна была быть вписанной в круг и иметь закруглённые заломы, т. е. представлять собою тетраскеле.