История свидетеля. Книга 1. Бог не желает

Эриксон Стивен

Блед – Пес Тени

И что теперь делать? Повелитель Смерти мертв. Отец Войны безмолвно покоится в разбитой гробнице. Свет и Тьма сбежали в Тень, а Тень мечтает о солнечном свете. Дома лежат в забвении. Тщетно кричат глашатаи, каменщики просеивают пыль в онемевших ладонях, возлюбленные одиноко ждут в ночи. Рыдают королевы, спотыкаются короли. Весь мир пришел в движение, и с каждым вздохом и произнесенным словом умирает истина.

Старуха идет по коридору, одну за другой зажигая свечи, но голодный ветер крадет за ее спиной каждый язычок пламени.

Но я вижу простершееся передо мной новое поле битвы, встречающее рассвет тяжким молчанием. Вскоре рассеется тьма, открыв взору два противостоящих войска. Словно крылья, хлопают

на ветру знамена, над рядами солдат поднимается пар. Восходящее солнце освещает броню и оружие, которые напоминают рассыпанные сокровища.

А затем среди врагов возникает он: одинокая фигура, словно башня из плоти и непреклонной силы воли. Кости его подобны железу, но на лице лежит печать усталости. Он не поборник кого бы то ни было, но бог для каждого. Он – кровавое благословение воина и сладостный поцелуй любовника, свидетель при каждой смерти и творец детей. Он – золоченый нос корабля истории, яростно вздымающийся среди пены, но при этом свободно чувствует себя в пространстве между могильным курганом и древним менгиром. Он – тяжкая поступь и легкое как перышко касание, холодный взор и мимолетный взгляд. Все капитулируют перед ним, и всё приносится ему в жертву. Ради него рушатся государства, во имя его преклоняют колени боги. Не вините его, если империи пылают, равно как и в тот миг, когда от вас отворачивается возлюбленный. Быть свидетелем – значит начать видеть. Видеть – значит начать понимать. А понять – значит в страхе отпрянуть. Но он не отступает, без оружия и брони противостоя этому будущему, и я знаю, кто он: Нежелающий Бог, Беспомощный Бог, Убийца Всех и Никого.

Враг не двигается с места. Солнце заливает поверхность мира золотыми лучами. Станет ли этот день днем войны? Посмотрим…

Ханаскордия. Видения Последнего Пророка. Третий Карсанский апокриф (Даруджистан, в год Вызова Фералы)

Пролог

Над Лейдеронским плато, Северо-Западный Генабакис, земли теблоров

Подъем занял шесть дней. К середине седьмого они добрались до вершины склона, по которому в последние два дня продвигались вдоль почти отвесной ледяной стены, которая высилась слева. Поверхность стены была изъедена недавним таянием снегов, но на такой высоте зима все еще держала горы мертвой хваткой, а яркие солнечные лучи искрились и переливались, подобно радуге, в порывах сильного холодного ветра.

Вершина склона представляла собой покатый неровный хребет, на котором едва могли устоять четверо теблоров. Ветер отчаянно завывал, взъерошивая мех на составлявших их одежду шкурах и дергая за болтающиеся ремни оружия. Ветер то и дело пытался сбить всех четверых с ног, будто разгневанный их стойкостью. Эти высоты, равно как и сам этот мир, не принадлежали им. Слишком близким было небо, и слишком разреженным был воздух.

Вдова Далисса из племени теблоров плотнее запахнула на плечах волчью шкуру. Склон впереди круто уходил вниз, к массе разбитого льда, песка и снега, которая тянулась вдоль берега, словно защитная стена.

Никто из четверки не готов был пока начать разговор. Прищурившись, вдова Далисса взглянула на север, где предположительно заканчивалось озеро, но повсюду, насколько хватало глаз, все было белым-бело. Над белизной, подобно мутным облакам, парили самые высокие вершины, а вид лишенных снега южных склонов наводил ужас. Вдова Далисса повернулась к стоявшему справа от нее молодому воеводе.

Ее до сих пор удивляло, что рядом с ними ратид, как будто тысячелетия вражды и убийств ничего не значили, по крайней мере не настолько, чтобы помешать этому воеводе оказаться среди уридов в поисках воинов, которые сопроводили бы его к этим местам.

Все менялось.

– Значит, твой народ смог увидеть, – сказала Далисса, пристально взглянув на него.

Элад Тарос оперся на свой двуручный меч, воткнув острие в стекловидный лед, заполнявший трещину в камне у его ног.

– На высокогорных летних стоянках, – кивнул он, – Белые Лики уже больше не белы.

Лишь немногие уриды, слышавшие историю Элада, смогли понять всю значимость этого известия. Жизнь текла медленно, в размеренном ритме сменяющих друг друга времен года. Если прошлая зима выдалась более холодной – что ж, значит, позапрошлая была теплее. Если оттепель вдруг наступала резко и неожиданно, если

с северных вершин приносило странные потоки теплого воздуха, если день за днем шел снег, образовывая сугробы, где мог бы с головой утонуть теблор, если сами леса взбирались все выше по горным склонам, в то время как деревья, которые росли ниже, погибали от летней засухи и болезней… что ж, подобно тому, как каждое лето приходилось выбирать новое высокогорное пастбище, так менялся и образ жизни постоянно приспосабливавшихся теблоров.

Уриды бормотали, что этого известия не стоит пугаться. Да, возможно, ратиды – жители тех немногих селений, что остались в отдаленных укрытых местах, прячась от алчных работорговцев с юга, – просто взяли моду постоянно скулить, словно побитые псы, и теперь вздрагивают при виде теней в небе…

Подобные слова могли бы омрачить лик Элада Тароса, но он лишь улыбнулся, оскалив зубы в беззвучном рыке.

– Все «дети»-работорговцы мертвы, – объявил он, испустив медленный долгий вздох. – Или вы не поверили даже этим слухам? Неужели мое имя здесь ничего не значит? Я Элад Тарос, воевода всех сунидов и ратидов, свободных и когда-то бывших рабами. Головы тысяч «детей»-работорговцев отмечают наш победный путь на родину, и каждая насажена на сунидское или ратидское копье. – Он помедлил, и его серые глаза презрительно блеснули. – Если потребуется, я найду нескольких воинов-фалидов для путешествия на север…

И на этом все закончилось. В конце концов, что мог бы сказать Элад Тарос ненавистным фалидам? «Уриды сбежали в свои хижины и не стали меня слушать…»? Даже для тех, кто ничего не понимал, выбора не оставалось, ибо каждым воином повелевала гордость.

Возможно, этот воевода-ратид и был молод, но уж абсолютно точно не глуп.

– Вечные снега сошли, – промолвил Карак Торд. – Что само по себе невозможно. – Взгляд его был полон тревоги, но смотрел он не на далекие горы, а на озеро. – Так что ответ на вопрос, куда они девались, получен. – Карак повернулся к Эладу. – А та затопленная долина? Она всегда была такой?

– Нет, Карак из племени уридов. Когда-то там текла река, чистая и холодная, омывая круглые камни, гальку и песок. В тех местах на отмелях собирали золото. А если переходить реку вброд, она была не глубже чем по пояс.

– Когда это было? – спросил Карак Торд.

– Во времена моего отца.

Послышался фыркающий смешок второй из присутствовавших здесь женщин.

– Может, покопаешься в памяти, воевода, и вспомнишь, в каком столетии он в последний раз бывал в этих краях?

– Мне незачем вспоминать, Тонит из племени уридов, ибо его нет в живых. Пойми, наш род с давних пор владел даром золотоискательства. Мы забирались в самые отдаленные и глубокие уголки гор, где не бывал больше никто из теблоров. Все золото, ходящее среди теблоров, найдено моей семьей. – Он пожал плечами. – Разумеется, я пошел по стопам предков, и мое обучение началось с ранних лет. Потом нагрянули работорговцы, и нас, тех, кому удалось сбежать, изгнали с юга. А когда мы наконец решили, что нам ничто не угрожает… на нас напали разбойники. Именно тогда и убили моего отца.

Вдова Далисса вновь взглянула на воеводу. Во рту у нее внезапно пересохло.

– Этими разбойниками, воевода, были уриды.

– Да, – бесстрастно проговорил он.

Карак Торд уставился на Элада, широко раскрыв глаза:

– Мои сородичи…

– Именно так, – кивнул Элад. – Узнать их имена было нетрудно, – в конце концов, разве уриды не воспевают и поныне Карсу Орлонга, Делюма Торда и Байрота Гилда? – Он пристально взглянул на Далиссу. – И ты, вдова, чье дитя было рождено от семени Байрота, – разве ты теперь не среди новых приверженцев Сломленного Бога?

– Ты слишком много знаешь об уридах, – ответила она, и от слов ее повеяло холодом стального клинка.

Элад пожал плечами, будто тема их разговора перестала его интересовать, и вновь перевел взгляд на замерзшее озеро.

– Похоже, все не так уж и плохо, – сказал он. – Перед нами не озеро, но залив. За горным хребтом Божий Шаг, где когда-то простиралась тундра, теперь лежит море, которое отгораживают от океана высокогорья на западе. – Элад внезапно замолчал, наклонив голову. – Что мне известно об этом континенте? Наверняка больше, чем любому из вас. Вам кажется, будто мы живем в маленьком мирке этих гор и долин, равнин на юге и моря за ними. Мал, однако, вовсе не мир, а знания теблоров о нем.