История ворона
Шрифт:
– Это вы в меня выстрелили?! – кричу я ему.
Он не отвечает. В домах вокруг шумно хлопают дверьми.
Решительно направляюсь к своему убийце.
– Это вы в меня выстрелили?! Я вас спрашиваю!
Он оступается и поскальзывается на снегу. Шляпа сползает ему на лоб, он подхватывает ее и поспешно убегает в восточном направлении. Бросаюсь за ним, но тут сзади раздается еще один выстрел. Я падаю в снег, противная слякоть забивается мне в рот. Женщина, грозившаяся принести мушкет, победно восклицает:
– Почти прикончила демоницу!
– Вон из города! – ревет епископ. – Уж не
В затылок мне ударяет камень, брошенный кем-то из зевак. Глаза жжет от подступивших слез. Эти мерзавцы не просто напуганы – они поистине жестоки!
С трудом поднимаюсь на ноги и спешу к северу, в хорошо известное мне место – на кладбище Шокко-Хилл, в этот город мертвецов, возвышающийся над Ричмондом.
Глава 5
Эдгар
От «Молдавии» тянется вереница угольных следов, и начинается она с высокого сугроба совсем рядом с северо-восточным углом галереи, как раз под моей комнатой. Прячу рисунок Линор в нагрудный карман, достаю из сарайчика с инструментами лопату и поспешно закидываю черные следы снегом, боясь, как бы отец не прознал, что тянутся они как раз от моей спальни. И вообразить страшно, что будет, если весь Ричмонд узнает, какое жуткое создание я вызволил из небытия.
По городу разносится звучный щелчок, похожий на выстрел. Встревоженно хмурюсь. Оттуда же, с востока, раздается второй щелчок.
«Быть того не может! – проносится в голове, но я упрямо продолжаю засыпать черные следы. – Нет! Не может быть, чтобы эта пальба была связана с порождением моей фантазии, которое сбежало из моей комнаты и теперь блуждает по городским улицам! Не мог же отец с ней столкнуться!»
Несмотря на мороз, я покрылся испариной. Сердце тяжело и гулко стучит в груди. Руки болят. Вот уже много месяцев как я лишен возможности бегать, плавать, заниматься боксом, укреплять мускулы и легкие – и всё же, несмотря на все те неудобства, которые доставляет мне торопливая маскировка следов, я сосредотачиваю все свои мысли на Университете Виргинии, до встречи с которым осталось всего ничего.
«Хорошенько спрячь все свидетельства существования твоих мрачных фантазий, – твержу я себе, зачерпывая снег. – И тогда к началу следующей недели уже будешь жить в трех днях езды от отца и замка “Молдавия” и сможешь уйти с головой в изучение античных томов и исторические изыскания для эпической поэмы, которая прославит тебя на весь мир: “Тамерлан”!»
Следы Линор ведут на главную улицу Ричмонда, в центр города. От мысли о том, что мне придется пройти с лопатой еще восемь, а то и десять кварталов, меня охватывает ужас, и я прячу ее в нашем садике.
Я иду, наступая на черные следы и заметая их подошвами, и наконец добираюсь до Седьмой улицы. Мне в голову приходит мысль о том, как подозрительно всё это, должно быть, выглядит со стороны: эксцентричный Эдгар По, сын бродячих актеров, театрал-любитель, писатель и поэт-декламатор, заметает следы собственного преступления посреди улицы, у всех на виду.
Прячу руки в карманы и стараюсь придать походке непринужденность и выглядеть как обычный человек, а не отчаявшийся, одержимый смертоносным духом
– Эдди! – окликает меня Розали, моя сестра, которую я вижу нечасто, хоть она и живет всего в квартале от нас, в пансионе мисс Маккензи. Семья Маккензи взяла Роуз к себе, когда ей был всего годик, тогда же, когда меня приютили Алланы. А наш старший брат Генри – неуловимая тень, которую мы видим крайне редко, – живет в Балтиморе с бабушкой и дедушкой: когда он был еще младенцем, родители сами оставили его там.
«Вот что случается, когда творец слушает своих муз, – думаю я, наблюдая за тем, как сестра идет мне навстречу. Она очень похожа на меня – цветом кожи, чертами лица, всем, начиная с больших серых глаз и заканчивая широким лбом. – Семьи распадаются. Родные братья и сестры растут, почти не зная друг друга. Дети вынуждены полагаться на милосердие людей, которые легко могут выгнать их на улицу, когда от их детской прелести не останется и следа».
С дрожью отгоняю от себя эту мысль, ужасаясь внезапно нахлынувшим на меня сомнениям в собственном поэтическом будущем. Во мне сейчас говорит голос отца, но вовсе не я сам.
Роуз уже так близко, что я замечаю у нее в руках пару башмаков и теплое одеяло – и то, и другое невзрачного коричневого цвета, напоминающего цвет наших волос. И то, и другое изрядно поношено и затерто по швам.
– Слышал о той девушке? – спрашивает она.
Чувствую, как резко напряглись мышцы в спине.
– О какой еще девушке?
– Моя одноклассница недавно вернулась из церкви, куда ходила вместе с мамой, и рассказала, что видела удивительное создание – девушку из пепла и черных, как у ворона, перьев! Она шла по снегу и кричала! Все приняли ее за демона! Двое стреляли в нее из пистолетов!
Ноги подкашиваются, но я вытягиваю руки вперед, чтобы не упасть.
– В нее… в нее стреляли? И… попали?
– Нет. Она убежала. Как думаешь, это муза?
– С-с-с чего ты это взяла?
– У меня ведь и у самой бывало так, что мои музы превращались в странных и причудливых демонов и проникали в этот мир. Мэри сказала, что с виду та девушка была опасна! Немного глупа – но при этом страшно опасна!
– Глупа?! – уточняю я.
– Мэри рассказала, что она читала какие-то дурацкие, бездарные стихи.
Болезненно морщусь и закрываю рот обеими руками. Реакция горожан на Линор приводит меня в ужас.
– Что такое? – спрашивает Роуз.
– А Джон Аллан тебе не встречался?
Роуз качает головой:
– Я вышла из дома на секундочку – хотела передать обувь для той девушки, чтобы она не оставляла угольных следов. Боялась, что она окажется твоей музой.
Услышав ее предположение, делано усмехаюсь и почесываю затылок.