История времен римских императоров от Августа до Константина. Том 2.

Крист Карл

Для портретного искусства, о котором подробнее будет сказано далее, Буркхардт напомнил о других элементарных предпосылках: «Бюст и статуя имеют большое преимущество по долговечности перед нарисованными картинами, на которых нынешнее занятое человечество думает предстать перед потомками. Но и в бюстах и статуях есть так мало лестного, что римское искусство упрекали в слишком грубом и трезвом изображении действительного... Какими бы ни были оформление и одежда, остается факт, что лучшие римские портреты беспощадно и с большим жизнеощущением выражают характер и черты портретируемого» («Сочинения». Штутгарт, 1933).

Население Римской империи было зафиксировано на индивидуальности соответствующего принцепса. В отличие от мира поздней

античности всеобщий интерес был сосредоточен не на абстрактном изображении правителя, а на его личности, которая в своей индивидуальности господствовала на лицевой части монет. Как показывают августовские монеты, при всем сохранении общих властных структур сказывалось и личное влияние последующих принцепсов. Августовская стилизация портрета принцепса не была догматическим решением. Во время кризиса первого года четырех императоров и при Флавиях преобладал часто вызывающий индивидуализм именно потому, что личности новых правителей должны были неослабно производить впечатление. Во 2 в.н.э., во время адоптивной империи, снова взяла верх основательная идеализация. Интересующиеся философией правители, такие, как Адриан и Марк Аврелий, так же мало избежали этого течения, как и квиетический Антонин. Только с Каракаллой те застывшие формы взорвала жизненная сила, которая восторжествовала особенно в эпоху солдатских императоров.

Несколько примеров могли бы доказать эти линии развития. Вариации оформлений и стилизаций особенно велики именно в портретах принцепсов. Ни мраморный портрет Тиберия из коллекции Ни Калсберга в Копенгагене, ни портрет Калигулы из замка Фазанри не позволяют представить характерные черты обоих правителей, которые знакомы по литературе, настолько преобладает в обоих случаях при всем реализме тенденция к идеализации. Совсем другая ситуация была при Нероне. Его поздние изображения соответствуют совершенно новому стилю и отражают новые приоритеты: лицо правителя больше не стилизировано по классическим идеалам августовской эпохи. Оно не подавляет типичную физиогномику ожирелого молодого человека, однако обрамляет ее искусно завитой короной волос, как это соответствовало желаниям монарха, который настолько превозносил свое существование, как художника, что считал его близким к Аполлону и Гелиосу.

Реалистический портрет Веспасиана, наоборот, кажется программой, последствия которой становятся понятными, лишь если сравнить его с рафинированной стилизацией Нерона. Вместо эксцентричного артиста Нерона, в Веспасиане виден волевой, опытный представитель италийской буржуазии, который добился власти своими достижениями и доверием армии, человек без иллюзий, но без самонадеянности. Напряженные черты, глубокие морщины и широкий череп не скрывают происхождение нового правителя. Однако его портрет представляет одновременно человека, в котором есть твердость, необходимая для преодоления хаоса в государстве и обществе.

Если портреты адоптивных императоров соответствуют тем представлениям, которые близки к литературным сведениям, то разница между описаниями личности и портретом Коммода поразительна. Если там принцепс предстает проявляющейся во всей полноте, прямо-таки геркулесовой личностью, как убийца диких животных и гладиатор, то на портретах видна в совершенно антониновских традициях идеализированная личность. Обрамленное тщательно завитыми волосами и широкой бородой лицо со стилизированными чертами даже отдаленно не позволяет представить звериную натуру этого человека.

От когда-то обильной римской живописи сохранилась только небольшая часть, преимущественно в городах Везувия. По ее состоянию и по обзору Витрувия можно по крайней мере догадаться о ее развитии. Судя по всему, сначала стены были расписаны разноцветными под мрамор поверхностями, карнизами, прямоугольниками, клиновидными полосами, позже появились здания, пейзажи, боги, сцены из мифологии. Еще с августовских времен появились новые тенденции: «Все то, что было позаимствовано как

воспроизведение реальных вещей, теперь вследствие испорченного вкуса отвергается; ибо на штукатурке рисуют охотнее всякие чудовищности, чем натуральное воспроизведение совершенно определенных вещей. Вместо колонн ставят трубы с каннелюрами, вместо фронтонов — украшения с загнутыми листьями и завитками, кроме того, подставки для ламп держат на себе подобие маленького храма, над щипцом которого возвышаются нежные цветы с завитками, на которых бессмысленно сидят маленькие фигуры, на стеблях растений расположены полуфигуры, одни имеют голову человека, а другие — животного. Такого не существует, не может существовать и не существовало» (Витрувий «Об архитектуре», VII, 5).

Так называемый четвертый стиль привел эту живопись к ее высшей точке: «Между закрытыми частями стен открываются проспекты с фантастической архитектурой, которая ведет в сумеречные дали. Колышутся занавеси, разлетаются сверкающие огни, мерцающее волнение оживляет все вплоть до движения мельчайших усиков. Дрожащая нервозная подвижность наполняет фигурки и сказочные существа, которые введены как украшающие элементы в причудливые архитектурные сооружения. Очаровательны фигурки и сцены, которые чисто декоративно рассеяны по стенам. Амуры и Психеи, кентавры и нимфы, танцовщицы и акробаты. Созданные легкими мазками кисти фантазии мгновенья, они сияют на черном или красном фоне полные грации, причудливости и юмора» (Г.Роденвальдт «Искусство античности». Берлин, 1927).

Но наряду с этим в Помпеях утверждались и большие фигуры, как, например, созданная незадолго до 79 г.н.э. Венера на раковине садового перистиля в Каза ди Венере, или патетическая последовательность сцен так называемого фриза мистерий из Вилла ден Мистеры, которые изображают ритуал торжественного открытия мистерий.

Также и мозаика при принципате достигла своего художественного совершенства. Если сначала преобладали мозаики на белом фоне с простыми черными рисунками, которые изображали наряду с мифологическими сценами и морем также и повседневные мотивы, то со 2 в.н.э. появились многоцветные пейзажи, как, например, на вилле Адриана в Тиволи. Явные центры мозаичного искусства находились в Сирии и в Северной Африке. В Сирии Антония с давних пор была оживленным местом по изготовлению продукции, стиль которой носил отпечаток эллинистических традиций и отличался ярко выраженным натурализмом изображений. Мозаика была очень распространена на виллах североафриканских крупных землевладельцев, которые украшали свои хоромы не только сценами из классической мифологии, но и живыми картинками охоты, рыбной ловли или полевых работ. Мозаика выкладывалась теперь в городах и виллах западных провинций, она встречалась на Рейне и в Британии, но своей высшей точки достигла только в репрезентативных зданиях и церквах поздней античности.

Наряду с этими основными видами искусства в Римской империи существовало обширное производство произведений искусства малых форм и художественного ремесла. Разумеется, область распространения отдельных форм была узко ограничена. Шедевры глиптики, такие, как венская гемма Августа, большая парижская камея, клавдиевская камея с рогом изобилия или ряд государственных камей, портреты принцепсов и символические фигуры на многослойном сардониксе всегда оставались ограниченными домом принцепса и верхушками общества. Обычные геммы, наоборот, получили гораздо более широкое распространение.

Подобная дифференциация имелась и в художественном ремесле в самом широком смысле. Если представители ведущих слоев пользовались дорогой серебряной посудой и драгоценными бокалами, то средние слои — продукцией мастерских по художественной обработке глины, бронзовыми статуэтками, канделябрами и предметами украшения. Среди низших слоев, наоборот, были обнаружены скромные изображения богов, терракотовые фигурки, глиняные лампы и простейшая посуда из местных мастерских для широкого употребления.