История всемирной литературы Т.6
Шрифт:
В это время и Западная Европа только открывала для себя поэтические сокровища народов Востока, в том числе и среднеазиатских, но знакомство это протекало в то время не особенно активно. Вот лишь два примера. Первое издание «Западно-восточного дивана» (1819) Гёте, произведения, которое знакомило европейского читателя с именами Фирдоуси, Хафиза, Саади, Руми, Аттара, Низами — корифеев средневековой восточной классики, не было распродано еще и перед первой мировой войной. А книга Э. Фицджеральда «Рубайят Омара Хайяма» (1859), благодаря которой, по единодушному мнению исследователей, гуманистическое творчество этого поэта XI в. завоевало Европу и возродило внимание и интерес к себе на родине, ряд лет пролежала в лавке лондонского издателя и книгопродавца, не заинтересовав ни одного покупателя. Лишь с конца 60-х годов XIX в. «интерес к произведению стал распространяться со скоростью степного пожара, захватив другие страны Европы и Соединенные Штаты Америки» (В. Н. Зайцев).
Таким образом, не только внутренние факторы,
На территории Средней Азии с конца XVIII в. существовали три крупные феодальные деспотии — Бухарский эмират, Хивинское и Кокандское ханства, культурное общение между которыми ввиду постоянной вражды было крайне затруднено и малоэффективно. Таджикская и узбекская, отчасти туркменская литературы, развивающиеся при дворах правителей этих ханств, не осознавали себя литературами, имеющими свою ярко выраженную национальную субстанцию и обладающими многими общими, хотя и разной временной протяженности, литературными традициями и фольклорными истоками. Лишь после того, как во второй половине XIX в. завершился процесс вхождения этих народов в состав России, начал бурно развиваться и процесс национального самосознания, затронувший все сферы их общественно-политической и духовной жизни, в том числе и литературу. И объективно — как другая сторона этого процесса — формировалось и осознание общности судеб этих литератур, приобретающей значение уже не только в рамках регионального развития, но и гораздо шире — как осознание необходимости преодоления обособленности, как закономерное условие общественного прогресса, обогащения и взаимодействия с русской литературой и через ее посредство с литературами других народов России и западного мира.
При обобщающей характеристике этих литератур следует иметь в виду неравномерность их развития, разные идеологические и эстетические уровни, на которых они в ту пору находились. Преодолеть эти различия стало возможным лишь после Великого Октября, т. е. спустя столетие. Известно, что литературы народов Средней Азии и Казахстана обладают богатейшим фольклорным наследием. Но если художественно-эстетическое сознание киргизов, казахов, каракалпаков, отдельных племен кочевых туркмен выражалось в фольклоре, который благодаря высокоразвитому искусству импровизации создавался буквально на глазах, то таджики, узбеки, туркмены, проживавшие в пределах Хивинского ханства и Бухарского эмирата, постоянно опираясь на устно-поэтическое творчество своих народов, развивали литературы, обладавшие многовековой профессиональной письменной традицией. И потому, что язык фарси был языком высокой поэзии и культуры, таджико-персидская классика, начиная от Рудаки и кончая Джами, оказывала благотворное влияние не только на традицию и художественное сознание таджикского народа, но и всего региона, сохраняя свое живое значение. То же можно сказать и об узбекской литературе — от общетюркского памятника «Благодатное знание» Юсуфа Баласагунского, который «является первым, старейшим и пока единственным сочинением на одном из тюркских языков, основанным на мусульманской идеологии и пропагандирующим эту идеологию» (А. Н. Кононов) до сочинений Навои. Оценивая истоки общности этих литератур в перспективе их развития, следует иметь в виду, что многие поэты и деятели культуры были двуязычными и даже трехъязычными. И наследие многих из них входит органической частью в историю узбекской, уйгурской, туркменской, таджикской литератур. Творчество классика туркменской литературы XVIII в. Махтумкули и в XIX в. сохраняло значение образца не только по своим выдающимся художественным достоинствам, но в силу того, что его поэзия была одухотворена объединительными, миролюбивыми идеями, глубоко новаторскими и актуальными для того времени, и пользовалась популярностью во всех тюркоязычных литературах.
Однако само понятие «развитие» было весьма неоднозначным применительно к литературе рассматриваемой эпохи. Типичной для многих современных европейских востоковедов является точка зрения на характер и содержание литературы этого периода как на период скорее стагнации, упадка, наступивших в Новое время, по сравнению со средневековьем, чем поступательного развития. Но, хотя элементы стагнации действительно замечались, в особенности при дворах эмира бухарского, кокандского и хивинского ханов, все же эта точка зрения теперь уже не представляется вполне объективной и справедливой. В последние годы она все более активно опровергается не только ввиду переоценки многих явлений на основе огромной текстологической и изыскательской работы, которая ведется широким фронтом, но и на основе анализа и пересмотра литературных явлений с новых методологических позиций. Авторы очерков истории отдельных литератур подтверждают это положение, поскольку не только вводят новый материал, почерпнутый из открытых советскими учеными рукописных источников или новых систематизированных фольклорных записей, но и переосмысливают прежние концепции.
Объективные предпосылки для преодоления противоречий социально-культурного устройства, осознание народами Средней Азии своего духовного, этнического и культурно-исторического родства, а не только родства языкового заключались во многих сходных процессах, происходивших как в литературах, так и в устно-поэтическом творчестве. В числе
Суммируя отмеченные выше тенденции, можно сделать вывод о возникновении таких исторически прогрессивных явлений во всех среднеазиатских литературах, которые уже на следующем этапе их истории способствовали более интенсивному процессу взаимодействия, более активному включению их в общероссийский литературный и общекультурный процесс.
*Глава первая*
КАЗАХСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
В многовековой истории развития искусства художественного слова казахского народа XIX веку принадлежит особое место. Уже в первой половине этого столетия устное народное творчество переживает период подъема, появляется все больше самобытных индивидуальных авторов, зарождается письменная литература.
Расцвет акынского творчества в первой половине XIX в. особенно знаменателен. Наиболее видные его представители не только создавали новые талантливые произведения, но и сохраняли поэтические предания прошлого. Велика их заслуга в том, что многие образцы народно-героических и социально-бытовых поэм древности дошли до нас.
В это время казахские акыны совершенствовали традицию импровизации. Импровизация, остроумие и находчивость в поэтических состязаниях (айтысах) — это та школа, которую должны были пройти все, кто претендовал на поэтический титул акына. С расцветом акынского творчества казахская литература обогащается новыми для нее поэтическими жанрами, такими, как эпическое сказание, стихи, элегии, политическая лирика, песни; совершенствуется жанр толгау (размышления).
В первой половине XIX в. в жизни казахов происходили существенные социально-экономические изменения, обусловленные добровольным вхождением Казахстана в состав России. Постепенная утрата ханскими потомками былых преимуществ, неуклонный распад феодально-патриархального уклада, а также последствия двойного гнета царских колонизаторов и местных феодалов не могли не отразиться на духовной жизни народа и обусловили изменения в идейно-художественном содержании творчества акынов и жырау (певцов).
Некоторые акыны, например Байток, Жанузак, Нысанбай, Досхожа, прославляли ханов, султанов, оправдывали их жестокость, поддерживали феодально-родовой правопорядок, идеализировали патриархальную старину. Противоречиво творчество двух крупных акынов Дулата Бабатаева и Шортанбая Канаева. Стихи Дулата Бабатаева (1802—1874) были записаны лишь после его смерти. Единственный сборник его стихов был издан Маулекеем в 1880 г. в Казани под названием «Осиет-наме» («Завещание»). Дулат лучше и глубже, чем кто-либо из его современников, видел и отражал противоречия эпохи. Критикуя феодально-патриархальный уклад, он выступал против жестокого отношения царских чиновников, новой администрации к местному населению. Однако, рисуя любую сторону жизни, он неизменно приходил к выводу, что жизнь изменилась не в лучшую сторону, что ее счастливая пора осталась позади («С кочевья предков Арки»). Даже когда Дулат обращается к разработке традиционных тем восточной поэзии о противоборстве добра и зла, дружбы и ненависти, щедрости и скупости, он горько скорбит о прошлом, утверждает, что молодежь перестала уважать родителей, младшие — старших. Он видит эпоху в том, что так резко изменились нравы людей.
Творчество Шортанбая Канаева (1818—1881) как бы дополняет поэтическое наследие Дулата. Единственный поэтический сборник Шортанбая «Шортанбайдын бала зары» («Плач дитяти Шортанбая») впервые был издан в Казани в 1888 г. В этой книге, начиная со стихотворения «Праотец наш пророк Адам» и кончая стихотворением «Все известно единому аллаху», поэт рассматривает те же проблемы, на которые обращал свое внимание и Дулат, но решает их с ортодоксально-мусульманских позиций. По глубокому убеждению поэта, причины неблагоприятных социально-экономических изменений, повлекших за собой изменения в нравственно-этической сфере, кроются в том, что расшатываются основы веры, что люди начали пренебрегать шариатом, т. е. догматами Корана.