История всемирной литературы Т.7
Шрифт:
Хотя стихи Россетти кажутся густо насыщенными мистицизмом, однако их образы, почерпнутые из Священного писания и средневековой агиографии, служат поэту для выражения весьма земной философии. Именно земную, чувственную любовь поэт приравнивает к «небесному началу». На этой же идее основан большой цикл сонетов «Чертог бытия».
При чтении Россетти в воображении возникают зрительные образы, напоминающие средневековые миниатюры и витражи. Даже произведения на античную («Город Троя») и библейскую («Кущи рая») тематику стилизованы в средневековом духе, чему служит и лексика, и сложная система рефренов, и архаизированные рифмы. Россетти много писал о роковой, губительной страсти: эта тема разработана в одном из наиболее известных его произведений — балладе «Сестра Элен», где женщина губит своего неверного возлюбленного, растапливая
Очень многое у Россетти монотонно и растянуто, однако он был и большим мастером сонета, есть у него и ряд образцов любовной и философской лирики, отличающихся завидным лаконизмом.
В отличие от брата, Кристина Россетти была искренне религиозна, и «земное», «плотское» начало для нее — величайшее зло. Ее стихи пронизаны дидактизмом и религиозной мистикой, в них нет покоряющей пластики других поэтов-прерафаэлитов, хотя она и выработала легкий, грациозный стих.
С прерафаэлитским движением был связан в своем поэтическом творчестве Уильям Моррис, хотя мистические тенденции в этом течении были ему чужды.
Поэзия занимает значительное место в многогранном творчестве Морриса, о котором речь шла выше. В 1858 г. вышло первое отдельное издание его стихов «„Защита Гвиневеры“ и другие стихотворения». Перед нами встает «рыцарское» средневековье — то сказочно-декоративное, то неприкрашенное, полное грубых, но сильных страстей. Стих Морриса — интересное, парадоксальное сочетание грации и некоторой угловатости. Он владеет мастерством эпичности, монументальности. Его поэма «Жизнь и смерть Ясона» (1867), написанная на сюжет мифа об аргонавтах в манере Чосера, любимейшего поэта Морриса, и «Земной рай» (1868—1870) выдержаны в системе образов, напоминающих средневековые гобелены. Основой «Земного рая» опять послужил Чосер — его «Кентерберийские рассказы»; использованы и чосеровские стихотворные формы и принцип композиции.
В 1871 г. Моррис впервые посетил Исландию, что произвело на него глубокое впечатление. Результатом двух его путешествий в эту страну были переводы «Старшей Эдды» и саг, выполненные им в соавторстве с Эриком Магнуссоном, и колоссальная эпическая поэма «Сигурд Волсунг» (1876) на сюжет «Саги о Волсунгах».
Великолепный образец гражданской поэзии — поэма Морриса «Пилигримы надежды» (1885—1886), в которой поэт нашел героев в современности. Одиннадцать из ее тринадцати глав написаны от лица ее главного героя Ричарда. Ричард незаконнорожденный, но благодаря поддержке отца получил образование. Он понимает, что жизнь строится на социальном неравенстве, на угнетении. Однажды в Лондоне он попадает на митинг, где выступает некий «коммунист» — седой, низкорослый, коренастый, в обтрепанном синем костюме (автопортрет автора). Под влиянием его речей Ричард становится активным социалистом (глава названа «Новое рождение»). Ричард знакомится с Артуром, аристократом по происхождению, но разделяющим социалистические взгляды. Тут сюжет поэмы делает крутой вираж. Жена Ричарда и Артур полюбили друг друга. И Ричард, хотя и очень страдает, не только не препятствует их союзу, но благословляет его и сохраняет с ними дружеские отношения. Герои «Пилигримов надежды» едут втроем во Францию, чтобы принять участие в деятельности Парижской коммуны. Из них в живых остается только чудом спасшийся во время ее разгрома Ричард. Однако поэма кончается мажорно: Ричард отправляется в деревню к временно оставленному там сыну: его цель воспитать мальчика, сына, «чтобы двое мужчин в грядущем со злом бороться могли».
Не похожей на судьбу Морриса была судьба друга его молодости, Алджернона Чарлза Суинберна (1837—1909), который принадлежал по происхождению к древнейшей аристократии. Человек огромного личного обаяния, он отличался безукоризненными манерами, но от гипертрофированной впечатлительности мог по малейшему поводу прийти в исступление, вызванное гневом или восторгом.
Суинберн стал писать стихи в отроческие годы; когда учился в Оксфорде, и на него огромное влияние оказало знакомство с Данте Габриэлем Россетти. В 1865 г. Суинберн привлек к себе внимание стихотворной трагедией «Аталанта в Калидоне». По красоте стиха, по совершенству ритмомелодики он поднялся до уровня Шелли, особенно удачны некоторые хоры трагедии. «Аталанта» исполнена могучего богоборческого пафоса, высказанного с вызывающей откровенностью.
В следующем году вышли «Стихотворения и баллады», вызвавшие колоссальный
Произведения на тему неразделенной любви, навеянные личной драмой поэта («Торжество времени», «Прощание», «Рококо» и др.), были заслонены в читательском сознании рядом вещей, насыщенных дотоле небывалой в английской поэзии эротикой, зачастую принимающей болезненный, а то и прямо извращенный характер («Анактория», «Фраголетта», «Фаустина», «Прокаженный», «Долорес», «Сапфические строфы» и др.). Два открыто революционных стихотворения «Песнь времен порядка» и «Песнь времен революции» были как бы «заявкой» на будущее.
Суинберн познакомился с вождем итальянского национально-освободительного движения Джузеппе Мадзини, находившимся в Англии в качестве политического эмигранта. Мадзини считал, что Суинберн напрасно расходует свой талант на эротические стихи и должен посвятить свою музу служению свободе. Суинберн, с отрочества преклонявшийся перед Мадзини, отнесся к его совету как к приказу, и в 1867 г. появилась поэма «Песнь об Италии», впоследствии включенная в книгу «Песни двух народов», а в 1871 г. — книга «Предрассветные песни», в основном посвященная Рисорджименто, а также падению Второй империи во Франции. Некоторые стихотворения посвящены революционным и демократическим поэтам — Шелли, Гюго, Уитмену. Атеистическая линия поэзии Суинберна продолжена в таких стихотворениях, как «Перед распятием» и «Гимн человеку», откровенно кощунственных в отношении догм христианства: «Ты ранен, о бог, ты ранен! Смерть явилась к тебе, господь... Хвала Человеку в вышних! Человек — повелитель всему» («Гимн Человеку»).
Стихи Суинберна открыто революционны. Чернышевский ставил Суинберна как гражданского поэта даже выше Гюго. В 1879 г. здоровье Суинберна оказалось вконец подорванным беспорядочной жизнью. Один из друзей поэта перевез его в свой особняк в пригороде Лондона, где он и прожил до самой смерти. При этом с выздоровевшим Суинберном произошла горестная метаморфоза: бунтарь и ниспровергатель, помещенный под стеклянный колпак, мало-помалу превратился в педантичного старого ретрограда.
В прошлом страстный республиканец и свободолюбец, он стал писать стихи против ирландских революционеров, против буров, даже не зная толком причин возникшей войны. Справедливости ради нужно добавить, что и поздний Суинберн написал сонет, выражающий сочувствие русским первомартовцам, а в сонетах «Памятник Джордано Бруно» продолжил антирелигиозную линию своего творчества. В сознании английского читателя он остался прежде всего как поэт-бунтарь.
Главная особенность поэзии Суинберна — виртуозная звукопись, правда порой переходящая в самоцель, так что звучание затмевает смысл. Вообще в техническом отношении для него как будто не было ничего невыполнимого: так в «Фаустине» он к имени героини нашел... сорок одну рифму, и все они звучат легко и не натянуто! Поразительно гибок стих Суинберна и ритмически. Характерная черта его манеры — огромное разнообразие строфики: помимо традиционных форм (сонет, баллада в старофранцузском значении термина и т. п.), много строф «сконструировано» им самим. На редкость широк диапазон его интонаций — от «шепота» до «форте фортиссимо». Поэт умел дать четкую крылатую формулировку. Был он и мастером пластики, одним из лучших пейзажистов в английской поэзии; особенно он силен в описаниях моря.
Еще один из крупнейших английских поэтов эпохи у себя на родине практически неизвестен. И не случайно. Его намеренно замалчивают. Если главной «мишенью» в современности для Браунинга был, пожалуй, догматизм, для Арнолда — мещанство, для Морриса — индустрия и техника, для Суинберна — мораль, то Уилфрид Скоуэн Блант (1840—1922) «открыл огонь» по колониальной системе Британской империи.
Происходя из знатного, хотя и нетитулованного, помещичьего рода, он с восемнадцати лет находился на дипломатической службе в ряде стран Европы, где был очевидцем многих важных политических событий. В 1869 г., унаследовав родовое имение, он ушел в отставку. В 1875—1883 гг. Блант путешествовал по странам Северной Африки и Арабского Востока, дважды побывал в Индии. С юных лет он на правах «своего» знал изнанку бытия правящих верхов Великобритании, постиг закулисные тайны дипломатии. Теперь он осознал и колониальный режим.