История всемирной литературы Т.7
Шрифт:
В этом смысле роман «Приход и расход» — одна из вершин охранительной литературы — антагонистически противостоит сатирической повести «Наброски из немецкой торговой жизни» Г. Веерта, в то время известной лишь узкому кругу читателей. Любопытно, что имя преуспевающего капиталиста у Веерта тоже символично — Прейс (т. е. цена), но эта символика имела иной подтекст — цена как единственный критерий человеческого достоинства.
Заметное место в официальной литературе Германии занимала историческая тема. Вдохновителями тенденциозного изображения прошлого были историки Генрих Трейчке (1834—1896) и Феликс Дан (1834—1912). Выступая в роли непререкаемых научных авторитетов, они внушали мысль о превосходстве немецкой нации. Ф. Дан был также автором исторических романов, фальсифицирующих историю древних германцев.
«Классиком
Нетрудно понять, что мыслящие писатели Германии, сохранявшие приверженность демократическим идеалам, ощущали себя одиночками, причем это ощущение подчас было весьма трагичным.
Большой интерес представляют суждения К. Маркса и Ф. Энгельса по вопросам эстетики и истории литературы, высказанные в 50—80-х годах. В то время они не получили широкого распространения, явились достоянием лишь узкого круга лиц, были собраны и опубликованы только в 30-х годах XX в. Но теперь, в перспективе истории, отчетливо вырисовывается их огромное значение как совершенно нового этапа в мировой эстетике. В своих суждениях и выводах К. Маркс и Ф. Энгельс опирались на весь опыт всемирного художественного развития. Современная им немецкая литература после 1848 г. давала мало материала для широких теоретических обобщений. Но самая слабость ее — порождение неблагоприятных общественных условий — давала пищу для размышлений. Поэтому существенно важно отметить, что многие высказывания основоположников марксизма, получившие позднее общетеоретический вес и значение, имели непосредственным поводом те или иные факты немецкой истории литературы и шире — культуры.
Так, до революции 1848 г. среди высказываний Маркса и Энгельса мы не встречаем критических упреков в адрес Шиллера. Известно, что на страницах «Рейнской газеты» в период, когда ею руководил молодой Маркс, имя Шиллера повторялось только с восторженной интонацией. Почти все крупные политические поэты 40-х годов видели в Шиллере своего предшественника и учителя. Пафос Шиллера был близок энтузиазму деятелей немецкой революционной драматургии 40-х годов. Но когда (спустя десять лет после поражения революции) отмечался юбилей Шиллера, опасный смысл приобрели попытки немецких либералов провозгласить Шиллера своим пророком и учителем, при этом бунтарству героев его ранних драм полемически противопоставлялся образ маркиза Позы. С этим и связано настороженное отношение К. Маркса и Ф. Энгельса к юбилейным торжествам 1859 г.
Но существует и другая сторона вопроса. Осмысляя художественный опыт XIX в., основоположники марксизма не могли не видеть, что традиция Шиллера была недостаточна для писателя, который стремится отобразить процессы, происходящие в современном мире. Отсюда упреки в адрес Ф. Лассаля по поводу того, что он слишком поддавался обаянию шиллеровской манеры, настойчивый совет автору исторической драмы «Франц фон Зикинген» больше следовать опыту Шекспира, чем Шиллера. Традиция Шиллера не отвергается полностью, более того, с нею Ф. Энгельс связывает принципы высокой идейности литературы: «...полное слияние большой идейной глубины, осознанного исторического содержания, которые Вы не без основания приписываете немецкой драме» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 29. С. 492), но при этом подвергается критике самый метод Шиллера, что особенно четко выступает в формулировке К. Маркса («основным твоим недостатком я считаю то, что ты пишешь по-шиллеровски, превращая индивидуумы в простые рупоры духа времени» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 29. С. 484). В конечном счете это суждение Маркса означает признание недостаточности в новых условиях эстетических принципов просветительского реализма, поскольку в методе Шиллера отмечается именно та черта, которая сближает его с другими писателями «века разума».
Отстаивая принципы реализма, К. Маркс и Ф. Энгельс, как известно, ссылались на опыт Шекспира, позднее Бальзака, норвежских и русских писателей. Два из этих высказываний непосредственно адресованы немецким авторам (Ф.
Скептическое отношение К. Маркса и Ф. Энгельса к современной (после Гейне) немецкой литературе можно объяснить не только относительной слабостью этой литературы, но прежде всего тем, что она (в лице, например, Геббеля, Людвига — в драме, Т. Шторма, В. Раабе — в прозе) не отвечала тому главному условию и требованию, которое вытекало из всех суждений К. Маркса и Ф. Энгельса в эти годы, — создания произведений большой обобщающей силы на основе реалистического метода. Для понимания и оценки социальных отношений, достаточно сложных и запутанных в Германии после 1848 г., требовалась прежде всего точность и трезвость материалистического анализа. В этом контексте следует учитывать и те довольно суровые слова по адресу Шиллера, которые сказаны Ф. Энгельсом в 1886 г. о том, что Гегель жестоко осмеивал «насажденную Шиллером филистерскую наклонность помечтать о неосуществимых идеалах» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 289).
В 80-е годы Ф. Энгельс решительно выступает против претензии натуралистов фигурировать в качестве обновителей реализма. Отсюда резкое противопоставление Золя и Бальзака в письме к М. Гаркнесс (1888). Эту линию в критической оценке натурализма развивал в 80—90-е годы и Ф. Меринг (1846—1919).
В полемике против натурализма в социалистической литературе происходит и реабилитация Шиллера — патетика противостоит бескрылости «драмы состояния». И здесь значительна роль Меринга, который позднее (1905) опубликовал биографию Шиллера, написанную специально для рабочего читателя.
Сохраняя верность эстетическим принципам К. Маркса и Ф. Энгельса (хотя и не всегда последовательно), Меринг не только внес крупный вклад в разработку вопроса классического наследия (Лессинга, Шиллера, Гёте, Гейне), он как критик и участник литературной борьбы сумел дать принципиальную оценку литературным явлениям своей эпохи. Ныне изучение немецкой литературы второй половины XIX в. невозможно без учета того, что и как в ней оценивал выдающийся критик — марксист Франц Меринг.
Крупнейшие имена в немецкой прозе этих годов — Шторм, Раабе, Рейтер.
Теодор Шторм (1817—1888) вошел в немецкую литературу прежде всего как выдающийся мастер новеллы. Уроженец г. Хузума, Шторм на протяжении всей жизни оставался страстным приверженцем социального уклада и древних традиций своей маленькой Шлезвиг-Гольштинии, многие века находившейся под властью Дании. Война против Дании в 1848 г. вызвала энтузиазм поэта, причем местный патриотизм в это время легко сочетался с идеей объединения Германии: включение же Шлезвиг-Гольштинии в состав Пруссии (1864) усилило антипрусские настроения поэта, сложившиеся во время его вынужденного пребывания в Пруссии после неудачного исхода войны 1848 г. Таким образом, шлезвиг-гольштинский патриотизм в известной мере ограничивал тематику и идейный кругозор писателя, но одновременно и вооружал его такими критериями, которые позволяли достаточно сурово оценивать многие явления феодально-буржуазной действительности всей Германии. Поэтому ошибочно, как это делала немецкая критика XIX и начала XX в., называть Шторма писателем-областником. «Областничество» Шторма было исходной почвой его мироощущения, однако оно по-своему и обострило его художественное зрение, давало возможность подняться до отражения общегерманских проблем. Свое идеализированное представление о народном государстве, якобы существовавшем некогда на его родине, Шторм противопоставлял стихии эгоистического расчета, побеждающего в капиталистическом обществе. Отвергал он и мораль вырождающегося дворянства, и бесчеловечный характер прусской государственности.
Заметное место в немецкой литературе заняло поэтическое творчество Шторма. Певец родной природы, он нашел для ее изображения задушевный тон, продолжая традицию лирического пейзажа, начатую Эйхендорфом и другими романтиками. Картины природы у Шторма овеяны грустью. Остро подчеркнута антитеза между нынешним «бурным временем» и романтически окрашенным прошлым, в котором поэт видит идеальную патриархальность. Его образы нередко строятся на фольклорных языческих представлениях о природе, сохранившихся на севере Германии.