Истребители. Трилогия
Шрифт:
– Большое вам человеческое спасибо товарищ летчик, – с чувством сказал боец.
– Да ладно, еще собью, – засмущался я, и по команде майора сел на заднее сиденье машины.
Положив портфель на сиденье между собой и политруком, я вытащил из кармана комок портянки и намотав ее на ногу, одел сапог. В машине это было неудобно, но я справился.
– Теперь давай послушаем, кто ты и откуда, – как я и опасался начал задавать вопросы особист.
– Всеволод Суворов. Семнадцать лет. Сирота. Умм, сын полка. Генерал
– Ха, немного. Это единственный случай, чтобы один летчик, за ОДИН бой, сбил ПЯТЬ самолетов противника. Да еще и на И-16. Да еще и мальчишка который еще не состоит на службе! – покачал головой впереди сидящий Некрасов.
– Ну ладно, как научился летать немного понятно, но вот о генерале лучше молчи. Его сняли с постов, как недисциплинированного и не справившегося с обязанностью руководителя, – спокойно сказал особист, дождавшись, когда майор замолчит.
– Ясно.
– Теперь давай рассказывай откуда у тебя этот портфель.
Майор Никитин и старший лейтенант госбезопасности Никифоров, ехали в штаб в ВВС фронта, где собирались просить летчика на ЛаГГ. Были у них там знакомые, но тут им попался я. В соседних истребительных полках, никто на ЛаГГах летать не умел, а тот летчик который на нем прилетел в штаб фронта с приказами, был сбит и сейчас в госпитале. Я даже не знаю фарт это, или просто удача так попасть, но как бы то ни было, мы уже подъезжали к зданию которое занимал штаб ВВС.
– …и тут у меня боезапас кончился, ну я и стал крутиться, пока они меня в «ножницы» не взяли.
– Какие «ножницы»? – сразу же ухватился Никифоров. К штабу мы подъехали минут десять назад, и сейчас стояли около ряда таких же машин и вели разговор. Они узнавали меня, а я их.
– Ну это когда два истребителя одновременно атакуют по боковым векторам. Вот я и назвал их «ножницы», – выкрутился я.
– Понятно. Ладно, идите разведотдел, там все сдашь, и доложишься, а мы пока твоей легендой займемся, – сказал лейтенант.
Маузер я оставил в машине по совету майора, слишком ценная вещь для простого сержанта, так что любой командир мог меня обидеть отобрав, мол у меня и так есть ТТ. Очки тоже оставил, на всякий случай.
«Политрук» уже скрылся в дверях, как к ним подошли мы с майором.
Не успели мы войти в фойе, как какой-то командир заорал на меня.
– Кто такой, почему в таком виде?
Повернувшись, я увидел подполковника, который привлекая к себе внимание блеском сапог, выпучив глаза возмущенно смотрел на меня. Вид я имел действительно непрезентабельный, а что вы хотите, поползай по немецким тылам, сам похожим станешь. Мне ничего не оставалось, как только вытянуться по стойке "смирно". Никитин открыл было рот, но тут меня спасли, и кто? Сам Павлов.
– Где этот герой, что пятерых сбил? – услышал я
Обернувшись, я увидел генерала армии, который с интересом смотрел на нас. Позади него толпилась его свита из семи человек.
– Сержант Суворов, – представился я. Вряд ли он ждал ответа лично от меня. Вопрос он задал всем, но ответил я.
– Так это твоя работа? – он сделал неопределенный жест вверх рукой.
– Да, товарищ генерал. Я летел с особо важными разведданными, но повстречался с немцами, пришлось принять бой.
– Пришлось принять бой? – с недоумением спросил Павлов. После чего усмехнувшись, сказал:
– Все бы летчики так воевали. Молодец, будешь представлен к награде и повышению в звании. Миронов проследи, – обернувшись сказал он стоящему за ним полковнику, тот кивнул и что-то записал.
– Служу трудовому народу, – выкрутился я, заметив движение брови майора.
– Что за разведданные, – сразу приняв деловой вид спросил он. Я отдал портфель и быстро рассказал как они попали мне в руки, не упустив ничего, добавив в конце:
– За них сотня наших бойцов и командиров голову сложила. Там план наступления немцев, документы убитого немецкого генерала и рапорт капитана Климова, и товарищ генерал…
– Да говорите.
– Двадцать пятого июня, бойцами сержанта Слуцкого, был обнаружен тяжелораненый красноармеец. Прежде чем он скончался, успел рассказать кто он и откуда. Боец был из Брестской крепости, они еще держатся. Из восьми тысячи бойцов в живых осталось около семисот, не хватает воды, их отрезали от реки, им приходиться пить мочу. Нет медикаментов, и практически закончились боеприпасы, но они держатся и ждут. Помощи ждут. Бойца отправил майор Гаврилов. Это все что я знаю.
Выслушав меня с каменным лицом, Павлов со своей свитой и местным начальством скрылись в одном из кабинетов, а ко мне подошел неприметный батальонный комиссар, с такими же повадками как и у Никифорова, и приказал следовать за собой.
– Савельич, это мой пилот, – как к старому знакомому обратился Никитин.
Чуть усмехнувшись, комиссар, поздоровался с Никитиным, попросил пройти к нему в кабинет чтобы снять показания о пребывании в тылу немцев.
Заметив, как я поморщился, когда садился на стул, хозяин кабинета спросил:
– Что ранен?
Я кивнув, ответил:
– Вчера еще, осколком гранаты спину посекло.
Сняв трубку телефона, майор сказал:
– Спелов у себя? Давай его ко мне в кабинет.
Положив трубку, он спросил у Никитина, который присел на свободный стул.
– Значит твой пилот? Связной? Угу! И пять немцев свалил. Угу. Ты кому лапшу на уши вешаешь? Так, сержант, ну-ка выйди.
О чем они разговаривали я не слышал, но когда подошел военврач с медицинской сумкой и постучал, они уже мирно пили чай.