Иуда 'Тайной вечери'
Шрифт:
– Богоматерь, - пояснил Боччетта.
– Она досталась мне от художника, который совершенно погряз в долгах. Мессир Леонардо, сам живописец, предлагал мне за этот образок целых четыре дуката наличными. Вот вы можете понять, как человек, которому достаточно взять в руки кисть и краски, чтоб нарисовать себе такую же картинку, а то и покрасивее, готов выложить четыре дуката, а картинка-то вдобавок даже без рамы. Впрочем, мессир Леонардо оказал мне честь, набросал в своем альбоме мой портрет.
Засим он пригласил Бехайма сесть, но рекомендовал соблюдать осторожность.
– Вы полегче, с размаху не
– Эти стулья рассчитаны скорее на мой вес, чем на ваш. Не желаете ли освежиться глоточком воды? Кувшин на столе. Будь дома мой слуга, можно было бы послать в ближайший трактир за вином, но недели три назад я отправил его обратно в деревню, ведь, поверите ли, по нынешним временам лишний рот в доме это не пустяк.
Он вздохнул, покивал головой и углубился в воспоминания:
– Н-да, сударь, когда мы с вашим батюшкой садились по воскресеньям на мулов и отправлялись в деревни и на хутора приударить за крестьянскими девушками, ущипнуть за плечико или еще куда, в ту пору все было иначе. Ваш батюшка забавлялся от души, а выглядел он при этом, надобно вам сказать, так благообразно, прямо хоть бери его в исповедники, вот такой он был благообразный и степенный. Да, настроение было хорошее, дела шли превосходно. Но что было, то прошло, и годы наши теперь другие - пора, забыв о страстях, служить Господу. От дел я теперь удалился, а если порой и пускаю деньги в рост, то лишь затем, чтоб барышом помочь беднякам, ведь в здешней округе меня знают как человека набожного и друга всех страждущих... Но вы как будто хотели потолковать об ваших делах? Наверное, задумали вложить деньги здесь, в Милане? Тут бы я мог вам посодействовать. Любую сумму размещу под хорошие проценты и гарантии предоставлю какие угодно, только о маклерском вознаграждении ни слова, я же хочу вам помочь исключительно из дружеского расположения к вам и вашему батюшке. Ну так как? О какой сумме идет речь?
– Речь идет, - сказал Бехайм, - о семнадцати дукатах.
– Вы шутите, - отозвался Боччетта.
– Это несерьезно. Вы хотите вложить семнадцать дукатов?
– Нет, получить, - просветил его Бехайм.
– Причем с вас. В наших расчетных книгах уже много лет проходит неоплаченный товар на сумму в семнадцать дукатов, и я приехал взыскать с вас эти деньги.
– Семнадцать дукатов? Знать не знаю, - сказал Боччетта.
– Знаете, - возразил Бехайм, - потому что у меня на руках ваша собственная расписка. Хотите покажу?
– Не надо, - ответил Боччетта.
– Раз вы говорите, так оно, поди, и есть. Я па все готов, лишь бы потрафить вам и вашему батюшке, господин Бехайм, но скажите мне: неужто из-за такой мелочи вы отправились в столь обременительное путешествие? Понятно, я не удивляюсь, когда человек проделывает дальнюю дорогу ради отпущения грехов или с иной богоугодной целью...
– У меня были здесь и другие, более крупные дела, - пояснил Бехайм.
Боччетта словно бы призадумался, потом сказал:
– Ну что ж, это дельце мы, считайте, уладили. Будьте благонадежны насчет этих денег. Спокойно оставьте их в моих руках. Поверьте, вы никак не рискуете их потерять. У меня они в такой же целости и сохранности, как в банкирском доме Альтовити, и даже лучше.
– Сударь!
– возмущенно вскричал Бехайм.
– Вы что, смеетесь?
– С какой стати мне смеяться и считать вас дураком? Напротив, я как раз хочу сделать вам разумное предложение: давайте не будем больше говорить об этом деле, бог с ним! Не стоит оно того, чтобы у мужчин, которые уважают друг друга и ценят, вышла из-за него размолвка.
– Берегитесь, сударь!
– предупредил Бехайм, и в голосе его отчетливо слышался закипающий гнев.
– Моему терпению тоже есть предел. Если вы и впредь намерены водить меня за нос, для вас это плохо кончится. Да, сударь, плохо! Вы меня еще не знаете.
Боччетта напустил на себя оскорбленный вид.
– Зачем же этак горячиться?
– жалобно воскликнул он.
– Разве так говорят с тем, кто гостеприимно распахнул перед вами дверь своего дома? Но ради вашего батюшки я готов снести и эту обиду... Видите, как я к нему расположен. А поскольку вам, как я понимаю, очень важно получить эти деньги, вы их получите, сударь мой, я мягок как воск, когда имею дело с честным человеком и добрым другом. Правда, сейчас у меня дома нет такой суммы, но если вы зайдете завтра или сегодня к вечеру, я отсчитаю вам эти дукаты, пусть даже мне придется продать себя в рабство, чтобы их раздобыть.
Боччетта так искренне сокрушался, что в доме нет денег, и, казалось, с таким непритворным пылом стремился поскорее уладить неувязку, что Бехайм забыл, с кем имеет дело, и несколько размяк. Он сказал, что сожалеет о своих резких словах, и изъявил готовность предоставить Боччетте два дня сроку для совершения платежа. Засим он попрощался.
Но едва Бехайм вышел из дома и дверь с лязгом и скрипом захлопнулась, как его охватило недовольство собой. Он уходил с пустыми руками, не получив ничего, кроме обещаний, и теперь ему казалось, что Боччетта только того и добивался - без шума выпроводить его вон. Он вдруг вспомнил, что Боччетта как-никак ссуживал деньги под залог, недаром ведь сказал: "Покажите, с чем пришли!" - и еще: "Коли вам нечего оставить в заклад, идите своей дорогой!" А заимодавец должен непременно иметь дома наличные.
Иоахим Бехайм остановился и прикусил губу. Вот досада! Ну что бы раньше-то об этом подумать, а теперь уж все, опоздал. Тихо чертыхаясь, он зашагал прочь и тут опять услышал голос Боччетты.
– Эй! Вы! Вернитесь! Хочу кое-что вам сказать!
Удивленный и обрадованный, Бехайм обернулся - но нет, дверь была закрыта. За решеткой давешнего оконца возникла физиономия Боччетты. Он и не собирался отворять, только крикнул:
– Ваш батюшка, я чай, дал вам денег на дорожные расходы. С ними-то как? Растранжирили все да прогуляли?
Бехайм даже растерялся от этакой наглости и не сразу нашелся с ответом. А Боччетта продолжал:
– Ох и вид у вас - точь-в-точь баран перед новыми воротами... Так как с денежками-то? Проиграли, пропили, на баб истратили? И надумали теперь поправить делишки за чужой счет? У отцовых друзей клянчите? И не стыдно вам? Ой, хоть бы Господь наставил вас на путь истины. Человек вы молодой, в расцвете сил, поискали бы работу, вместо того чтоб попрошайничать да обременять людей. Семнадцать дукатов?! А не мало? Семнадцать палочных ударов - вот что вам надобно!