ИВ. Тетралогия
Шрифт:
— Не пристало столь прелестной юной мадемуазель разгуливать в сумерках одной.
Он предложил опереться на его руку, раскрыв широкой зонт, а я, не найдя причины отказаться, приняла предложение. Что угодно, лишь бы поскорее оказаться дома в тишине и сухости, да и предаться в полной мере тоске и печали.
— Какой уютный у тебя район, — прошелестел спутник едва различимым в шуме дождя голосом. — Так тихо и безлюдно, даже фонари не зажгли еще. Воистину мне улыбается провидение.
Я открыла было рот, чтобы уточнить, что он имел в виду, хотя, на самом деле, не испытывала никакого интереса, но внезапно вспыхнуло чувство тревоги и нехорошее предчувствие.
— Благодарю за помощь, месье, — я спешила попрощаться,
И тут мужская ладонь скользнула по моему горлу. Успев лишь вздрогнуть от неожиданности и испуга, я почувствовала легкое прикосновение к сонным артериям и отпустила померкшее сознание.
Глава 09
Вернувшись из Ирландии, я не торопился давать отставку Аноре. Иметь любовницей неглупую женщину оказалось удобно. Она не выдвигала требований, не изображала беспомощную беженку и не собиралась сидеть сложа руки в качестве содержанки. Мне пришлась по душе кипучая деятельность, которую она развернула, едва ступив на французскую землю. Самостоятельно свела нужные знакомства и заявила, что поступает в театральное училище, дескать, всю жизнь ее манили сценические подмостки. К тому же, вовсе не растеряла пыл, демонстрируемый в баронском замке, что меня более чем устраивало.
Не задались только их отношения с моей «сестренкой», чему удивляться не стоило. Слишком разные у девушек характеры и жизненные ценности. Впрочем, отчасти это нам на руку, ведь Эль очень необычна и невольно привлекает излишнее внимание, что потенциально являлось небезопасным.
Чтобы как-то компенсировать редкие совместные выходы в свет, я старался чаще проводить светлые часы в Латинском квартале. В комнате Мари давно поселились мои вещи, а плотская ненасытность ирландки помогала легче справляться с вынужденным амплуа. И все же, я не мог не видеть, что Эль этого недостаточно. Да еще проклятые правила, установленные упрямым отцом, заставляли держаться с малышкой отстраненно, по-братски. Она остро нуждалась в тепле и душевной близости, а пресекать собственные бушующие чувства становилось все сложнее. К сожалению, приходилось чем-то жертвовать.
К моему неудовольствию, ее отношение также изменилось, причем, не в лучшую сторону. Она больше не бросалась мне на шею при встрече, радостно улыбаясь, а вела себя сдержанно, даже хмуро, иногда огрызалась и на вопросы отвечала односложно. Благо хоть капризов не допускала. Портящееся поведение «сестренки» начинало раздражать. Я пытался смягчать ситуацию, ведь она ни на что не жаловалась и о причинах хандры говорить отказывалась. Да мне и так было ясно: эльфийке не хватало общения. Но я ведь не препятствовал ей заводить друзей. Она сама предпочла целыми днями киснуть в четырех стенах, упиваясь обидами. Именно эта демонстрация вызывала большую долю моего недовольства. Манипулировать собой я никому не позволю, даже ей.
Самовольное, ничем не оправданное нарушение запрета на ночные прогулки стало последней каплей. В тот раз девчонка разозлила по-настоящему. Впервые я не сдерживал резкость и холод в голосе. Предупреждал ведь негодницу о приезде моего создателя. Просил проявить благоразумие, отнестись серьезно, несмотря на нестерпимое желание отправиться на праздник. Да, я опрометчиво пообещал, что приду, как только угроза минует. Кто же мог предположить, что Гэбриэл пожелает сопровождать на это мероприятие Женевьев? Прежде я не замечал за ним любви к массовым народным гуляниям. Эль поступила вопреки всему, что я считаю важным, чем меня весьма расстроила.
Но в страшных событиях, которыми закончилось лето, мне некого винить, кроме собственной преступной беспечности. Конечно, я осознал, что перегнул палку, категоричностью и эгоизмом довел до беды, но, увы, слишком поздно. Если
О том, что я очнулась, говорили хаотичные панические мысли, беспорядочно метавшиеся в голове. Но чувства вернулись не полностью. Веки поднимались, моргая, а перед взглядом лишь непроницаемая тьма. Звуки тоже не ощущались, словно я в полной изоляции. Никогда и нигде в Париже я не слышала такой звенящей тишины. Что осталось со мной абсолютно точно, так это обоняние. Нос забивал невыносимый смрад, я с ужасом осознавала, что необходимо сделать очередной вдох. Вонь разъедала внутренности, вызывая неудержимую тошноту.
Еще я понимала, что лежу на стылом каменном полу, а мокрые от прогулок по лужам ноги в чулках заледенели до судорог. Усилием отгоняя панику, с трудом поднявшись, я наощупь добралась до шероховатой кирпичной кладки и медленно побрела вдоль нее, пытаясь понять, где нахожусь. Через несколько шагов ступня попала во что-то влажное и скользкое. Кажется, это и служило источником отвратительно-сладковатого запаха. Содрогаясь от омерзения, боясь представить, что это могло быть, я едва не заскулила от страха. На одной из стен я обнаружила дверь, разумеется, наглухо запертую. Моим узилищем оказалось небольшое пустое помещение без окон, вероятно, подвал или нечто подобное. Не желая вновь наткнуться на мерзкую кучу непонятно чего, я в изнеможении опустилась, прислонясь к стене.
Боли не было, значит, злоумышленник не причинил мне вреда… пока. Что же произошло? Зачем месье Кэмпбелу похищать меня? Я считала, что отношения с Джори у него приятельские, к тому же, давние. Может, это какой-то розыгрыш? Но Оливер слишком неприятный, чтобы выглядеть шутником. На меня он всегда производил опасливое впечатление. Не успев додумать мысль, я подскочила как ужаленная. От неожиданности едва сердце не разорвалось. С пронзительным скрипом дверь распахнулась, и в глаза ударил показавшийся ослепительным свет. Я заслонилась ладонью, поэтому не видела вошедшего. Зато узнала интонации. Тихие, вкрадчивые.
— Уже оценила мое гостеприимство? — прошелестел вампир с издевкой в отвратительном пришептывающем голосе, отчего в животе затянулся тугой узел плохого предчувствия.
Он повесил лампу на крюк под потолком, и я наконец смогла, поморгав, разглядеть его и каменный мешок. Лучше бы мне оставаться в темноте и неведении. Это действительно подвал, пустой и заросший паутиной и разводами плесени на стенах. Одинокий железный стул посредине. А в углу нечто, похожее на кучу рубленого мяса, им и оказавшееся, кое-где поблескивающее костями вперемешку с внутренностями, включая рассеченный желудок и вывалившиеся кольца кишечника. Когда я поняла, что на это и наткнулась, очень захотелось упасть в обморок. Омерзение и отвращение едва не лишили рассудка. Я рванула прочь. Вернее, попыталась. Разумеется, мне не позволили. Преградив путь, Оливер жестко толкнул меня к стулу, а сам встал у выхода.
Обхватив себя руками, я сжалась в комок, постукивая зубами. Ноги ослабли, а глаза заволокло слезами. Ну почему мне так везет на сумасшедших маньяков? Он молчал, внимательно уставившись.
— Месье Кэмпбел, почему я здесь? — спросила я трясущимися губами.
Он ухмыльнулся, глядя в упор. Мне очень не понравились ни улыбка, ни взгляд. Зачем я вообще разговаривала с ним на набережной, идиотка!
— У меня возникло стойкое впечатление в кафе, что ты, крошка, — мой счастливый лотерейный билет, — вампир смотрел холодно, не мигая, вызывая волны дрожи, но выглядел при этом весьма довольным. — Я бы хотел, чтобы наш разговор прошел плодотворно и сразу предупреждаю: не надо грубить, пытаться вырваться, звать на помощь. Если будешь умницей, все будет хорошо. Если нет, составишь компанию Софии, кажется, ее так величали, — он повел рукой в сторону страшного угла. — Договорились?