Иван – бессмертный
Шрифт:
Гвидон сидит так же спокойно, как на экране мониторов, сложив перед собой руки, и заговаривает первым.
– Поверьте, не стал бы беспокоить вас без веской причины, – он говорит.
Салтан хмыкает – нервозно, выдавая своё напряжение – и садится за стол, сам отодвигая себе кресло. Телохранители встают за ним ровными рядами, готовые мгновенно среагировать, но не превышающие свои функции. Рита стоит среди них. Ваня чувствует себя неуместно лишним.
– Сегодня день прошений, – отвечает Салтан с насмешкой.
Гвидон приподнимает бровь – тонко, холодно, и улыбка Салтана гаснет.
– Я не прошу. Я предлагаю сотрудничество.
Жестом Салтан подзывает Ваню, и один из телохранителей толкает его в спину, заставляя сделать шаг вперед. Как трофей или диковинное животное демонстрируя гостю.
– Спасибо, обойдусь. У меня уже есть паренек.
Он откидывается в кресле, усилием придавая позе небрежность, он старается – но он уже слишком стар и слишком сентиментален. Гвидон смотрит на Ваню, и в уголках его губ появляется легкая полуулыбка.
– У нас же был уговор, Иван, – произносит Гвидон с упреком.
От этого тона хочется набить ему морду, но Ваня сильно сомневается, что сможет нанести хоть удар – даже один на один. Гвидон обещал спасти братьев, а не похитить, и лицемерие явно обязательная черта сказочных персонажей. Спиной он чувствует, как перевертыш встает ближе.
– Что-то не похоже, что мои друзья в безопасности, – огрызается Ваня, и с удивлением слышит свой голос.
Злой, каким не слышал себя никогда. Никогда он не видел распоротые трупы, никогда не жегся волшебным пламенем, никогда его не душили; никогда не боялся за близких – так. Его легко разозлить, одинокого злого мальчишку, и Гвидон склоняет голову набок, словно именно этого ждал.
– Мы не успели.
– Вы успели как раз вовремя! Скажи Моране, чтобы немедленно их отпустила.
Ваня не находит угроз, горло перехватывает спазмом, и Гвидон обрывает раньше, чем Ваня говорит снова:
– Морана тут не при чем.
– Хватит держать меня за дурака! Это она! Я видел Василия Петровича. Она и ты! Я видел, что вы сделали с ним. И если вы сделали хоть что-то с моими братьями…
Его угрозы смешны, нелепы, бессмысленны – но Ваня не может остановиться. Напряжение последних недель срывается, разрушая плотину, последнее самообладание отказывает, и он бросается через стол к Гвидону, даже если не успеет ничего сделать. Его перехватывает один из телохранителей Салтана – легко, как котенка удерживая поперек груди. Ваня бьется недолго или долго – он не знает и сам. Тело охранника жесткое, как камень, и он не вырывается ни на сантиметр, пытаясь изо всех сил. Ване приходится успокоиться, выравнивая дыхание, и, кажется, от напряжения или ярости или чего-то
Ваня отлично держался для безумного мира и семнадцати лет.
– Морана тут не при чем, – повторяет Гвидон спокойно.
– Кто еще?!
Гвидон не отвечает, но молчание красноречивее ответа – всё, кроме Вани, понимают это ответ.
Салтан тихо, отчетливо матерится такими словами, каких Ваня не видел даже в "Вконтакте".
Они переглядываются, понимая друг друга без слов – неким волшебным черным кодом, звуком сирены, понятным только тем, кто знает условный звук. Ваня не знает ни черта, но он знает – молчание плохо. Они замолкают так, будто Морана была лучшей из возможных альтернатив.
– Ты назвал их братьями? – уточняет Гвидон ровно.
Взгляды впиваются в него, требуя ответа, и в горле пересыхает – предчувствием ужасной, случившейся беды. Перевертыш отводит взгляд.
– По привычке, – говорит Ваня, странно вынужденный оправдываться. – Я не так давно сын Кощея, а не своего отца. Это важно?
– Может быть.
Важно или нет – Ваня не понимает. Гвидон кивает коротко и сухо, а Салтан становится сговорчивей в разы.
– Что за сотрудничество? – он спрашивает, уже серьезно.
– Мы были в его доме. Мы не успели, – говорит Гвидон снова. – Там повсюду ловушки на Кощееву кровь.
– А те братья? Они тоже Кощеевы сыновья?
Гвидон задумывается – на мгновение, пролегшей между бровей складкой – и отрицательно качает головой.
– Морана смотрела их вещи и их следы. Нет следов других сыновей, кроме Ивана.
– Значит, старый хрен отоспался, – Салтан хмыкает. – Проснулся и решил подкрепиться.
Ване совсем не нравится, как это звучит. Охранник аккуратно ставит его на пол, тут же готовый схватить, но больше Ваня не дергается. Судя по реакции Салтана, стоит поверить словам Гвидона, что бы они ни значили. Судя по реакции Салтана, братьев будет спасти сложнее, чем он думал сначала.
– Именно так, – соглашает Гвидон. – И нам нужно действовать вместе, если мы не хотим снова дать ему обрести силу. Нужно быть быстрее него.
Салтан кивает, вздыхает – и его поза действительно становится расслабленнее, не демонстрацией – как будто от опасности только проще. Привычнее, отвлекает от настоящего, и Салтан рассеянно оглядывает стол, выискивая что-то глазами. Рита знает его привычки, она идет к шкафу и выставляет на стол графин с янтарной жидкостью и два граненых стакана. Салтан разливает своей рукой и делает долгий глоток, морщась. Гвидон не притрагивается к напитку, но дает время допить, подумать, просчитать все возможные варианты – потому что уже сделал это сам. Поверьте, не стал бы беспокоить вас без веской причины, – сказал он, и причина самая веская. Салтан не сомневается, не спорит, не пытается узнать подробностей – словно всё давно решено, и нужно смириться; нет других вариантов ответа. Он спрашивает только:
– Что будет потом? После того, как мы убьем его снова.
– Всё то же самое, – отвечает Гвидон холодно. – Не рассчитывайте, что я уступлю ритуал.
Его слова нравятся Салтану, он хмыкает, наливает себе еще и говорит с улыбкой.
– Не рассчитываю. У меня есть условие. Я не желаю видеть суку. Ни разу без необходимости.
– Ни разу без необходимости, – повторяет Гвидон согласно. – Это можно устроить.
Он берет свой стакан и едва касается губами кромки – скрепляя договор.