Иван – бессмертный

Ветер Ксения

Всё еще безумнее, чем кажется на первый взгляд.

– Почему тут все родственники? Это что, индийский фильм?! Гвидон сын Салтана, Салтан мой племянник, хотя он явно старше! Ему за шестьдесят, за шестьдесят сотен, что это вообще за глупость? Если я его дядя, то кто мне Гвидон?

– Внучатый племянник, – откликается перевертыш, не думая.

По лицу его расплывается проказливая, широкая улыбка, и Ваня чувствует странное облегчение от этой улыбки. Хоть что-то привычное остается в мире, пусть даже – их перепалки.

– Не

смешно!

– Очень смешно, по-моему.

– За что он так ненавидит Морану? Тебя?

– Серьезно, я укрепляюсь в мысли, что ты не ходил в школу.

Вряд ли какое-то знание может быть хуже того, что он отдал на повешенье Васю. Ваня должен знать, он ждет, требовательно глядя на перевертыша, и тот сдается, объясняя:

– Царь Салтан, тот, который приказал засунуть своих жену и сына в бочку и выкинуть в море. Припоминаешь? Не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку, вот этот Салтан?

Ваня правда не знаток сказок, но имеет общее представление – уже давно не модны советские мультфильмы.

– Допустим.

– Ну кто бы стал в здравом уме так делать. Даже если тебе говорят, что долгожданный сынок – черепашка-ниндзя? Никто. Кому-то, умеющему принимать чужой облик, пришлось заменить царя ненадолго.

Ваня начинает понимать, и роль перевертыша играет новыми красками. Обращаться в собаку, птицу, ягненка – удобно, волка или рысь – опасно, а опаснее всего – быть другим человеком. Ваня готов сделать что угодно, чтобы спасти братьев, отца и тетю, готов предать, может, даже готов убить, и ненависть Салтана вдруг становится просто, ясной и чистой – Ваня понимает её до мельчайшего крика.

Он не понимает одного.

– Но для чего?

– Моране был нужен кто-то с густой кощеевой кровью. Не такой густой как у тебя, конечно, но тебя не ждали, сам понимаешь. А с Салтаном у них… Не срослось.

Достаточно. Вряд ли от сложной истории их взаимоотношений может быть толк, и Ваня не желает больше слушать. Перевертыш продолжает – наслаждаясь рассказом, как говорят о самом гордом или самом постыдном – одинаково и о том, и о другом.

– Из неё вышел прекрасный лебедь, – перевертыш усмехается, вспоминая. – Во всяком случае, достаточно прекрасный, чтобы морочить голову мальчишке.

– Но теперь-то мальчишка вырос? Узнал правду?

– Мальчишка вырос, – повторяет перевертыш. – Вырос, узнал. Вот только она с ним всё равно подольше старика. Или ты забьешь на своих братишек и побежишь к Кощею?

Вопрос застает Ваню врасплох – он не думал с такой стороны. Думать получается плохо, несмотря на всё сопереживание сложной ситуации Гвидона – у Вани есть собственные проблемы, поважней.

Не ему судить перевертыша, и он только качает головой.

– Как только он не убил тебя.

– Это было давно, – пожимает перевертыш плечами. – Любые раны рубцуются.

Ваня совсем не уверен в его правоте.

Перевертыш смачно зевает,

не утруждая себя прикрыванием рта, и кожаный шнур заметно впивается в его шею. Он ложится на постель рядом с Ваней и заглядывает в глаза – слишком близко, но Ваня не находит в себе сил отстраниться. В его взгляде больше нет напряжения, ожидания смерти, паники – только мягкое, необъяснимое спокойствие. Глаза перевертыша теплого, янтарного цвета – слишком яркие для человека; Ваня никогда не замечал раньше или только сейчас начал видеть.

Отчего-то Ване кажется, что он ему благодарен.

– Надо поспать. Утро вечером мудренее, или как там я должен сказать.

– Уже утро, – отзывается Ваня. – Лучше не стало.

Тело его ноет на мягком матрасе – усталостью, пережитым страхом, гаснущим адреналином, отчаяньем. Он не может спать и не может больше сделать ни шагу.

– Станет лучше, – говорит перевертыш без особой веры. – Мы выберемся.

Ване очень хочется в это верить.

Глава 3

Сон покидает его с трудом, вязкой кашей слепляя веки. Ваня пытается открыть глаза, но всё тело противится, возмущаясь – ему не хочется просыпаться. Его не ждет ничего хорошего. Между приоткрытых век Ваня видит любопытное лицо маленькой русалочки – той самой, с которой познакомился в лесу, и понимает – сон еще с ним, это не настоящее пробуждение. Во сне он плывет в черной, вязкой реке, и небо над его головой темнее воды, усыпанное звездами. Звезды крупнее и ярче звезд даже из фантастических фильмов – низкие, они слепят, разрастаясь всё больше – словно падают сверху, как дождь. Вода омывает его тело, несет дальше, и Ваня жмурится, спасаясь. Когда он открывает глаза, он снова видит русалочку.

Её глаза поглотили звезды, и теперь они такие же белые и горящие, как небесные точки. Вокруг темно, русалка наклоняется к нему – совсем близко, вдыхая запах кожи – и с наслаждением, чувственно облизывается, предвкушая. Ваня не чувствует её дыхания – ни теплого, ни ледяного.

"Бегите от него" – всплывают в памяти слова цыганки, – "он зовёт смерть".

Слова разлетаются вороньим криком, и Ваня вскакивает, тяжело дыша.

Русалка по-прежнему сидит перед ним, и глаза её по-прежнему белые и горящие.

– Прости, – говорит она вместо приветствия. – Я по тебе скучала.

Не сон, и Ваня оглядывается, пытаясь понять, что случилось. Перевертыш спит на кровати рядом – или делает вид, что спит. Они всё еще в роскошной комнате-клетке, и из-под тяжелых штор не видно дневного света. Значит, он проспал весь день и вечер до ночи, упуская бесценное время – время, в которое могло произойти что-то непоправимое. Осторожно, пытаясь не мешать перевертышу, Ваня выбирается из кровати. Лежа, он чувствует себя беззащитным перед русалкой – нелепым чувством, перед маленькой девочкой.

Конец ознакомительного фрагмента.