Иван Болотников Кн.1
Шрифт:
Сказал с издевкой:
— Презренные трусы! Они страшатся моих славных багатуров.
Находившийся вблизи повелителя Резван-паша, поглаживая рыжую бороду, произнес:
— Московиты — храбные воины. Они вышлют на джигитов достойных наездников.
— Мои багатуры не знают равных во всей вселенной. Один мой Ахмет стоит десятка урусов. Ахмет сильнее барса. Он укрощал тигра и носил на своих плечах дикую степную кобылицу. Мой могучий джигит проткнет копьем любого московита и на поднятой руке принесет его к моему шатру. И так будет!
— С нами аллах, повелитель, —
И вот наконец из укрепленного городка выехала навстречу багатурам тысяча русских воинов.
Замерли татарские тумены, замерла в дощатом городке московская рать. Тысяча сближалась с тысячей.
Тишина — тревожная, изнуряющая. Нет ничего томительнее этих беспокойных минут для обеих ратей.
Одни — защищали святую Русь. Отчизну.
Другие — хотели поработить её, истоптать конями, испепелить, обесславить.
Ордынцы ждали победы своих багатуров, русские верили в своих ратоборцев. И те и другие понимали: победа вселит в сердца воинов бесстрашие и мужество, придаст новые силы для битвы с врагом, поражение — повергнет в уныние, вызовет ужас и смятение перед грозным противником.
Покуда сближались, Болотников не вглядывался в своих недругов. Он ехал не спеша, спокойно. Почему-то вдруг опять вспомнилась ему первая теплая борозда, отец в белой чистой рубахе, с каплями пота на морщинистом лбу, рано поседевшая сгорбленная мать с узелком в руке. А потом всплыла в памяти Василиса с её ласковыми глазами, горячими руками и озорной улыбкой. И тотчас обожгла мысль — выжить! Сразить басурман! Иначе не увидеть больше ни мать с отцом, ни Василису.
Победить, победить врага!
И уже забыв обо всем на свете, Болотников весь напрягся, напружинился, словно натянутый тугой лук, и понесся навстречу ордынцам.
Сшиблись. И загуляла кровавая сеча!
Иванка бился зло, остервенело, от его меча замертво рухнул с коня один татарин, другой… Могутного уруса заприметил багатур Ахмет. Свирепо рявкнул:
— Джигитов бить, шакал!
Пригнулся к гриве, наклонил перед собой короткое хвостатое копье и полетел на уруса.
Иванка увидел багатура в трех саженях. Ахмет метнул копье. Болотников прикрылся щитом. Звякнув о металл, копье отлетело в сторону. Всадники разминулись, но тотчас вновь повернули коней. Багатур, издавая хриплые устрашающие вопли, выхватил из ножен длинную изогнутую саблю.
Ахмет был опытный и коварный враг. Он хитер и изворотлив, знал немало великих сражений. Его тяжелая сабля опускалась на головы греков и грузин, персов и армян. Все тело Ахмета в боевых рубцах и шрамах. Он принимал на себя удары каленой стрелы, остроконечного копья и сверкающего меча.
Ахмет твердо верил в удачу и знал — ему сопутствует сам аллах.
Но с московитом он встречался впервые. И при первом же наскоке, почувствовав, как со страшной силой обрушился о его крепкий щит вражий меч, Ахмет сразу понял, что перед ним отважный воин, обладающий богатырским ударом.
Вновь сшиблись ратоборцы. Заслоняясь щитами, взмахнули мечами. Зазвенела сталь, посыпались искры.
Ахмет
Иванка понял, что татарин начинает уклоняться от прямого боя. Тот с диким визгом заметался вокруг Болотникова.
Внезапно поворачивая коня, на скаку ударяя клинком о металлический щит и вновь рванув удила, Ахмет стремительно налетал на Иванку, но вплотную не сближался.
Болотников разгадал хитрость татарина. Потрепал Гнедка за гриву.
— Держись, Гнедок. Не поддадимся на уловку поганого. Держись!
Знал Иванка, что исход поединка теперь во многом будет зависеть и от коня. Надо успевать поворачивать лошадь, вовремя натягивать и отпускать удила и быть готовым к любому коварному наскоку иноверца. Татарин своими неожиданными опасными вывертами заставлял думать только об одном — не попасть впросак, не угодить под внезапный разящий удар.
Ахмет, покрутившись возле уруса и поняв, что испытанный боевой прием на этот раз не приносит успеха, решил идти напролом. Он поднял клинок и стремительно налетел на московита. Иванка подставил под саблю щит, а затем мощно взмахнул мечом. Ахмет заслонился, но удар Болотникова был настолько силен, что меч, соскользнув со щита, глубоко вонзился в шею коня.
Конь вместе с багатуром рухнул на землю. Болотников спрыгнул с Гнедка и только сейчас разглядел смуглое безбородое плосконосое лицо, короткую загорелую шею и широко раскрытые, застывшие в немом ужасе черные глаза.
Близка победа!
Но Ахмет тотчас вскочил и свирепо рявкнув: «Уррагх!» — надвинулся на уруса.
И начался пеший поединок.
Блистали мечи, лязгало железо. Татарин бился жестоко. Он был крупнее и выше Болотникова. Обозленный своей неудачей, Ахмет хотел побыстрее уложить уруса и вновь поднять в глазах джигитов свою пошатнувшуюся доблесть.
Однако гибкий и верткий Болотников на земле держался цепко. Багатуру никак не удавалось поразить уруса своим клинком. Иванка умело защищался и выжидал удобного момента.
Бились отчаянно, долго. Ордынец все время визжал, издавал воинственные вопли. А Иванка сражался молча, стиснув зубы, сурово поблескивая из-под шелома зоркими глазами.
Ахмет, уверившись в своей победе, все наседал и наседал. Его клинок словно молния сверкал в воздухе, тяжело опускаясь на красный русский щит. Вот-вот урус дрогнет и обретет смерть на поле брани.
У Иванки мелькнула мысль:
«Княжий меч, видно, знатные мастера ковали. Не устоять против него басурманской сабле».
Болотников, прикрываясь от клинка щитом, стал лишь изредка обмениваться ударами. Но вот, улучив момент и собрав воедино всю силу, Иванка неожиданно для багатура взмахнул мечом и обрушил его на кривую саблю. Клинок переломился. Следующим ударом Болотников рассек растерявшемуся багатуру голову.
Взмахнув руками, Ахмет замертво рухнул.
— Ловко, Иванка! — воскликнул бившийся неподалеку от Болотникова Якушка.