Иван Болотников
Шрифт:
К пушкам подбежали санджак-беки, приказывая добавить пороху. Капычеи 196 вновь зарядили и выпалили, но ядра долетели лишь до подножия дубовой стены.
От шатра Ахмет-паши к наряду прискакал чауш с новым повелением:
– Паша приказал не расходовать ядер. Надо перебираться через ров.
– Но моим янычарам не перетащить пушки. Мы утонем в воде, – сказал начальник пушечного наряда санд-жак-бек Араслан.
– Паша пришлет невольников. Они перекинут мосты
Вскоре ко рву привели полтысячи рабов; они тащили на руках огромные дощатые щиты. Казаки выстрелили со стен из тяжелых крепостных пищалей; невольники, оставляя на земле убитых и раненых, отпрянули вспять; многие из них побросали щиты.
Янычары встретили невольников копьями, а спахи принялись избивать рабов плетьми.
– На ров, собаки! – бешено закричал бек Араслан и срубил ятаганом одному из невольников голову.
Рабы растерянно заметались: погибель ожидала с обеих сторон. Бросятся на ров – попадут под пули казаков, повернут назад – угодят под копья и ятаганы янычар. Турки жестоки, они не пощадят ни единого раба; остается одно – идти ко рву и мостить его щитами, тогда кое-кто может уцелеть.
И невольники повернули на ров. Под градом казачьих пуль они бросились в воду и начали передвигать щиты. Они гибли десятками и сотнями, но все же несколько мостов им удалось перекинуть через ров; и тотчас к крепости хлынула лавина татар с длинными штурмовыми лестницами.
– Бей поганых! – изменившимся, охрипшим голосом прокричал овоей станице Иван Болотников.
Со стен посыпались на ордынцев бревна и каменные глыбы, колоды и бочки, доски и тележные колеса; полилась кипящая вода и горячая смола.
Татары с воплями валились с лестниц, подминая своими телами других ордынцев. Трупы усеяли подножие крепости, но лавина озверевших, жаждущих добычи степняков, сменяя убитых, все лезла и лезла на стены крепости и этой неистово орущей массе кочевников, казалось, не было конца и края.
Но и ярость донцов была великой. Сокрушая врагов, они кричали:
– Вот вам наши головы!
– А вот ярысь!
– А то вам девки и женки!
Болотников валил на татар тяжелые бревна и колоды, сбивая и давя ордынцев десятками.
– Не видать вам Раздор, ублюдки ханские! Получай, поганые! – то и дело восклицал он, поднимая на руки очередную кряжину.
Рядом орудовал Васюта Шестак, который опускал на головы татар длинную слегу с обитым жестью концом. Трещали черепа, лилась кровь, а Васюта покрикивал:
– Это от вольного Дона!.. А это от меня – казака Васьки!
Устим Секира поливал ордынцев кипящей смолой; обжег руки – кожа пошла волдырями, но боли не замечал, подзадоривал:
– Давай, давай, лезь ко мне, орда бритая! Я тя горячим зельем сподоблю, кипяточком погрею!..
Мирон Нагиба и Нечайка, оба богатырские, саженис-тые в плечах, кидали на степняков многопудовые каменные
– Принимай гостинчик, мать вашу так!
– Принимай, нехристь чумазая!
Юрко, Деня и Емоха метко разили татар из пистолей. Не остался без дела и старый казак Гаруня. Глаза его были еще зорки, руки – крепки. Он валил татар из тяжелой фузеи 197 и после каждого удачного выстрела крякал и браво подкручивал седой ус.
А внутри крепости кипела работа. Оружейники по-прежнему ковали в кузнях мечи, сабли и копья, плели кольчуги, обивали железом палицы и дубины; казаки, свободные от боя, подтаскивали к помосту все новые и новые колоды и бревна, кряжи, слеги и лесины, бочки и кадки, набитые землей. Все это затаскивалось на дощатый настил и обрушивалось на головы татар.
Когда ордынцы штурмовали стены, бек Араслан торопливо перетаскивал пушки за ров.
– Скорее! Скорее! – кричал он на янычар.
Невольники устанавливали тын, который должен был
защитить турецких пушкарей от казачьих пуль и ядер. Это были крепкие, сбитые в несколько рядов сборные деревянные щиты, доставленные на галерах из Царьграда. Снаружи щиты были обиты медью.
Одна из пушек свалилась с моста в ров. Араслан-бек рассвирепел. Он тотчас приказал привести к себе виновных и самолично отсек им головы.
– Так будет с каждым, кто посмеет уронить кулеврин султана! – пригрозил Араслан-бек.
Более трех часов продолжалась осада Раздор, но ни один татарин так и не смог оказаться на стенах крепости.
Ордынцы подтащили к воротам и тыну тараны. Четыре камнеметные машины татары поставили против Степных ворот.
И вот первые каменные глыбы тяжело и глухо ударились о крепость; от бревен посыпалась щепа. Одна из глыб упала на помост, тот проломился и вместе с бочками, бревнами и казаками рухнул вниз. Шестеро донцов были убиты.
Болотников кинулся к пушкарям.
– Цельте в тараны, братцы! Живо!
Но те уже и сами догадались, наводя жерла орудий на осадные машины.
Начальником наряда был у пушкарей степенный пожилой казак Тереха Рязанец. Десять лет он был затинщи-ком, палил из пушек по татарам с рязанских стен, а затем бежал в Дикое Поле.
– Пушкарский голова замордовал. Чуть что – ив зубы. Не утерпел – сдачи дал, да не рассчитал малость: насмерть пришиб. Принимайте в казаки, донцы.
И донцы приняли: пушкари завсегда нужны, тем более для раздорцев. В крепости шестнадцать пушек, но некоторые из них пришли в негодность, требовалась крепкая и умелая рука. Прежний же начальник наряда, старый пушкарь Никита Кулик, ходивший с государем Иваном Грозным под стены татарской Казани, ослаб глазами и приноровился к горилке; день и ночь не вылезал из кабака и, жалуясь, бубнил в седую опаленную бороду: