Иван Болотников

Замыслов Валерий Александрович

– Откуда такая свалилась, любушка?

– Она и есть Любушка. Любавой ее кличут, – сказала Агата.

– Вот те на!.. А меня Васютой.

Сон с Шестака начисто слетел; он во все глаза разглядывал пригожую дивчину и простодушно приговаривал:

– Вот так, Любушка, вот так ангел… Чья ж ты будешь?

– А ничья, – с лукавинкой ответила Любава и потупила очи: уж больно пристально разглядывал ее этот сероглазый казак.

– Так уж и ничья. Хитришь, Любушка. Ужель такую красу казаки не приметили? Да я б тебя давно выкрал,

из-под земли достал.

– А вот и не достанешь, – вновь рассмеялась Любава и сбежала со стрельни на землю. – Я в курень, Агатушка! – крикнула она.

– Погоди меня, – оторвалась от Болотникова Агата и пошла к узкой витой лесенке. Но ее придержал Васюта,

– Так чья ж все-таки Любава?

– Аль понравилась? – улыбнулась краешками губ Агата.

– Дюже понравилась. Не таи. Где ее сыскать? – затормошился Васюта.

– А коль дюже понравилась, сам сыщешь. Удачи ратной вам с Иваном.

Агата шагнула было вниз, но вдруг передумала и вновь подошла к спящему Болотникову. Расстегнула застежки зеленого сарафана, сняла с себя маленький золотой нательный крестик на голубой тесьме и продела его через голову Ивана.

– Храни тебя господь, – тихо молвила она и, не смущаясь Васюты и дозорных казаков, склонилась над Иваном и поцеловала в губы.

До полудня было тихо. Орда готовилась к новому штурму. Янычары и крымчаки оттаскивали от стен трупы и кидали их в водяной ров. Такая же участь постигла и тяжелораненых. Так повелели Ахмет-паша и мурза Джанибек.

– Мы заполним ров джигитами и по их телам перейдем водную преграду. Аллах простит нас, он хочет нашей победы, – сказали военачальники.

Казаки плевались.

– Погань и есть погань. Хуже зверей.

– Будто дохлых собак швыряют, нехристи!

– Пальнуть бы по бритым башкам!

Однако по ордынцам не стреляли: берегли дробь, пули, порох, да и не хотелось мешать басурманам убирать трупы.

Сами же раздорцы рыли вдоль стен братскую могилу. Туда положили всех павших казаков. Беглый поп-расстрига Никодим отслужил панихиду.

– Со святыми упокой! – голосисто пропел он и размашисто осенил могилу большим медным крестом.

Казаки склонили головы. Атаман Васильев скорбно и скупо молвил, комкая черную баранью трухменку.

– Вечная вам память, донцы! Вечная слава вам!

– Вечная слава! – хором пронеслось по казачьим рядам.

Атаманы первыми бросили в могилу по три горсти земли и отошли в сторону, уступая место повольнице. Последними к могиле подошли казачки. Запричитали.

Васильев позвал станичных атаманов и раздорских есаулов на совет. Поначалу расспросил каждого, сколько осталось у казаков дроби и зелья, да много ли людей в сотнях, а затем сказал:

– Туго будет, атаманы-молодцы. Ядер и зелья у нас – самую малость. Пушкам и на час не хватит пороху. А без пушек совсем худо. Турки вконец закидают нас зажигательными ядрами. Понесем урон великий, да и Раздорам в огне

пылать. Как быть, атаманы-молодцы? Как оборону держать?

– Выдюжим, атаман. Нас еще четыре тыщи. Не притупились казачьи сабли! – воскликнул есаул Григорий Солома.

– Не бывать поганым в Раздорах! – поддержал его атаман из Монастырского городка.

– Не бывать-то не бывать, – осторожно начал Федька Берсень. – Но как бы нам войско не ополовинить. Ордынцев – тьма, и прут они свирепо. Тут надо крепко покумекать. На одну саблю уповать – худо.

– Дело гутаришь, – кивнул раздорский писарь Устин Неверков. – Надо нам, братья-атаманы, головой поразмыслить. Ордынец хитер, но и казак не лыком шит.

– Добро, донцы. Давайте покумекаем, – молвил Богдан Васильев.

В курене воцарилась тишина, атаманы призадумались; чуть погодя поднялся с лавки Федька Берсень.

– Надо поболе колодцев нарыть, атаманы. Многие завалены и засыпаны, а вода нам – позарез. На стенах кипятку только давай, да и на пожары уйму воды надобно. А еще скажу, атаманы, землянок надо немедля нарыть. Женки и ребятишки гибнут, пущай под землей сидят. Да и раненых туда поховать.

– Дело, – вновь кивнул Устин Неверков. – Землянок у нас токмо что на раздорцев. Прибылые же казаки по куреням и базам теснятся. Рыть немедля!

– А ты что молвишь, Рязанец? – бросил суровый взгляд на пушкаря Васильев.

Тереха повел глазами по казакам, нахохлился.

– Никак сердце на меня держите, атаманы? Но моей вины нет. Я вам зелья из-за пазухи не достану.

– А где достать?

– Где?.. Зелье надо у янычар добыть.

– Любо, Тереха! – оживился Берсень. – Пошто же мы подкопы нарыли? Сделаем вылазку и добудем. Я сам на то дело пойду.

– Любо! – воскликнули атаманы.

– Любо! – сказал Васильев.

Поднялся молчавший дотоле Болотников.

– Зелье добыть – беду избыть. Но дело то тяжелое. Никто из вас не ведает, где у янычар пороховые возы. Да и ведали бы, к ним не подступились. Янычары не так уж глупы, чтоб оставить зелье без присмотра. Вылазкой ничего не добьемся. Казаков загубим и пороха не возьмем.

– Так что ж, турка будем терпеть? – съязвил Васильев. – Пусть крепость разбивает, войско наше изводит, а мы в норы? Нет, Болотников, не туда гнешь. Без зелья нам не выстоять. Вылазка – единственное спасенье. Пошлем тыщу казаков, но зелье добудем.

– Не добудем, атаман, – уперся Болотников. – Зелье наверняка в самой середке войска. Ни один казак в крепость не вернется. То добрый подарок орде. Аль тебе донцов не жаль?

Васильев насупился, глаза его холодно блеснули.

– Тебе легко гутарить, Болотников. Ты всего-навсего атаман станичный. А мне вот круг поручил Раздоры отстоять. Костьми лечь, но отстоять! И нет у меня иного выхода, как послать во вражий стан казаков. Нет!

– Есть выход, атаман, – спокойно и веско сказал Болотников.