Иван Болотников
Шрифт:
– Не, милок, с вами не пойду. Плохой из меня казак.
– А куда?
– Землицу пойду искать. Авось где и осяду.
– Ну, как знаешь. Бог тебе судья, – молвил Болотников и махнул рукой. – Поехали, донцы!
Казаки поскакали к становищу, а Митяй понуро повел лошадь к перелеску.
Не спалось атаману. Страдник Митяй запал в душу. Крепкий мужик!.. Казачья жизнь его не прельщает. А чего бы лучше? На Руси горя хватил через край, так хоть тут поживи вольно, без тиуна да боярина, без господской плети.
И от этой неожиданной мысли Ивану стало жарко. Ужель мужик счастливей казака?!
Дрогнуло сердце в смутной тревоге, что-то потяжелело и запуталось в душе, и от этой сумятицы стало еще беспокойней.
«Нива!.. Мужичья нива… Политая потом и кровью страдная нива. Но почему ж так тянет к тебе? Почему хочется взяться за соху? Ведь нет тяжелей и горше мужичьей работы».
Но он так и не нашел ответа. Поднялся и оглядел спящее войско. Казаки лежали на траве, укрывшись зипунами и подложив под головы седла. А вокруг всего стана не спеша прохаживались дозорные. В полуверстве же от войска маячили в лунном свете конные караулы.
Болотников прошел через весь стан и направился к Медведице. Его негромко окликнул дозорный:
– Никак, ты, батько?
– Я… сон не берет. Пройдусь малость.
– Прими горилки, батько. Помогает, будто маку наешься. Я вон намедни…
– Степь доглядай, – строго оборвал казака Болотников и вышел на прибрежный откос. Постоял недолго и стал спускаться в лощину, прикрытую леском. Ноги почему-то сами понесли к мужичьей пашне, которая неудержимо манила его все эти последние часы.
Подошел к краю загона и изумленно остановился. По пашне двигались конь и человек! Слышалось приглушенно:
– Тяни, Буланка… Тяни, родимая.
Мужик поднимал целину! У Болотникова гулкими толчками забилось неспокойное сердце. Мужик поднимал новь! Поднимал, несмотря на острастку казаков.
И вновь Ивану стало жарко, неведомая сила толкнула его к упрямому мужику; а тот, увидев надвинувшегося на него рослого, могутного казака, как вкопанный застыл на месте. Оба молчали; один ожидал грубого окрика и расправы, другой напряженно вглядывался в угрюмо-окаменелое лицо.
От свежей борозды пахнуло пряными запахами земли, и что-то в этот миг перевернулось в душе Ивана. Он сбросил наземь кафтан, молвил хрипло:
– Ступай к лошади.
– Че? – не понял оратай.
– Ступай к лошади, гутарю… Веди.
Иван ухватился за поручни и прикрикнул на лошадь:
– Но-о, милая, пошла!
Буланка всхрапнула и потянула за собой соху. Наральник острым носком с хрустом вошел в плотную дернину и вывернул наружу, отвалив к борозде, черный тяжелый пласт.
Мужик обескураженно глянул на казака, хмыкнул в дремучую бороду и повел лошадь вдоль полосы. А Болотников,
Иван не знал, сколь прошло времени, но когда вконец обессиленный оторвался от сохи, над лесом уже робко заиграла малиновая заря. Упал в пахучее дикотравье, подложил ладони под голову и закрыл глаза, чувствуя, как по всему телу разливается покой.
– Ты энто… тово, – шагнул к нему Митяй. – Роса выпала. Не остудился бы, мил человек. Подложь-ка кафтан.
Болотников не шелохнулся, слова мужика прозвучали откуда-то издалека.
– Подложь, грю. Ишь, как взопрел… Тут, милок, тяжеленько. Новь!
Болотников поднялся и, ничего не сказав мужику, пошагал росной травой к реке. Однако, будто вспомнив что-то, оглянулся.
– Ты вот что, Митяй… Ступай-ка с пашни. Казаков не гневи.
Глава 6 НАШЛА САБЛЯ НА БЕРДЫШ
Через два дня пути ертаульный отряд
донес:
– Стрельцы, батько!
Болотников остановил войско.
– Ужель застава?
– Не ведаем, батько. Стрельцов сотни с три. Конные, кого-то по степи ищут.
– Мужиков беглых, – предположил Нагиба.
– Вестимо, мужиков, – поддакнул Секира. – Ноне их много на Дон прет.
Устим был прав: казаки уже не раз натыкались на беглые ватаги. При встрече пытали:
– Что, сермяжные, натерпелись лиха?
– Натерпелись, родимые, уж куды как натерпелись! – смиренно отвечали лапотные мужики.
– А куды ж теперь?
– На Дон, родимые, на земли вольные.
Казаки пропускали беглецов и ехали дальше. Однако некоторые ворчали:
– И куда лезут? Самим жрать неча.
Одним из таких был Степан Нетяга, недолюбливавший сермяжный люд.
– Будто окромя Дону и земли нет. Шли бы за Волгу аль за Камень. Так нет, в Поле лапти навострили.
Болотников сурово обрывал недовольных:
– Срам вас слушать, донцы. Вы что, сыны боярские али дети царские? Нешто забыли, откуда на Дон прибежали? Нешто вдруг казаками родились?
Роптавшие умолкали.
Весть о стрельцах не напугала Болотникова, однако показываться государевым служилым не хотелось: на Самарскую Луку норовили проникнуть скрытно. Чем неожиданнее приход, тем больше удачи. Но и топтаться на месте не было желания: казаки поободрались, поотощали, и все жаждали дувана.