Иван Болотников
Шрифт:
– А мне до него дела нет, – отрезал Телятевский.
Но челядинец, на свой риск, решил все же продолжить:
– Человек этот многие годы ходил в приказчиках у князя Василия Шуйского.
Телятевский остановился.
– Отчего раньше молчал, холоп?
Челядинец виновато развел руками.
«Не бывать тому, чтобы людишки Шуйского моих крестьян на дыбу вешали. Не бывать!» – негодовал Телятевский, подъезжая к государеву Кремлю.
После боярского Совета князь сразу же направился
В дверь постучали. Вошел дворецкий Пафнутий, сгибаясь в низком поклоне.
– От приказчика Гордея человек, батюшка князь.
– Впускай немедля.
В покои вошел рослый молодец в разодранном суконном кафтане. Лицо усталое, болезненное. Глаза лихорадочно горят.
«Знать, беда приключилась», – в тревоге подумал Андрей Андреевич и подошел вплотную к изможденному гонцу.
– С добром или худом?
Холоп истово перекрестился на киот с божницей и повалился на колени.
«Так и есть – пропал хлеб», – меняясь в лице, решил князь и рывком поднял гонца на ноги.
– С добром, князь, – наконец выдавил из себя холоп. – Велел приказчик Гордей сказать, что весь хлебушек распродан в Вологде по двадцати три алтына за четверть. Дня через три приказчик в Москве будет.
Телятевский выпустил из рук гонца и с довольной улыбкой опустился в кресло. Слава богу! Ох и пронырлив Гордейка. По самой высокой цене хлеб распродал. Придется наградить достойно за радение.
Андрей Андреевич внимательно глянул на холопа, спросил:
– Отчего сам невесел? Или хворь одолела? Да и кафтан весь изодран.
– По дороге в Москву разбойные люди на меня под Ярославлем напали. Коня свели, платье порвали да полтину денег отобрали. Едва отбился от ватажки. А тут еще лихоманка замаяла.
– Плохо отбивался, ежели без коня и денег остался, – промолвил князь.
Однако за добрые вести гонцов кнутом не жалуют. Спросил миролюбиво:
– Чьи шиши 95 тебя повстречали?
– Атаманом у них Федька Берсень. Лихой бродяга. Сам-то он из пашенных мужиков князя Шуйского. А вот в ватажке его разбойной и наши беглые крестьяне очутились.
Андрей Андреевич нахмурился. Хотел было что-то резко высказать гонцу, но передумал и махнул рукой.
– Ступай на двор. Покличь мне Якушку.
Глава 12 НА ДВОРЕ КНЯЖЬЕМ
В княжьей поварне Болотникова накормили вдоволь. Иванка озадаченно вышел во двор и не спеша побрел на конюшню проведать Савраску. Шел и удивлялся. Отродясь так не везло. От смерти его сам боярин Борис Годунов вызволил. Тот самый боярин, который в народе нелюбим. Чудно! И какое дело цареву боярину до мужика. Здесь что-то не так. А может, Афоня Шмоток к государеву правителю
Болотников вошел в распахнутые настежь ворота княжьей конюшни и зашагал по проходу между стойл к концу полутемного сруба, где стояли па привязи кони ратников.
Иванку окликнул невысокий старичок в лыковых лаптях и кожаном запопе.
– Чего надобно, молодец?
– Аль не признал, Ипатыч? Ратник я княжий. Иду к своему Гнедку, – отозвался Иванка.
Старичок глянул на Болотникова подслеповатыми глазами, но, видимо, так и не признал. Подошел ближе, осенил себя крестом.
– А не врешь, молодец? Уж не лиходей ли? Наведешь порчу на лошадей, чего доброго. Ты постой тут, а я до набольшего конюха добегу. Он-то глазастый. Разберет что к чему, – промолвил старичок.
– Да ты что, Ипатыч? Совсем у тебя память отшибло. Нешто забыл, как я тебе два дня назад пару навильников выстругал?
– Вот так бы и толковал сразу, Иванка. Уж ты прости меня старого. Глазами ослаб, запамятовал. Ступай к своей лоша душке.
В последнем стойле заржал конь. Поднялся и потянулся мордой к Иванке.
– Узнал, Гнедок. Ох и соскучился я по тебе! – тепло проронил Болотников и обнял коня за шею. И почему-то сразу вспомнились Иванке сев, отец в чистой и белой рубахе, первая теплая комковатая борозда…
Болотников опустился на копну свежего сена и закрыл глаза. Дурманяще пахло вьюночком, манником, пыреем, мятликом. И до чего же хорошо лежать на мягком сене!
На селе сейчас страда. Взлеты и шарканье кос, потные спины мужиков, духовитые стога…
В соседнем стойле послышался неторопливый разговор двух крестьян.
– В деревеньку тянет, ох, тянет…
– Топерь не скоро в вотчину вернемся. Князь повел стога в лугах метать.
– У тя лошаденка есть?
– Угу. Добрый коняга. Соху легко тянет. Три года его выхаживал. А у тебя?
– Нету, братец. Прошлым летом загубили мою Каурку. Князь себе летние хоромы ставил. Лошаденку к плотничьей артели приписал. Лесины таскала Каурка. А она у меня по десятому году, слабосильная. Возле хором и пала. Потом не купил.
– А чего ж?
– Хе, братец. Откуда эких денег набраться? В одном кармане вошь на аркане, в другом блоха на цепи. Ребя-тенок-то тринадцать, душ!
– Пропадешь без лошаденки.
– Пропаду, братец… К соседу пойду. Богатющий, изба-пятистенка. Приеду с боярщины и в ноги кинусь Никите Силычу. Коня попрошу. Вспашу десятину как-нито.
– Дорого дерет, поди, Силыч?
– Свирепый. Без бога живет. За каждый день по чети хлебушка отбирает.
– Ох, сгинешь…
– Сгину, братец.