Иван-Царевич и С.Волк
Шрифт:
День догорал. Кабинет первопечатника был завален грязными стаканами, недоеденными бутербродами с... впрочем, происхождением их верхних компонентов было лучше не интересоваться, и исписанными, местами мятыми, местами рваными, местами с отметинами от чая, бутербродов и бананов в шоколаде листами бумаги. Где-то там, в глубине, была погребена корзина для мусора, пара стульев и не выдержавший напряжения мини-сингер. Но отряд не заметил потери бойца, и к закату "правдивая драма в четырех частях с прологом, эпилогом и хэппи-эндом" была готова.
В ней было все – коварство,
Город и так уже гудел, как улей. Агитация против существующей династии в продуктовых очередях, эффективность которой была прямо пропорциональна их длине, туманные песни Гарри, которые в его отсутствие подхватили его коллеги по цеху – уличные певцы и бродячие артисты, тонкие намеки управляющих "Бешеными вепрями" на возможные скорые интересные события – не пропустите, будет о чем внукам рассказать (если живы останетесь), которые расходились по столице как круги на воде – все это будоражило общественность, придавало форму новым легендам и извлекало из шкафов и подвалов старые, несколько подзабытые, но еще дышащие и кровоточащие. Парады, наряды, балы, маскарады ушли в прошлое. Людям доходчиво объяснили, как плохо им живется, и они в это поверили.
Королевские гвардейцы, дворцовая стража, и даже солдаты регулярной армии рыскали по городу, хватая всех, кто, с их точки зрения, походил на заговорщиков (то есть, хорошо одет, с большим кошельком и не способный оказать сопротивление), что было подобно выступлению духового оркестра в горах в период обвалов. Из дворца доносились слухи о пытках и тайных казнях, со стен – о неудачных вылазках и потерях.
Люди ждали спасителя и были готовы принять его, но пока внешне все было спокойно – так покрытой бездонными снегами горной вершине не хватает всего лишь одной снежинки, чтобы вниз сорвалась лавина, погребая под собой королевства и династии.
Через два дня, после вечернего спектакля, в гримерку Мальвины-Серого вбежал запыхавшийся Мур.
Волк уже хотел кокетливо поинтересоваться, а где же розы, но увидел выражение лица стражника, и сердце пропустило удар.
– Назначена казнь?
– На воскресенье. После дневной службы в храме. На Дворцовой площади. Король напуган слухами о восставшем из мертвых инфанте, и приказал казнить обоих принцев. На всякий случай.
– А сегодня среда?
– Пятница.
– ..............!!!!! Мы ничего не успеваем!!!
– Как идут репетиции?
– Еще до середины даже не дошли! Ты хоть представляешь, Юджин, – что такое выучить пьесу наизусть? Вам, людям, далеким от искусства, этого не понять!
– И что будем делать?
– Медальон когда будет готов?
– Завтра, как старик и обещал.
– А пораньше попасть во дворец ты не сможешь?
– Нет. Нам обычно туда вход закрыт, ты же знаешь. Я же рассчитывал, что во вторник состоится общее собрание, и будет возможность... –
– Что, ты что-нибудь придумал? – встрепенулся Волк.
– Придумал. Надо поговорить с Гарри. Пусть завтра вечером как-нибудь навестит своего... земляка. Они же вечерами как раз в том дворе костры жгут, куда окошко нашего Ивана выходит! Это же моментом – ему и сказать-то всего пару слов царевичу – чтобы тот всегда говорил, что этот медальон у него с детства на шее! И ты, помнится, говорил, что у тебя какой-то магический амулет есть, при помощи которого ты в любом месте можешь Ивана найти – так мы дадим его Гарри, чтобы уж все наверняка было.
– А он справится? – усомнился Волк. Несмотря ни на что, а, может, именно как раз по этой причине, к заносчивому менестрелю у него было весьма специфическое отношение.
– Сергий, ты не справедлив, – мягко упрекнул его стражник. – Гарри – замечательный человек. Он талантлив, а у всех талантливых творческих людей свои... странности.
Серый поморщился, и после недолгой внутренней борьбы, в которой был самим собой повержен, вздохнул:
– Ну, ладно. Если ты за него ручаешься... пусть это будет Гарри. Но если что – это будет последняя странность в его недолгой жизни.
– Не надо угроз, – укоризненно покачал головой Мур.
– Это не угроза. Это констатация факта.
Иоганн Гугенберг с большим рулоном в одной руке и ведерком клея – в другой, выбрал подходящую поверхность и приступил к работе. Взмах кистью, ловкое движение руки – и очередная афиша заняла свое место в интерьере города и его истории.
И внизу – шрифтом поменьше: "Вход бесплатный. Начало представления – в девять часов утра в воскресенье. Все собранные от спектакля средства пойдут на гуманитарные цели."
Щелкнул кнут – и бочка водовоза, запряженная парой лошадей, резво покатилась прочь. Правый бок ее теперь украшал намертво приклеенный лист бумаги.
А первопечатник, удовлетворенно хмыкнув, подхватил свое имущество и бодро зашагал к стене ближайшего трактира, и через минуту рядом с надписями "Мы работаем до восьми часов", "Даешь свет" и "Франсуа Генрих Манер – не очень умный человек" укрепился очередной плакат.
После десяти часов вечера быстро стемнело, во дворце зажгли светильники, канделябры и фонари, и он засиял, осыпанный огнями, как королевский именинный пирог на стопятидесятилетнем юбилее, хотя, как говорят, короли столько не живут – работа у них больно уж вредная.